Я продиктовал ему номер, и Малик, сославшись на занятость, распрощался.
Я уставился на кипу бумаг у меня на столе — это были данные о компании «Дагмар холдингс». Я собирался повнимательнее их просмотреть, но на часах было без десяти двенадцать. Это могло подождать.
— Не хочешь поесть или выпить? — спросил я Беррина. Он улыбнулся и кивнул:
— Я бы не против и того и другого.
— Тогда идем.
И мы с ним вышли, в который раз оставив комнату для расследования дела Мэттьюза пустой и тихой.
Айверсон
В тот вечер ужин приготовил Таггер Льюис. Рыбу под соусом карри с лапшой и тушеными овощами. Получилось прямо объедение. Оказывается, последние полгода он учился на шеф-повара и здорово преуспел, потому что я давно уже так вкусно не ел. Сказать по правде, это заставило меня снова поверить в образовательную систему Британии. Единственный, кто все портил, — это Джонни, не перестававший ахать и охать с того момента, когда узнал, кем оказался похищенный нами человек со стрижкой под Элвиса. Не успел я покончить с едой, как он снова завел свою шарманку.
— Я должен получить побольше за свою работу, — заявил он. — Мы притащили сюда этого злобного пса Криса Хольца, которого сама его мамаша прозвала Мучителем Барнсбери! Самый опасный тип во всем северном Лондоне! И нате вам — я оказался в банде, которая его выкрала! Вам-то что. Вы собираетесь наварить на этом деле хорошие бабки. Так вот, я тоже хочу участвовать в дележе!
— Так ты же ничего не делал, Джонни, — заметил я. — Только вел машину, а всю тяжелую работу выполнили мы.
— Я тоже рисковал своей шкурой, Макс, хотя меня никто и не спрашивал, согласен ли я на это. И мне придется жить в этом проклятом городе под постоянной угрозой закончить жизнь визитом в мастерскую Криса, откуда не возвращаются.
— Да тебя никто не станет искать, — пробурчал Джон с набитым ртом.
— А ты разве забыл уже, что это я угнал машину? Копы могут накопать какой-нибудь след, который приведет их ко мне, и тогда мне крышка. Мне велели угнать машину для дела, на какое я ни за что бы не пошел, если б знал, а теперь оказывается, оно касается самих Хольцев!
— Ты напрасно волнуешься, — сказал я. — Заберешь деньги, причитающиеся тебе, да живи себе спокойно. Кто знает, сколько тебе суждено прожить! Стоит ли тратить всю жизнь на пачканье штанов от страха перед тем, что может и не случиться.
— Тебе легко говорить. Ты получишь прилично и сможешь смыться куда пожелаешь.
— Ой, да перестань ты нести всю эту чушь, надоело!
Это презрительное замечание сделал Калински. На нем был черный свитер с высоким горлом, поверх которого свисали три толстые золотые цепочки, а седые волосы он тщательно зачесал назад. Это делало его похожим на гангстерский вариант Милк Трея[17]. Он оттолкнул тарелку, не доев и половины, и закурил «Ротманс».
— По-твоему, ты знаешь, что такое страх? — сказал он, тыча сигаретой в сторону Джонни. — А? — Джонни молчал, а он смотрел на него с видом опытного знатока. — Ни черта ты не знаешь! Так вот, сейчас я тебе объясню. Страх — это когда ты стоишь на улице без всякого прикрытия и эти сволочи из СО19 стреляют в тебя, а твой лучший друг, с которым ты сделал работу, падает мертвым на тротуар, прямо рядом с твоими ногами, и ты знаешь, через две-три секунды ты тоже будешь вот так валяться. — Калински смерил Джонни тяжелым взглядом. — Вот, мой мальчик, что такое страх.
— И что же случилось? — испуганно спросил Джонни.
— Ты хочешь узнать, почему я все-таки здесь, а не умер? Мне продырявили живот и ногу. Я провалялся в больнице полтора месяца, но меня все равно притащили в суд. Я получил четырнадцать лет за вооруженный грабеж и попытку убийства, так как мне тоже удалось ранить одного из этих подонков. Единственное, о чем я по-настоящему жалею, — это что он не сдох.
Честно говоря, я не очень-то поверил, будто Калински участвовал в перестрелке, подобной легендарной бойне в O.K. Коррале[18]. Насколько я знал, за всю свою преступную карьеру он выстрелил всего раз, да и то в потолок подвала почтовой конторы. И он точно не был отчаянным головорезом. Как говорил мне Джо, Калински отсидел в тюрьме всего один маленький срок, что говорило о его бдительности и осторожности. Поэтому-то мы его и позвали на это дело. От кого-то понесло противной вонью, и не только из-за острого карри.
Джонни со вздохом опустил голову на руки.
— И какого черта я здесь торчу? — сказал он, ни к кому не обращаясь.
— Потому что кишка тонка! — проворчал Калински.
— Оставь его, Майк, — сказал я. — У бедняги была тяжелая неделя. Его любовница оказалась бисексуалкой.
— А что здесь такого? — заржал Таггер. — Что может быть лучше, чем втроем покувыркаться в постели?
— Чего же хорошего, если третий не желает с тобой трахаться.
Таггер сочувственно похлопал его по спине.
— Черт, Джонни, неужели это правда? А ее любовница не хочет участвовать в этой развлекухе?
— Да катись ты к черту! — заорал Джонни, сбрасывая его руку. Потом обернулся и злобно уставился на меня: — Макс, я же только тебе доверился!
— Однажды я встречался с парой лесбиянок, — мечтательно проговорил Калински. — Обе были американками, порнозвездами. И звали их Кэнди и Брэнди. Брэнди оказалась еще та штучка! — Он с восторгом покачал головой. — Уж они знали свое дело, можете мне поверить. Такие вытворяли вещи, что с ума сойдешь, лучше и не говорить! Занимались этим в пентхаусе в «Савое».
Я бы ему поверил, но знал, что во всей Англии не сыщешь другого такого завиралу.
Я встал из-за стола.
— Пойду отнесу поесть малышу Крису.
Калински злобно уставился на меня:
— Вот еще, пусть поголодает.
— Утром я хотел его накормить, — сказал Джо, — но он послал меня к черту. Я и ушел. В воскресенье утром мы его отпустим, и, если он решил похудеть, его дело. Вода у него есть, так что не сдохнет.
— Он провел здесь уже почти два дня и ничего не ел. Пойду проверю, как он там.
— Просто ищешь случай еще раз набить ему морду, — усмехнулся Джо.
Отчасти он был прав. С самого начала Крис раздражал меня не меньше Джонни. Когда мы в ту ночь вытащили его из фургона и приволокли на ферму, он словно сошел с ума, брыкаясь, как взбесившийся жеребец, и осыпая нас страшными проклятиями. Мы с Калински вынуждены были здорово его отколошматить. Калински доставляло особенное удовольствие топтать мошонку Криса, пока Джо не оттащил нас, испугавшись, что мы его прикончим. На следующее утро я попытался его накормить, но он плюнул мне в лицо и заявил, будто я труп. Эта опрометчивость стоила ему разбитого в кровь носа, тем не менее он продолжал сопротивляться и в те редкие минуты, когда у него изо рта вынимали кляп, извергал жуткие угрозы и ругань. В конце концов я невольно зауважал его. Он был отъявленным подонком и редким мерзавцем, но никак не трусом. И еще я подумал что лучше заставить его как следует помучиться, чем просто убить. Этим мы его сломаем, как следует унизим. Не такой уж я злобный тип и, честно говоря, думаю, не способен расправиться с человеком, не дав ему возможности защищаться. К тому же оставив его в живых, мы заработаем денег, поэтому мне казалось, что мы сполна ему отомстим.
— В данный момент, Джо, он для нас ценный заложник, и в наших интересах, чтобы он таковым и оставался. Если мы вернем его живым, со временем Хольцы обо всем забудут. А если он окажется мертвым, они не успокоятся, пока не рассчитаются с нами. — Я взял пару кусков хлеба. — Как видишь, я не собираюсь его закармливать.
Я вышел и по коридору направился к двери под лестницей, ведущей в подвал. Отперев ее, я зажег свет и медленно спустился по деревянным ступенькам.
Крис был привязан к стулу, который, в свою очередь, мы намертво привинтили к голой каменной стене. Он сидел босым, в рубашке и в мокрых от мочи брюках. Глаза у него были завязаны, рот заклеен лентой, а лицо покрыто сплошными синяками. После моего удара под носом и на шее у Криса застыли струйки крови. На лбу красовался еще один кровавый шрам. В целом выглядел он ужасно.
Он повернул голову на звук моих шагов. Я взял кувшин, налил воды в грязную чашку, потом оторвал от его губ клейкую ленту. Обычно он сразу же начинал сыпать проклятиями, но сейчас он только закашлялся, прочищая горло.
— По-моему, у меня сломаны ребра, — тихо выговорил он, — и мне нужно сменить брюки.
— Если ты ищешь сочувствия, то не потому адресу обратился, — сказал я. — А теперь открой рот, я дам тебе хлеба.
Крис повиновался, и я сунул ему в рот кусочек хлеба. Он стал жадно жевать и быстро расправился с обоими кусками.
— Есть еще хлеб?
— Это твоя дневная норма. А теперь я напою тебя. — Я поднес к его рту чашку, и он выпил почти всю воду.
Я поставил чашку на пол рядом с кувшином. Мне было почти жалко Криса Хольца, связанного и задыхающегося от запаха собственной мочи. Но потом я вспомнил о том, что он сделал с Элейн и с братом Калински, и вся жалость улетучилась. Его теперешние страдания наверняка были меньше тех, которых он заслуживал.
— У меня есть деньги, — произнес Крис. — Много денег. Если поможешь мне отсюда выбраться, я обеспечу тебя на всю жизнь. Сколько ты хочешь?
— Извини, Крис, но это не пройдет.
— Сто тысяч фунтов, сто пятьдесят? Я могу их достать. Честно! — В его голосе вдруг появились жалобные нотки, что не улучшило моего мнения о нем.
— Завтра мы получим от твоего отца намного больше.
— Да он вас прикончит! — Он говорил тихо, но с угрозой. Он верил в свои слова. — Где бы вы ни спрятались, он вас отыщет, и тогда вам не жить. — Я начал заклеивать ему рот, и тон его сразу изменился. — Пожалуйста, дай мне другие брюки. Пожалуйста!
Проигнорировав его просьбу, я заклеил ему рот. Крис несколько минут отчаянно дергался на стуле, пока ему не изменили силы.
— Утром, — пообещал я ему. — Мы поменяем их утром.