Не успеваю договорить, а он уже достаёт первый же контейнер.
— Что тут у нас? М-м-м… клубника. Беленькая почти вся, покрытая инеем. Отлично. Анют, закрой глаза.
— Зачем? Ла-а-адно, — сдаюсь, не устояв перед его улыбкой. — Надеюсь, ты не собираешься её… Ох…
Обжигающий холод проходится вдоль ключицы. Лёд по коже — тепло по сузившимся венам. Дрожь цепной реакцией прокатывается по телу. Так и стою ошеломлённая. Это так… Так… Как бывает только, когда на меня смотрит Север.
— А-а-ань, — вымученный стон разбивается о мой висок. — Если бы мы были сейчас одни…
— Мы не одни, — зябко растираю руками плечи.
Чувство такое будто выпал первый снег. В июле. На моей кухне.
Шок и зыбкое ощущение чуда, которое никто кроме тебя не видит. И поэтому чужое присутствие рядом мешает. Раздражает.
Только в реальной жизни чудес не бывает.
«Или мы просто перестаём в них верить», — приходит вдруг в голову.
Почему-то сразу становится жалко: себя, Артёма, всех. Мы вырастаем, обжигаемся, разочаровываемся и в какой-то момент просто становимся чёрствыми.
— Прости. Я, кажется, заигрался.
Артём отворачивается. Его голос звучит сухо, отчуждённо как-то.
— Это было неожиданно, — опускаю голову. Сжимаюсь вся. — Всё в порядке.
Я не вру, но гордиться здесь нечем. Полуправда то же самое, что полуложь, но почему-то настоящим жить пока сложнее, чем прошлым. А жизнь не спрашивает. Она просто бежит своим чередом.
Старшинов рассеянно бросает ягоду на дно одного из стоящих рядочком бокалов.
— Моим будет, — роняет едва слышно в тишину. — Я схожу, лицо умою, если ты не против.
Злится. Я предупреждала, что обоим будет тяжело, а он отмахнулся. Теперь бесится.
— Нет, конечно. Ванная — вторая дверь по коридору.
— Буду ждать тебя со всеми в гостиной.
— Хорошо, Артём.
Дожидаюсь, когда он выйдет и закрываю лицо руками. Вечер только начался, а я уже так устала, что улыбку хоть нитками к лицу пришивай. Знаю не время, но мне нужна перезагрузка. Прошмыгиваю на задний двор. Щелчок зажигалки, вороватая затяжка. Фоном музыка. Соседи что-то празднуют, гомон стоит на всю улицу.
В лёгких никотин, в голове мысли. Очень много мыслей, особенно тех, о которых думать не хочется — они самые настырные. Даже к Лане на работу сегодня заскочила. Разумеется, не от большого желания её видеть. Мы больше не общаемся. Я только хотела напомнить себе, почему поступаю именно так, как поступаю. Убедилась.
Перед глазами до сих пор стоит растерянное лицо Севера. Не ожидал меня там увидеть, боялся сдам его похождения. Значит, всё-таки ею дорожит, а со мной — условность, страх, что наследил. И всё.
Может, неправильно умалчивать о выпитых таблетках, но злость сильнее меня. Всё равно через пару месяцев поймёт, что пронесло, а пока пусть понервничает. Думать надо было, когда изменил Лане, лишь бы обскакать Артёма, не заботясь ни о её, ни о моих чувствах. Поделом эгоисту.
По дороге в гостиную отвлекаюсь на странный шум в прихожей.
Первым бросается в глаза бесконечно ошарашенный профиль матери на фоне теснящихся в узком проёме Лиса с миловидной шатенкой. У обоих в руках по четыре горшка с орхидеями, а на лице — придурковатые улыбки.
— Что празднуем? — выхожу на свет, решив прийти ей на выручку.
В этот момент открывается входная дверь, в дом заходит третий гость. Уже с пятью горшками орхидей. Вообще, без улыбки.
И снова кожу покалывает, будто вьюга в дом ворвалась: та же хрустальная хрупкая радость, то же ощущение чуда.
Глаза в глаза. Два немых вопроса, оба без ответа. Резиновая секунда, по истечении которой нахальная речь Лиса заставляет повторно онеметь.
— Нам сорока на хвосте принесла новость, что вы тут смотрины затеяли. Вот мы как хорошие друзья решили присоединиться.
— Жюри от лица отсутствующего Стаса, так сказать, — завершает Дан. — Вечер добрый, тёть Оль. Привет, Анюта, — взгляд-укол на меня и снова обращается к маме, — я так полагаю, нам в гостиную, на этот божественный аромат жаркого?
Стоит Северу заговорить, как дверь моей спальни начинает сотрясается под напором Спанча.
— Проходите, ребята — отмирает, наконец, мама, упираясь в Даню внимательным взглядом. — Вам здесь всегда рады.
Стоит ли говорить, что на фоне заливистого лая её слова звучат достаточно двояко.
Я вжимаюсь в стену, пропуская незваного гостя, затем мать и девушку Лиса, выглядящую сущим ребёнком на фоне двух своих рослых спутников. А вот самого Кирилла решаю притормозить.
— Сейчас же греби в охапку своего дружка и проваливайте!
Кира если моё шипение и впечатляет, то где-то на уровне мышиного писка.
— Извиняй, мелкая, — он невозмутимо стряхивает мою руку. — Мной может командовать только одна женщина и это не ты. Иди вон Севера догони, с ним у тебя шансов договориться больше. На-ка, тоже прихвати цветочек, не стой столбом.
Орхидея, которую он мне всучил, мешает прицелиться и хорошенько пнуть охламона вдогонку.
Меня начинает бить мелкая дрожь. Вот же сволочи! Теперь хоть метлой их гони, хоть терпи за столом — вечер одинаково испорчен.
Глава 39
Дан
Поддатый хозяин в отличие от своей супруги подвоха в нашем появлении в упор не видит. Частично это заслуга початой бутылки самогона, стоящей перед ним, частично — страдальческое выражение лица почётного гостя.
Вот при виде его я тоже не могу сдержать едкой ухмылки. У Артёма, держащего в руке пустую рюмку, сейчас такой вид, будто он внутренности готов оставить под столом.
А ты как думал?
Медовуха это тебе не Хеннесси, братан. Хочешь Аньку — привыкай.
— Здравствуйте, Альберт Петрович! — зычно здороваюсь с Анькиным отцом.
Краем глаза подмечаю совсем уж нехорошо взбледнувшую физиономию адвокатишки. Не ждал сюрпризов. А чего это?
Мне показалось я был достаточно убедителен.
Ну нет, так нет. Закрепим материал.
— Кирюха, Дан! Вот это вы хорошо подгадали! Унюхали-таки, черти, Олькино жаркое.
— Ну что, по штрафной? — широко улыбаюсь, пожимая крепкую руку старшего Королёва.
Вот с ним как-то сразу получилось найти общий язык. Мировой мужик. Помню, ещё сопляком с ним больше времени проводил, чем с родным отцом. Это потом отдалился — учёба, девочки, баскетбол. Но даже появляясь здесь в лучшем случае раз в год, батю Стаса я всенепременно вспоминал с теплом.
— Вот это свой человек! — хлопает он ладонями по коленям. — Не зазнался Данила, молодец пацан. Кирюха, а ты, я слышал, свадьбу осенью играешь? Как же без Стаса-то?
Лис прячет горделивую улыбку в уголках губ и обнимает Полину со спины.
— Так собирались до следующего лета потерпеть. Но у нас обстоятельства… — бережное поглаживание по животу зардевшейся невесты говорит само за себя. — Не получилось стать шафером, зато крёстным точно будет.
— А я всегда говорил, что из всей вашей бедовой троицы ты самый шустрый, — одобрительно потерев подбородок, Альберт принимается разливать по рюмкам самогон. — Такое дело грех не отметить. Давайте-ка, ребятки, рассаживайтесь. Места всем хватит.
На удивление Артём достаточно быстро берёт себя в руки и даже галантно отодвигает стул для Анюты. Недолго думая, усаживаюсь рядом.
Лис вдохновенно сочиняет, как мы не могли определиться с цветом орхидей и поэтому скупили все расцветки, какие были. Полина тут же подхватывает тему, перетягивая внимание хозяйки на себя эмоциональным рассказом о том, как Кир по тому же принципу выбирал ей первый букет. Слаженно работают, заслушаться можно. Но моя цель сейчас Аня.
— Скажи, что забыла соль. А я схожу проверить, закрыл ли машину, — произношу негромко.
— Приятного аппетита, — она плавно высыпает мне в тарелку содержимое солонки. — Чего-то ещё?
Глаза её и будто не её, там даже злости нет. Сплошная горечь.
Пытаюсь понять…. и ничего. Ничего адекватного на ум не приходит.
— Может, всё-таки выйдем на пару слов? Раз ты сегодня такая щедрая.
Сейчас плевать на косой взгляд, сидящего по ту сторону от неё Артёма. Тяну руку к столу.
Наши пальцы соприкасаются. Не кожа, а лёд.
Тон ещё холоднее.
— Зачем выходить? Я и при всех могу сказать. Проваливай, Север. Тебе здесь не рады.
— Ань, я вроде нормально попросил. Неужели сложно выделить минуту? Всего одну минуту.
— Красиво говоришь, — она убирает руку, отпивает глоток компота, не отводя от меня пустого взгляда. — Но это больше не действует.
— Недавно мне так не показалось.
— Показалось.
Скупая улыбка короткая как плевок, и Аня отворачивается к своему адвокатишке.
— Артём, ты только ради бога, не бери в голову. Некоторым при рождении наглости досталось больше, чем ума. Не доходит.
Ну-ну…
Мы пьём за скорое пополнение в семье Лиса. Потом за встречу, за то, чтоб Стасу хорошо служилось. Громкость разговора давно выдаёт порядочную степень подпития мужской части собравшихся. Кажется, домашний, мутный, ядрёный самогон одного меня никак не проберёт. Легче не становится. Уносит? Однозначно. Куда? Чёрт его знает.
Анюта так близко, что мы периодически соприкасаемся локтями. Артём зачем-то выходит. Хозяева дома обсуждают преклонный возраст Тёть Олиной матери. В частности, участившиеся поломки лифта и её нежелание оставить квартиру на седьмом, чтобы переехать сюда, поближе к земле. Убедившись в относительной уединённости, склоняю голову к Анькиному плечу.
— Вот объясни, Малая, чего ты добиваешься? Ну не бывает так, чтоб засыпать в обнимку и так целовать на прощание, а через полдня — как отрезало. Что не так-то?!
— Ты и Лана, — она резко поворачивает голову, смотрит на мои губы и так же стремительно отворачивается.
— Лана? Да пошла она лесом, — торопливо шепчу в порозовевшее ухо. — Аня, ты меня с ума сведёшь. Кроме шуток. Я к тебе пришёл. К тебе. Давай просто забудем про неё. Я уже забыл. Ну Ань, мне что, на колени встать? Блять мне без тебя плохо!