Сейчас наступило такое время, что нельзя почивать на лаврах и довольствоваться тем, что ты знаешь и умеешь. Мир не стоит на месте. Развиваются технологии, совершаются новые открытия. Новой информации ежедневно появляется столько, что, порой, кажется, не хватит жизни, чтобы ее изучить, переварить и применить в работе.
Профессия дарит интереснейший и огромный круг общения. Среди моих пациентов бедные и богатые, успешные и не очень, молодые и старые. Потому что болеют все. Болезнь не разделяет по социальному статусу, по менталитету, уровню образования. Ты видишь абсолютно все слои общества. Очень разные характеры и привычки. И когда ты принимаешь по 30–40 человек в день, то уже одного взгляда бывает достаточно, чтобы понять, с чем пациент к тебе пришел. В какой-то момент становиться уже ненужным, чтобы больной мне что-то рассказывал. Мне достаточно просто на него посмотреть. Он заходит в кабинет, а я уже знаю, с какой проблемой он пришел. С венерическим ли заболеванием, с зудом ли, с инфекцией ли.
Я не волшебник и не экстрасенс, просто это опыт общения с большим количеством людей. Болезнь накладывает определенный отпечаток на человека. И врач это видит. Конечно, мы пользуемся всеми методами диагностики, обследования, собираем анамнез, проводим визуальный осмотр. Жизненный опыт и опыт общения с людьми, пациентами, конечно, не заменяет методы лабораторной и инструментальной диагностики. Но жизненный опыт опережает своей информативностью результаты получаемых анализов и исследований.
2. Экскурсия в моргЭта глава о том, что между профессией медика и юриста есть безусловная, хоть и не вполне очевидная связь
Я вырос не во врачебной семье. Мои родители всегда были натуры цельные, с детства, приучавшие меня к определенным морально-этическим жизненным принципам. Отец был коммунистом в хорошем смысле этого слова и, возможно, поэтому в нашем доме исповедовались идеалы чего-то светлого и доброго. Мы жили, как большинство советских семей. Умели радоваться мелочам и верить в лучшее. Это было время, когда не было Интернета, гипермаркетов и даже мобильных телефонов, но зато воду пили из-под крана, а ключи от квартиры спокойно оставляли под ковриком.
Увы, но я не мечтал о профессии врача с детства. К ней меня аккуратно подводили родители. Это они мечтали, чтобы их сын посвятил себя светлому, благородному и нужному делу. (Думали ли они, что это будет ДЕРМАТОВЕНЕРОЛОГИЯ?)
А что может быть выше и благороднее медицины? Врач — это человек, который каждый день делает добро, спасает жизни. Так получилось, что сами папа и мама не любили ходить по врачам, поэтому об этой профессии многого не знали. Был какой-то далекий и красивый миф, идеал, в который верили. Они по любому поводу говорили мне, как было бы замечательно, если я обратил свое внимание на профессию врача. А я и не возражал! Своей голубой мечты у меня не было…
Дети в 70–80-х годах были совсем другие, нежели, чем сегодняшние. Сравнить меня ребенком и мою дочь сегодня попросту невозможно. Ей лет, но она уже на все имеет свое собственное мнение. И мнение отца для нее не авторитет! У меня порой волосы дыбом встают от ее словечек. Она развивается, как самостоятельная личность. Подумаешь, папа что-то сказал! Она заявляет: «Я сама знаю, как правильно». Это, безусловно, нельзя оценить только положительно или только отрицательно. С одной стороны, хорошо, конечно, когда дети растут без комплексов и развиваются как самодостаточные личности. Ведь право на собственное мнение — это одновременно и ответственность за свои решения. Моя дочь порой совершает ошибки, и винить в них бывает некого, кроме себя. Это, безусловно, закаливает характер и учит думать на шаг вперед, что является хорошим навыком, который может облегчить будущую жизнь. Но с другой стороны, ребенок все-таки обладает меньшим опытом и багажом знаний, нежели взрослый, а значит, многие его поступки и решения могут быть очевидными для взрослых людей ошибками. И, как говорится, учиться ведь лучше на чужих ошибках, а не только на своих собственных. Наверное, идеальный вариант — золотая середина. А это самое сложное!
Если же вспомнить мое детство, то до двадцати лет я вообще никогда не спорил с родителями и всегда ориентировался на их мнение. Что вы хотите? Советское воспитание! Если родители сказали так — значит, так и надо. Я не мог даже предположить подвергнуть сомнению их слова. Учился хорошо. Не знаю, откуда, но с первого класса понимал, что моя задача — достойно учиться.
В жизни «учиться на чужих ошибках» — хороший совет, но не обязательная практика.
В медицине же это основное, главное правило, которое помогает спасать жизни.
Наверное, тоже, идеалы того времени — идеология ведь была сильная и окружала нас буквально повсюду. Был победителем олимпиад — физических, математических. И вот, благодаря родителям и с детства наработанному упорству уже в старших классах знал, что буду врачом. Но у нас не было знакомых из медицинского окружения. И никто из нас не представлял, как живут врачи, с чем они сталкиваются в своей жизни. Кто ж знал, что медицина — это то, что не заканчивается после работы. Она продолжается дома — в обсуждении пациентов, в собственной голове (мыслям же не прикажешь), вот и обдумываешь диагнозы, анализируешь, что было сегодня и что ждет дальше.
Итак, то воспитание, которое я получил от родителей, ведет меня по жизни до сих пор, и я точно знаю, что оно — достойное. Те идеалы, которых я придерживаюсь всю жизнь, делают мое существование комфортным. У меня нет угрызений совести, что я делал что-то не так или что что-то нужно было сделать по-другому. Я всегда вижу перед глазами пример жизни моих родителей, и в сложных моментах они помогают мне выбрать правильное направление.
Но до моего появления и профессионального выбора тоже было немало интересного. По крайней мере, мне кажется, что опыт моих родителей достоин того, чтобы о нем рассказать. Да, папа и мама — простые люди. И в то же время совсем не простые. Интересные. И их жизнь, так же, как и жизнь любого другого человека — удивительна и обыденна одновременно.
После службы в армии мой папа приехал в Донецк — поступать на экономический факультет. Там он встретил маму. Была весна. Цвели каштаны. Окно в лекционный зал было открыто. Папа повернул голову и увидел, как яркий солнечный луч запутался в черных шелковистых волосах девочки, сидящей возле окна. И он понял, что пропал навсегда. Очень быстро они поженились, и вскоре родился я. Мои родители вместе почти 50 лет.
У них, как у большинства молодых семей, не было своего жилья. Они переезжали с квартиры на квартиру, в руках лишь котомка с вещами и сверток — со мной. И вот — о, радость! — получили квартиру. Голые стены, но какое счастье — они свои. Родители назанимали денег и купили мебель. Появились стол, стулья, кроватка и диван. Они были на седьмом небе от счастья. Но долги надо было отдавать, а нечем. В это время стало популярным ездить на Север — на заработки. Это называлось — «в погоню за длинным рублем». И отец на год завербовался в Якутию. Прошел год, и его контракт продлили. Папа вызвал маму — для нее там тоже нашлась работа. А меня решили оставить на один год с бабушкой и дедушкой.
Я хорошо помню, как мама собиралась, а я стоял и смотрел. Мне было 10 лет, но я понял, что меня с собой не берут — моих-то вещей в чемодане не было. Я еще немного постоял, понаблюдал. Потом вздохнул и сказал: «Наверное, мне придется идти пешком, без вещей». И мама, конечно, уже не смогла уехать без меня. Мои вещи быстро упаковали, чемодан с трудом, но закрылся. И мы уехали. Интересно, что когда мы уезжали, был апрель, и в Донецке уже вовсю распускались почки. А там, на севере, двухметровые сугробы не таяли до июня.
И как-то мы втянулись в эту жизнь. Сначала контракт продлили на один год, потом еще на один, потом на три. В итоге школу я закончил на севере в 1987 году.
Родители работали на угледобывающем предприятии. Уголь уходил за границу, а зарплату часто выдавали японской бытовой техникой. Как раз тогда начался бум японских магнитофонов и телевизоров, и их невозможно было купить. А у нас дома стояло несколько видеомагнитофонов и телевизоров. По-моему, некоторые из них до сих пор остались нераспакованными.
И вот закончен десятый класс, пора поступать. На севере медицинских вузов не было. На семейном совете было принято решение поступать в Первый, тогда еще Ленинградский, медицинский институт. Мне наняли репетиторов — готовиться к вступительным экзаменам в медицинский. Конечно, Ленинград — это потрясающий город, но его красоты я не видел, так как сидел над учебниками до поздней ночи. Голова у меня опухала от такого количества информации. Но по-другому было нельзя, ведь в институте огромный конкурс — 16 человек на место!
Не всегда все происходит так, как мы хотим.
Сильный человек отличается от слабого тем, что видит в неудачах не конец мечте, а появление новых возможностей.
И вот первый экзамен — сочинение. Я написал и получил… два! Все. Сразу оказался свободен. Сказать, что я был в шоке — не сказать ничего. Что делать? Мне 17 лет. Как жить дальше? Куда идти? 17 лет тогда и 17 лет сейчас — это небо и земля. Тогда — это ребенок, сегодня — взрослый самостоятельный человек. В итоге, я остался с бабушкой в Донецке, готовиться к поступлению на следующий год. А родители опять уехали на север.
Кстати, в 10 классе нас опрашивали, куда мы пойдем поступать. Я тогда уверенно заявил, что собираюсь в медицинский институт. А мой приятель, готовился на юридический. И тогда наш математик Владимир Тимофеевич Фабер спросил: «Хотите, я вам организую экскурсию в морг, чтобы вы знали, с чем предстоит сталкиваться в жизни?» Конечно, мы хотели! Это же так круто!
И вот наступил день, когда нам надо было туда идти. Мы встретились за полтора часа до назначенного времени. Обсуждали, как к этому готовиться? Например, поесть поплотнее, или идти на голодный желудок? Ведь мы в первый раз в жизни увидим настоящий труп человека! И не только труп — нам обещали показать процесс вскрытия, чтобы мы узнали, из чего мы все состоим. В общем, взволнованные, так и не поевшие, приехали в морг.