В пластиковом мешочке лежала серебряная пентаграмма.
— Он был викканец?
— Да, — ответил Мемфис. — Это важно?
— Может быть, поэтому оборотень первым делом впился ему в лицо.
— Объясните.
— Если я права, то Шерман начал произносить заклинание, и оборотень его прервал.
— Но разве есть заклинания от ликантропов? — спросил Роза.
— Нет, — ответила я. — Но есть заклинания, влияющие на другие противоестественные сущности. Они предназначены почти исключительно для бестелесных существ.
— Вроде призраков? — спросила Патрисия.
Она так тихо сидела в углу секционного зала, что я почти о ней забыла.
Я покачала головой:
— Нет, не призраков. На них достаточно не обращать внимания. Это для духов, сущностей, демонов и других подобных созданий.
— Вроде дьявола? — уточнила Патрисия.
— Нет, я неточно сказала, не надо было вспоминать демонов. Я имею в виду: нечто скорее энергетическое, нежели материальное. В таком духе.
— Кто размахивает ножом, тот вполне материален, — заметил Мемфис.
— Ножи весьма материальны, но если Шерман думал, что заклинание поможет, то тот, кто их держал, мог материальным не быть.
— Не понял, — сказал Роза.
— Я тоже, — отозвался Мемфис.
Терпеть не могу излагать метафизику. Всегда получается неправильно, в лучше случае — непонятно.
— Мне нужно поговорить с ковеном Шермана или хотя бы с его верховной жрицей, но если он хорошо разбирался в магической стороне своей религии, то не стал бы тратить дыхание на что-то бесполезное.
— Рэнди был очень верующим и к вере своей относился серьезно, — сказал Мемфис
Я кивнула:
— О’кей, я все равно хочу говорить с жрицей но пока что надо посмотреть, смогу ли я определить, какого вида животное это было.
— Там не осталось звериной шерсти маршал.
— Я слышала — кивнула я.
— На анализ следов от когтей уйдет время.
— И может все равно не дать результатов особенно при чужой модифицированной форме оборотня. Мы знаем что ищем кого-то не очень высокого.
— Почему маршал?
— Когда оборотень заставляет когти вылезти, руки у него становятся больше, чем у нормального человека. Маршал Джеффрис смог накрыть ладонью следы на груди. Он мужик крупный, но руки у него не так велики, как у оборотня в полуживотной форме. Это значит, что мы ищем кого-то пониже или с руками поменьше.
— Но вы же только что сказали, что руки увеличиваются, — заметила Патрисия.
— Да, но есть предел, насколько увеличиваются. Если взять двух оборотней одного вида, но у одного шесть футов роста и большие руки, а другой пять футов с маленькими ручками, то после превращения у каждого животная форма будет больше человеческой, но тот, кто поменьше, все равно останется поменьше. Связано с отношением масс.
— Я много читал о ликантропах, маршал, но ни разу не видел, чтобы кто-то такое написал.
Я пожала плечами:
— Я знаю оборотней, доктор.
— Хорошо, значит, ищем мужчину пониже ростом.
— Или женщину, — подсказала я.
— Вы и правда думаете, что такое сделала женщина?
— Я видала оборотней обоего пола, которые творили совершенно поразительные вещи, доктор. Так что — да, эти повреждения женщину не исключают.
— Вы сказали, что хотите определить, что это за зверь. Мы взяли образцы на анализ ДНК, и это может дать результат. Но если ликантроп был в человеческой форме, только с когтями и зубами, как вы говорите, то ДНК может оказаться человеческой.
— В ней должен тогда быть вирус, — ответила я.
— Да, и через несколько дней мы его выделим.
Я покачала головой:
— У нас нет столько времени, доктор.
— Я открыт предложениям, маршал.
— Я вам говорила, что являюсь носителем ликантропии. Поэтому иногда я чую по запаху такое, чего не могут люди.
— Вы хотите на запах определить, что это был за зверь?
Я кивнула.
— Но, — вмешалась Патрисия, — если оборотень был в образе человека, разве запах не будет человеческий?
— Нет, — ответила я. — Если знаешь, что вынюхивать, то сеть фон… — Я мотнула головой: — Не могу объяснить. Но хочу попытаться.
— Я буду рад видеть, — сказал Мемфис.
— Мне придется снять маску.
— Это против правил.
— Может оказаться на чем-нибудь мое дыхание или слюна, но сама я не могу ничем заразиться от этого… от Шермана.
— Если это поможет поймать тварь на несколько дней раньше, давайте.
Я посмотрела на предметы и попыталась решить, какой предмет одежды или снаряжения наиболее близок был к ликантропу. Пересмотрела все мешочки и остановилась на ларингофоне с наушником. На нем были повреждения от зубов.
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас достал его из мешка, чтобы вещественное доказательство не было скомпрометировано.
— Ваше вынюхивание в суде учтено не будет, даже при таком количестве погибших полицейских, — сказал Мемфис.
— Не будет, — согласилась я, — но я не ищу доказательство для суда. Я ищу след — типа, куда идти и где искать подозреваемых. Больше мы ничего из этого не получим.
— Если вы унюхаете какое-то определенное животное, то пойдете говорить с местной группой, — догадался он.
— Да.
Он подошел и осторожно достал вещественное доказательство. Я сняла маску и подалась вперед. Закрыв глаза, я вызвала и себе то, что уже было не вполне человеческим. Зверей внутри себя я умею визуализовать: волчица, леопард, львица, белая и желтая тигрицы. Все они лежат в темной тени древних деревьев — так визуализируется мое внутреннее пространство с тех пор, как меня слегка переделала одна очень древняя вампирша. Марми Нуар, Королева Всех Вампиров, придала мне тигров для контроля надо мной. Пока что контролирую их я. Пока что.
Я осторожно позвала зверей и почувствовала, как они зашевелились. Сейчас я уже умею их удержать от физического проявления. Могу их вызвать как энергию — вот это я и попробовала сделать. Мне нужно было уловить некоторый запах, и я позвала волчицу. Она пришла трусцой на мой зов, белая с черными подпалинами. Я покопалась в источниках и выяснила, что ее масть означает штамм ликантропии, пришедший с дальнего севера, из холодных мест. Где больше снега, там больше белых волков.
Кожа пошла мурашками, я опустила лицо навстречу этому изделию технологий. Первым запахом была смерть. Волчица заворчала, и это ворчание пролилось из моих губ.
— Что с вами, маршал? — спросил Мемфис.
— Все в порядке. Не надо, пожалуйста, со мной разговаривать, когда я это делаю.
Запах пластика был резкий, почти едкий. Волчице он не понравился. Под ним угадывался пот и страх, и это ей понравилось: пот и страх означают еду, Эту мысль я затолкала обратно и сосредоточилась. Мне нужно было больше, Я чуяла запах Шермана, мужчины, и он все еще пах мылом и шампунем, которыми в этот день мылся, Как шелуху с лука снимаешь. Я подумала, что если бы я была волчицей, я бы все это учуяла и истолковала, но человеческий мозг тормозил.
Я почувствовала, как коснулась носом кусочка войлока и подумала: Какой зверь это сделал? Ощущался запах слюны, и он был не такой, как запах Шермана. Ум не брался понять, чем отличается — он отличался, и все. Мне нужен был запах животного, а не чего-то человеческого, Я отдала себя волчице, предалась ощущению меха и мягких лап, и… вот. Едва заметное дуновение чего-то звериного.
За этим едва заметным запахом я пошла, как идут найденной в лесу тропинкой. Тропинкой едва существующей, теряющейся в бурьяне и тоненьких деревцах. Я пробивалась сквозь узкий просвет, и вдруг мир наполнился… тигром.
Тигрицы во мне зашумели, зарычали. Я покачнулась, отшатнулась от вещественного доказательства, от запаха, от Мемфиса. Хлопнулась задницей на пол, волчица бросилась в укрытие, а тигрицы ревели в голове. Когда-то это значило бы, что они попытаются захватить мое тело, разрывая меня изнутри, но сейчас я умела сделать их потише.
Кто-то взял меня за руку, я подняла глаза. Что это за пластиковый человек? За лицевым щитком — да, действительно человек, мягкий, и все его образование, решительность и умение ни черта не стоят против когтя и клыка.
Со второй попытки мне удалось сказать:
— Место! Дайте мне место!
Он отпустил, но присел на пол чуть сзади. Я посмотрела на него, на еще двоих. Патрисия была испугана, и мои тигрицы закружились у меня внутри, котятки веселые. Страх — это еда.
Я с усилием поднялась на ноги, заковыляла к двери. Надо от них уйти. Нельзя было это пробовать без Эдуарда, который… который удержал бы все под контролем.
— Мне нужен свежий воздух. Не трогайте меня.
Я дошла до двери и вывалилась наружу. Рухнула коленями на пол, прислонилась к стене, попыталась загнать тигриц в чину безопасности. Они не хотели. Они унюхали тигра, и это их возбудило.
Очень близко раздался голос Эдуарда:
— Как ты, Анита?
Я мотнула головой, выставила ладонь ему навстречу — «не подходи». Он не подошел.
— Ответь мне, — сказал он.
Я сумела сказать, хоть и с придыханием:
— Я вызвала немножко мохнатой энергии, чтобы получить зацепку.
— Что случилось?
— Не знаю, кто убил остальных, но здесь мы ищем тигра-оборотня ростом, вероятно, ниже шести футов, либо с непропорционально маленькими руками. Достаточно мощный, чтобы отрастить только клыки и когти, без меха и других внешних изменений.
Я ощутила приближение Олафа и Бернардо еще до того, как подняла глаза и их увидела. Эдуард держал их на расстоянии, что было, наверное, хорошо.
— Это умеют только самые сильные, — сказал он.
— Ага, — подтвердила я.
— Ты это все узнала по запаху? — спросил Бернардо.
Я подняла на него взгляд — весьма недружелюбный, судя по его реакции.
— Нет. Большую часть я поняла из осмотра тела, но тигра определила по запаху — Я посмотрела ему за спину, где стоял Олаф, уже без защитного костюма, в черной одежде наемного убийцы. И ткнула в него пальцем. — Я не могла думать, пока ты там был со мной. Даже понятия не имела, насколько ты сделал меня бесполезной.