— Он успокаивает оскорбленные чувства в нашей маленькой группе.
— И насколько там народ злится?
— Анита, ты просила Жан-Клода выбрать тех, кто может за себя постоять. Это значит, что ты в одну комнату запустила много больших псов, дерущихся за одну кость. Мы с Реквиемом можем держать их на цепи, но я подумал, что тебе следует знать, пока ты в это не влезла.
— Спасибо.
— Ладно. Где ты сейчас?
— На пути к окраине города. Мы едем допросить свидетеля.
— Ты ела?
— Твердую пищу, несколько минут назад.
— А мокрую пищу?
Так среди вампиров называют кровь, и недавно я заметила, что некоторые из них этим термином обозначают мое питание от секса, от эмоций. Спорить с этим я не могла, хотя где-то в глубине души и хотела.
— Нет, — ответила я.
— Уже скоро будет четырнадцать часов с момента ее приема, Анита. С тобой кто-нибудь есть на всякий случай?
Я облизала губы:
— Есть волонтеры на самый экстренный случай, но настоящих — нет.
— Насколько ты далеко и по какой дороге?
Я спросила Эдуарда, он мне ответил, я передала Нечестивцу.
— В такое время суток быстрее будет, если кто-нибудь из нас к тебе прилетит.
— Кто из вас умеет летать настолько хорошо? И если это будет Реквием, то один он лететь не может. Хоть он дерется прилично, но этого сейчас мало. Пусть никто из наших не ходит по одному, пока мы этого гада не возьмем.
— Ты думаешь, Витторио попытается захватить кого-нибудь из твоих?
— Пойди мне навстречу. Так кто достаточно хорошо умеет летать, чтобы ко мне сейчас прибыть?
— Я умею, Истина умеет. Остальных спрошу.
Он отключил микрофон. Насколько я его знаю, он просто спросит Лондона и Реквиема, кто из них летает лучше. Я понятия не имела.
— Мы не можем встречаться с вампирами Жан-Клода прямо у дома свидетеля, Анита, — сказал Эдуард. — Это как раз подтвердит то, что думает полиция.
— Я это знаю, Эдуард. Я надеюсь, что он нас догонит потом.
— Ты собираешься питаться до того, как мы поедем обратно? — спросил Олаф.
— Нет. Но прошло уже четырнадцать часов, и мне пришлось заживлять серьезные раны, на что ушла энергия. Он к нам прилетит, но это всего лишь предосторожность.
— Я же сказал, что готов тебя кормить, — сказал Олаф.
— Спасибо, Олаф. Нет, правда спасибо, но… — Я подумала, что говорить дальше. — Наверное, не надо, чтобы первый наш раз был в кузове пикапа.
Он задумался на минуту, потом сказал:
— Да, лучше, чтобы было больше места и времени.
Я не соглашалась на секс с Олафом, но сумела не разбить его добрые намерения — секс без убийства партнерши. Эдуард просил меня попытаться — вот я и пытаюсь.
Телефон у меня в руке ожил:
— Я прилечу.
— Нечестивец, я только что сказала: никто не передвигается в одиночку.
— Если они сумеют со мной справиться, то и всех нас поубивают. Поэтому, если я не долечу, забирай всех наших и уматывай из города,
— Ты из себя делаешь приманку?
— Нет. Ты уверена, что волнуешься о моей безопасности, а не о том, что придется, быть может, заниматься со мной сексом?
— Несправедливые слова, Нечестивец. Ты знаешь, почему я стараюсь ограничиваться.
— Знаю, меня нет в меню. Но тут выходит, что другие два вампа летают плохо, а брат мой тебя боится.
— Он меня не боится. Он просто не хочет быть пищей.
— Ты права, не хочет, но и я прав. Он тебя боится, а Истина мало чего боится.
— А ты не боишься, что я тобой завладею или что-то в этом роде?
— Рискну. Кроме того, ты же сама сказала: теперь у тебя все под контролем, а я нужен на всякий случай.
В голосе слышалась горечь.
— Нечестивец!
— Да?
— Не надо мне с твоей стороны такого отношения.
— Ты можешь мной командовать, и я должен подчиняться. Но диктовать, какие чувства мне испытывать, ты не можешь.
В чем-то он был прав, но… Я хотела сказать вот что: не понимаю, почему все мужчины хотели быть в этом списке. У меня есть зеркало, и я знаю, что в нем вижу. Хорошенькая, если правильно нарядить, то даже красивая, но не такая уж красавица, чтобы за мной гонялись все мужчины. Но каждый раз, как я пытаюсь это сказать, меня обвиняют в скромности или во лжи. По-моему, это не скромность, а честность.
— Я не стану извиняться за то, что стараюсь не расширять список, Нечестивец. Жан-Клод шумит, что не хочет делить меня с новыми мужчинами, а сейчас не посылает мне почти никого, кроме них. В чем тут дело?
— Он предпочтет видеть тебя и своих вампиров дома в Сент-Луисе живыми, а не щадить свое самолюбие.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что он согласен с твоей оценкой Витторио. Если он пошлет кого-нибудь, кого Витторио может использовать как заложника, или того, кто себя в бою защитить не способен, это может оказаться слишком большим соблазном. Особенно если учесть, что в основном его жертвы — стриптизеры, а почти все твои ближайшие любовники работают в стриптизе.
От этих слов у меня собрался ком под ложечкой.
— Я чувствую твой страх, Анита. Он думал, что ты это все продумала.
— Да, но не так прямо.
— Удивлен. Обычно из вас двоих более прямо рассуждаешь ты.
— Ладно, ладно. В общем, сейчас у меня нет ощущения, что я вот-вот потеряю над собой контроль.
— Тогда я поеду обратно с тобой и этими добрыми ребятами-истребителями. Но когда ты вернешься в отель, кого-то ты должна будешь для еды использовать. — В сдержанном вампирском голосе слышалась некоторая самоирония, и я знала, что она не искренняя. Его чувства выдавал тон. — Но если ты будешь сегодня питаться от вампира, то утром тебе придется выбрать кого-то из оборотней, потому что вампир действует, лишь пока мы не ушли под землю.
— Я знаю.
— Я просто говорю, что тебе надо подумать о пунктах меню, потому что я не хочу, чтобы у тебя ardeur вышел из-под контроля. Ты стала обидчивой.
— Я не обидчива.
— Если бы так, ты бы уже переспала с Хэвеном.
Я не стала развивать эту тему, потому что он был прав в большей степени, чем я готова была признать.
— Сколько еще с тобой тех, с кем я ни разу не спала?
— Почти все из оборотней.
Я преувеличенно вздохнула.
— Анита, ты велела не посылать никого, кто тебе слишком дорог, и посылать только тех, кто умеет драться. Эти условия отсекают большую часть твоих постоянных. Либо они слишком много для тебя значат, либо их умение драться фартинга не стоит. — На миг послышалась тень акцента, давнего-давнего. — Сумей смирить ardeur, и тебе не придется трогать нас.
— Да не в этом дело, черт побери! Просто я пытаюсь сокращать список, а не расширять!
— Да понимаю я и это. Но ты не только не поддаешься моему очарованию, но и активно сопротивляешься мысли о сексе со мной, что ранит сердце старого вампира.
— Нечестивец, черт бы тебя побрал, заткнулся бы ты насчет раненых чувств?
— Постараюсь изо всех сил.
— Нечестивец…
— Я подожду у машины, возле дома, чтобы не компрометировать ваше расследование.
Он повесил трубку.
— Я не знал, что Нечестивец у тебя в меню, — сказал Эдуард.
— Его там нет.
Эдуард посмотрел на меня, приподняв светлую бровь.
— Не начинай хоть ты.
Я свернулась в уголке сиденья, скрестила руки на груди и позволила себе надуться. Да, это было ребячество, но каждый раз, как мне казалось, будто я обрела контроль над своими силами, мне приходилось разочароваться. Ну не хочу я, честно, расширять список мужчин, с которыми сплю. Почему это я не хочу спать с такими красавцами, которые еще, как правило, великолепны в постели? Потому что, хотя я и выяснила, что сексом с таким количеством мужчин я могу заниматься, «встречаться» с ними я уже не могу. Не могу быть с ними эмоциональным бревном. Я пыталась, безуспешно, но, кажется, я не могу вот просто трахаться и жрать. Жан-Клод был прав, мне нужно либо снизить свою потребность, либо перестать подключать к сексу эмоции. Только я понятия не имела, как это можно сделать. Зачем вообще секс, если он ничего не значит эмоционально? Ну, да, потому что ты — суккуб. Ты умрешь, но при этом высосешь жизнь тех, кого любишь, и они умрут первыми. Что ж, причина достаточная. Наверное, прав Нечестивец; я все еще пытаюсь не видеть, что такова моя реальность.
— Значит, возле дома свидетеля нас встретит вампир? — спросил Бернардо.
— Да. Он подождет у машины, пока мы выйдем.
— А его машина тоже там будет?
— Он туда прилетит.
— На чем… а, прилетит! — Бернардо даже показал руками, как.
— Да, только они руками не машут. Это скорее левитация, чем полет.
— Как Супермен, — пояснил Олаф.
Я глянула на него в полумраке салона:
— Да, наверное. Как Супермен.
— А ты настолько сейчас в шатком состоянии, что тебе нужно, чтобы нас там встретили? — спросил Эдуард.
— Нет, но он прав: уже четырнадцать часов прошло. Скажем так: я люблю тебя как брата, и мне не хотелось бы объяснять Донне и детям насчет табу на инцест.
— Значит, если ты потеряешь контроль…
— Может быть плохо, — договорила я и заставила себя сесть прямее. Не хрен дуться в углу, не маленькая.
— Ты хочешь сказать, что у тебя ardeur может выйти из-под контроля? — спросил Бернардо.
— Да, — ответила я, позволив себе вложить в это слово первую струйку злости.
— И насколько выйти? — спросил Олаф.
— Будем надеяться, что никто из вас этого не узнает.
— Мы возле дома, — сообщил Эдуард.
— Надеваем коповские морды, — бодро заявила я, — и притворяемся, что среди нас нет живых вампиров, питающихся сексом.
— Анита, не надо, чтобы тебе другие копы внушали мысль, будто это плохо.
— Но это действительно плохо, Эдуард.
— Все, что случилось с тобой, произошло потому, что ты пыталась кого-то спасти. Эти вампирские силы — как огнестрельные ранения. Ты на работе получала и то, и другое.
Я всмотрелась ему в лицо:
— Ты и вправду в это веришь?