— Никто не причинит вашему сыну вреда. — Ева дотронулась до ее ледяной руки. — Даю вам слово!
— Я так и не узнаю, в силах ли была спасти твою дочь, Ричард…
— Зато вы знаете, что делаете все возможное сейчас! — Не замечая, что держит руку Кэтрин, Ева стиснула кулаки. — Вам будет трудно через все это пройти, миссис Дебласс, но придется. Предстоит огласка, выступление в суде со свидетельскими показаниями, если дело дойдет до суда.
— Суда он ни за что не допустит, — безнадежно проговорила Кэтрин.
— Я не оставлю ему выхода! — Ева была уверена, что если не обвинение в убийстве, то развращение несовершеннолетних она на него повесит. — Миссис Барристер, думаю, теперь Кэтрин лучше отдохнуть. Проводите ее наверх.
— Да, конечно. — Элизабет встала, подошла к Кэтрин и помогла подняться ей. — Тебе надо прилечь, дорогая.
— Мне очень жаль. — Кэтрин двинулась к двери, тяжело опираясь на Элизабет. — Видит бог, мне жаль!
— При управлении полиции работает служба психиатрической помощи, — сказала Ева, когда дверь за ними закрылась. — Думаю, мистер Дебласс, вашей сестре следовало бы туда обратиться.
— Боюсь, что да, — рассеянно отозвался Ричард. — Без помощи ей не обойтись.
«Как и всем вам», — подумала Ева.
— Вы в состоянии ответить на несколько вопросов?
— Постараюсь, хотя это непросто, лейтенант. Отец всегда тиранил семью, но теперь он предстает настоящим чудовищем! Как смириться с мыслью, что твой родной отец — чудовище?!
— У него есть алиби на тот вечер, когда погибла ваша дочь, — напомнила Ева. — Для предъявления обвинения нужны дополнительные доказательства.
— Алиби?
— Согласно материалам дела Рокмен работал вместе с вашим отцом в Вашингтоне до двух часов ночи.
— Рокмен повторит любую версию, продиктованную отцом.
— Даже если речь идет об убийстве?
— Конечно! Ведь это простейший способ избежать неприятностей. Кто поверит в виновность моего отца? — Ричард содрогнулся, словно ему внезапно стало холодно. — Своими показаниями Рокмен снимает подозрения с хозяина и продолжает вести жизнь, которая его очень устраивает.
— Скажите, мог бы ваш отец совершить поездку из Вашингтона в Нью-Йорк и обратно таким образом, чтобы о ней нигде не осталось упоминаний?
— Не знаю. Если бы он воспользовался своим личным самолетом, остались бы упоминания в бортжурнале.
— С бортжурналом всегда можно поработать, — вставил Рорк.
— Наверное. — Ричард поднял глаза, только теперь вспомнив о присутствии друга. — Ты разбираешься в этом лучше меня.
— Это он о тех временах, когда я был не в ладах с законом, — усмехнувшись, объяснил Рорк. — А исправления в бортжурнал внести можно, но за немалые деньги. Пришлось бы подкупить пилота, механика, а главное, бортинженера.
— Что ж, теперь мне по крайней мере ясно, за кого взяться. Доказав, что самолет сенатора совершил полет в тот роковой вечер, мы получим в руки решающий козырь и возможность сломить подозреваемого… Вы хорошо знакомы с отцовской коллекцией оружия? — обратилась она к Ричарду.
— Лучше, чем хотелось бы. — Ричард подошел к буфету, плеснул в рюмку виски и опрокинул одним глотком. — Он обожает кремневые пистолеты, часто ими хвастается. В детстве он пытался и меня заинтересовать, но я не поддался — Рорк может вам это подтвердить.
— Ричард считает, что коллекция огнестрельного оружия — опасный символ превышения власти. А я со своей стороны могу добавить, что Дебласс нередко прибегает к услугам черного рынка.
— Почему ты молчал раньше?
— Потому что ты не спрашивала.
Ева решила не развивать эту тему — пока.
— Ваш отец разбирается в системах безопасности? В их устройстве?
— Безусловно. Он гордится тем, что способен сам себя защитить. Это, кстати, одна из тем, которые мы с ним можем обсуждать, не ссорясь.
— Вы назвали бы его экспертом?
— Нет, — ответил Ричард, подумав. — Скорее талантливым любителем.
— Теперь о его отношениях с шефом полиции Симпсоном. Как бы вы их охарактеризовали?
— К Симпсону у него корыстный интерес. Отец считает его дураком, а дураков он обычно использует в своих целях. — Ричард обессиленно упал в кресло. — Не могу больше! Мне нужно передохнуть, остаться наедине с женой…
— Хорошо. Но учтите: я установлю за вашим отцом наблюдение. Любой ваш контакт с ним будет зафиксирован. Лучше держитесь от него подальше.
— Думаете, я попытаюсь его убить? — Ричард мрачно усмехнулся и уставился на свои руки. — Признаться, у меня была такая мысль. Что он сделал с моей дочерью, с моей сестрой, со всей моей жизнью?! Но мне не хватит смелости…
Покинув дом, Ева, не глядя на Рорка, заторопилась к машине.
— Ты что-нибудь подозревал? — на ходу бросила она.
— Что тут замешан Дебласс? Не исключал такой возможности.
— И ничего не сказал мне?!
Ева остановилась как вкопанная, ее глаза метали молнии.
— Это была просто смутная догадка. О Кэтрин я ничего не знал. Совершенно ничего! А вот насчет Шерон… Когда мы с ней единственный раз ужинали вместе, она очень странно говорила о своем дедушке. Но догадка — еще не факт! Мои догадки ничем бы тебе не помогли. К тому же, — он опустил глаза, — познакомившись с тобой, я решил держать эту догадку при себе, чтобы не причинять тебе лишнюю боль.
Ева резко отвернулась, но Рорк ласково взял ее за плечи и заставил смотреть на себя.
— Может быть, тебе станет легче, если ты расскажешь мне что-нибудь?
— Сейчас речь не обо мне! — Она задыхалась. — Я не могу об этом вспоминать, Рорк. Не могу! Если начну, то наделаю ошибок, и он вывернется. Изнасилование, убийство, совращение несовершеннолетних… Представляю, сколько линий обороны он выстроил! Я должна вывести его на чистую воду.
— Ты же сама сказала Кэтрин, что единственный способ преодолеть все это — высказаться!
— У меня другой случай. Мне некогда расслабляться, я должна работать.
Рорк огорченно вздохнул и открыл машину.
— Наверное, тебе не терпится попасть в вашингтонский аэропорт, где Дебласс держит свой самолет?
— Да. — Рорк занял место водителя, а она села рядом с ним. — Можешь высадить меня на ближайшей станции.
— Я с тобой, Ева.
— Хорошо, едем.
Пока он разворачивался, она позвонила Фини.
— Я напала на след! — торопливо объявила Ева. — Спешу в Вашингтон.
— Лучше послушай, что я тебе скажу! — В голосе Фини звучало торжество. — Открываю ее последнюю запись, датированную утром того дня, когда ее убили, а там… Одному богу известно, почему она сразу отнесла дневник в банк. Нам везет. В полночь у нее была назначена встреча. Никогда не догадаешься, с кем!
— С дедом.
Фини был сражен.
— Черт, Даллас, как ты до этого додумалась?!
Ева зажмурилась и облегченно перевела дух.
— Потом. Лучше скажи, что в дневнике.
— Она называет его «сенатором» и «старым пердуном-дедулей». Очень красочно описывает, как зарабатывает каждой встречей с ним по пять тысяч. Цитирую: «Сколько бы слюны он на меня ни изводил, оно того стоит. Сколько же еще энергии в моем стареньком дедушке! Вот подонок! По пять тысяч каждые две недели — не так плохо. Он расплачивается сполна, я ничего не делаю бесплатно. Не то что в детстве… Теперь мы поменялись ролями. Я не собираюсь превращаться в выжатый лимон, как бедная тетя Кэтрин. Я торжествую! В один прекрасный день, когда мне все это наскучит, я познакомлю со своими дневниками прессу. Наделаю копий и разошлю! Я пугаю этим дедулю, и он приходит в бешенство. Так ему и надо, пускай покорчится! Как же чудесно держать его в руках и крутить им, как мне вздумается, в отместку за все, что он со мной сделал…»
Ева представила, как Фини качает головой.
— Это был настоящий бизнес, Даллас. Она неплохо зарабатывала шантажом. Я посмотрел, что она тут понаписала: имена, факты… В общем, сенатор побывал у нее в ночь ее смерти. Теперь он наш.
— Сможешь оформить мне ордер?
— Запросто. Начальник приказал дождаться твоего звонка и действовать. Нам велено его сцапать. Убийство первой степени!
Ева торжествующе раздувала ноздри.
— Где мне его искать?
— В Сенате. Он как раз проталкивает свой законопроект об общественной нравственности.
— Чертов лицемер! Я еду за ним! — Она выключила связь и повернулась к Рорку: — Какую скорость развивает эта машина?
— Сейчас узнаем.
…Если бы не инструкции Уитни о соблюдении осторожности, Ева ворвалась бы в Сенат и при всех заковала Дебласса в наручники. Но ей было приказано дождаться перерыва, и она покорно ждала, пока он закончит свою пламенную речь о моральном упадке в стране, проистекающем из половой распущенности и повсеместного употребления наркотиков. Он распространялся об аморальности молодого поколения, об отсутствии религиозного воспитания в семье и школе, в результате чего богобоязненный народ превратился в нацию безбожников. Сенатор сыпал цифрами, говорящими о разгуле преступности, упадке городов, наркоторговле. Самым страшным злом он считал легализованную проституцию.
Еву чуть не стошнило. Рорк погладил ее по спине, призывая к терпению, но она не могла молчать:
— Перед тем, как легализовали проституцию, каждые три секунды совершалось изнасилование или попытка изнасилования! Конечно, с изнасилованиями еще не покончено, потому что в их основе не секс, а жажда подавлять и подчинять, но цифры упали. Зарегистрированные проститутки обходятся без сутенеров, их не избивают, не калечат, не убивают. Они не могут пользоваться наркотиками. А контроль над рождаемостью? В свое время женщины были вынуждены обращаться к настоящим мясникам, чтобы избавиться от нежелательной беременности. Они рисковали жизнью, превращались в инвалидов! Дети рождались слепыми, глухими, калеками… Разумеется, мир по-прежнему несовершенен, но, слушая его, нетрудно понять, что могло быть гораздо хуже.
— Знаешь, что сделает с ним пресса, когда обо всем пронюхает?
— Распнет, — прошептала Ева. — Только бы он не превратился в мученика за идею!