— Или он надеется, что мы все погибнем, пытаясь остановить ее.
Анка нахмурилась.
— И он вполне может быть прав, — согласился Брэм.
— Судя по всему, она очень опасная сука.
— Да, — вмешался Маррок. — Это гораздо больше, чем следы ее ногтей, которые она оставляет на спине мужчины. Она настоящий эксперт по ловле на живца. Ни один мужчина не сможет перехитрить ее. Каждый из нас должен быть всегда осторожен.
— Вот именно, — поддержал его Брэм. — Это может оказаться ловушкой, как ты сам заметил. Но у нашего местного янки, Оливии, есть странная поговорка. Какая?
Красавица с фиалковыми глазами улыбнулась:
— Ты должен играть теми картами, которые тебе сдали.
— Точно. Это наша раздача. К сожалению, Матиас, похоже, сдает карты, но тем не менее мы будем играть. Пошлешь Шоку сообщение, Анка? — спросил Брэм, подходя ближе.
Она вздохнула, благодарная за то, что ей есть на чем сосредоточиться. Как только она это сделала, то сразу же получила ответ.
— Он сказал, что будет здесь, чтобы обсудить предложение Матиаса. Но ты же знаешь Шока. С ним это может занять две минуты или два дня.
Не похоже, чтобы Шок когда-нибудь кому-то отвечал. Не Брэму. Даже не Матиасу. Конечно же, и не той женщине, с которой он жил и утолял свою похоть, все время обманывая себя тем, что любит ее. Но она знала, что это не так. Когда-нибудь он тоже это поймет.
Глаза Лукана сузились, и он открыл рот. Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, зазвонил звонок Шока. Брэм бросился к двери.
— Оставайся здесь, — потребовал Лукан, прежде чем уйти, наступая Брэму на пятки.
Анка должна была сначала добраться до Шока, убедиться, что он не выдаст ни малейшим намеком ее тайну. Она вскочила и последовала за волшебниками.
Лукан повернулся к ней, когда они бросились к двери:
— Черт возьми, женщина. Ты что, не слушаешь?
— Шок мне не навредит.
Он зарычал, его голубые глаза были холодными и жесткими.
— Чушь собачья! Если ты дашь ему достаточно времени, он это сделает.
— У него было достаточно времени. Он сохранил мне жизнь и защищал меня.
«Он хранил мой секрет почти двести лет, так же, как и я хранила его».
— То, чего я не сделал. Правильно.
С проклятием он повернулся к ней спиной, и длинные ноги понесли его к двери.
— Это не должно было быть комментарием о тебе, — мягко возразила она.
— Но именно это я и считаю правдой.
— Не делай вид, что это имеет значение, — крикнула она ему вслед. — Давай забудем об этом и перестанем причинять друг другу боль.
— Довольно! — рявкнул Брэм. — Перестаньте препираться и сосредоточьтесь. Или Морганна не находится на свободе, подвергая магический мир потенциальной бойне со стороны людей, в то время как мы должны быть милы с Матиасом, потому что это недостаточно реально для вас?
Чувство вины кольнуло Анку.
— Извини.
Лукан отвернулся, закрыл рот и замкнулся в себе.
Брэм распахнул дверь и увидел Шока, прислонившегося к косяку. Он визуально осмотрел Брэма, одарил Лукана взглядом, означающим «пошел ты», а затем пристально посмотрел на Анку:
— Тебе что-то нужно?
Часть ее задавалась вопросом, действительно ли он пришел просто потому, что она сказала, что нуждается в нем. В прошлом он мог бы так же часто молчать и не приходить. Она поморщилась. Она не могла отогнать от себя эту мысль. Он уже прочитал ее.
Гроза пронеслась по его лицу.
— Черт возьми, не думай так. Я здесь ради тебя во всех смыслах этого слова.
Анка не могла с этим спорить, поэтому просто кивнула и молча попросила его не говорить ни слова о баньши в комнате.
— Нам нужно с тобой поговорить.
Он слегка кивнул ей.
— Нам?
— Ты же знаешь, что я связала свою судьбу с Братьями Судного Дня.
— Ты это серьезно, черт возьми?
Шок протиснулся мимо Брэма и вошел в дом.
— Тогда входи. Не жди, пока я тебя приглашу, — фыркнул Брэм. — Мы готовы вести переговоры с Матиасом о том, чтобы покончить с Морганной.
На лице Шока не отразилось никаких эмоций:
— Я передам ему весточку.
— Ну, конечно, — усмехнулся Лукан.
Даже не видя их за темными очками, Анка знала, что глаза Шока сузились. Она чувствовала, как от него исходит гнев. Лукан тоже кипел не меньше. Потребность в драке сочилась из него. Она повернулась и нахмурилась, гадая, что же на него нашло. Может быть, он… ревнует? Он по-прежнему пытается заботиться? Она не хотела на это надеяться. Надежда причиняла слишком много боли, когда реальность сокрушала ее. Но правда заключалась в том, что она ревновала к Сабэль и ко всем другим женщинам, к которым прикасался Лукан. Может быть…
Очень хорошо осознавая причину рычания Шока, направленного на нее, она прервала эту мысль и на цыпочках развернулась.
Лукан встал между ними, как будто хотел защитить ее от гнева Шока.
— Она взрослая ведьма, которая может сама принимать решения.
— Я могу говорить за себя.
Она мягко оттолкнула Лукана в сторону.
— Мне очень жаль, Шок.
Так оно и было. Он так много сделал для нее, но она отплатила ему тем, что каждый божий день тосковала по своей бывшей паре.
— Да, я серьезно. Чтобы сохранить рассудок, я должна участвовать в том, чтобы отправить Матиаса в ад, лишить его чувства власти и личной безопасности, как он лишил меня моей.
Шок смотрел на нее в течение неловкой минуты, исследуя, проникая в ее мысли. Она вздрогнула, когда он вмешался. Он не был хитрым или осторожным, и это было очень больно. Но она позволила ему это. Она дала ему понять, что ее, намеревающейся повеситься перед Луканом в надежде, что он примет ее обратно, здесь нет. Она дала ему успокоение, зная, что, как бы сильно она ни желала иного, для своей бывшей пары она будет всего лишь стажером.
Наконец Шок повернулся к Лукану, его брови сошлись в виде буквы «V», когда он вонзился в лицо Лукана.
— Черт возьми, нет. Эта чертова задница тебя не тренирует. Он тебя не трогает. Я точно знаю, о чем он думает. Чему, черт возьми, он может научить тебя, кроме как пренебрегать своими обязанностями и впадать в бешенство, когда надвигается опасность?
На лице Лукана отразилась ярость:
— Ты ничего не знаешь ни о трауре по паре, ни о том, на что я готов пойти, чтобы защитить Анку. Так что отвали. Ты умудряешься удобно отсутствовать всякий раз, когда идет сражение. Как думаешь, что ты можешь сделать для Анки? Проигнорировать ее ради бутылки скотча, а потом избить до посинения за это? Ты держал ее в этом обветшалом месте, которое называешь своим домом. Она упала тебе на голову, а ты как следует позаботился о ней? Ты знаешь, что у нее аллергия на моллюсков и кокос? Тебя волнует, что она предпочитает очень специфическую марку шелкового белья? Ты же не удосужился узнать, что ей нравится, когда ее обнимают, когда она спит, и что ей снятся кошмары, и она просыпается в слезах, чувствуя, что тебе не все равно?
Анка закрыла глаза. С каждым словом Лукан напоминал ей о многих причинах, по которым она любила его. Да, она отдала ему себя — сердце, тело, душу и волю — но он дал ей так много взамен, особенно такое понимание, которое она, в чем не была уверена, что сможет найти с другим мужчиной. Но это желание сделало ее слабой. Она больше не могла позволить себе самые сокровенные желания своего сердца, особенно когда Матиас все еще на свободе.
— Тьфу, — выплюнул Шок. — Анке это больше не нужно.
Лукан обратил на нее взгляд, полный жгучего гнева.
— Это действительно так? Неужели Матиас и Шок настолько опустошили твое сердце, что ты больше не ищешь любви и утешения, которых когда-то жаждала? Или ты просто продолжаешь говорить себе, что это так?
— Мне все это больше не нужно.
«И я не могу позволить себе нуждаться в тебе». Эти слова вертелись у нее на языке, но она не могла заставить себя произнести их. Они жгли каждый дюйм ее тела, вплоть до самой глубокой части души.
— Я была глупой хрупкой принцессой, которая ничего не знала о том, как защитить себя. Матиас научил меня этому самым жестоким образом.
Лукан выглядел так, словно хотел возразить, но Брэм перебил его:
— Мы здесь для того, чтобы обсудить Матиаса и договориться о соглашении, согласно которому мы все вместе будем охотиться на Морганну. Все остальное теперь мелко и бессмысленно. Я не позволю вам тратить мое время, пока вы двое ссоритесь, как дети. Так мы будем спасать магический мир или нет?
Лукан полностью проигнорировал красивую речь лучшего друга.
— Ты опять извиняешься за фарфоровую куклу, Анка? Ты можешь стоять здесь и говорить мне, что тебе не нужно ничего из того, что мы когда-то делили?
Она проглотила обжигающий комок желания, борясь с одинокой, голодной частью себя, которая все еще тосковала по нему.
— Я уже сказала, что мне это не нужно.
Поражение отразилось на лице Лукана, его плечи поникли. За этим последовала волна обжигающей ярости.
— Тогда чертовски хорошо, что это мне тоже не нужно.
Он солгал. Потому что она причинила ему боль. Анка не осмеливалась побледнеть, но его слова ранили ее, опустошая сердце и наполняя болью внутри.
— Когда у тебя начались месячные?
Шок бросил вызов Лукану, прежде чем повернуться к Брэму.
— У тебя есть тампон для него, приятель?
Лукан напрягся, обжигающая ненависть охватила его одним ударом, — завершенным взглядом, который мог убить.
— Ты изменил ее. Погубил ее. Ты за это заплатишь. Я убью тебя, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Шок улыбнулся, как акула, во все зубы:
— Нет, если я сначала убью тебя.
— Заткнитесь! — взревел Брэм.
Рядом с Анкой Шок поднял руку, выглядя так, словно он собирался бросить смертельную дозу магии прямо в грудь Лукана. Он выпустил ту с рычащим боевым кличем.
Но ничего не произошло.
Выругавшись, он поднял глаза и увидел стоящую Фелицию с улыбкой Моны Лизы.
— Саймон предположил, что вам будет немного трудно найти дорогу обратно в кабинет. Ну что, пойдем?