Обочина — страница 4 из 4

– Сплю, - пытается отшутиться Андрей, но коротышка донельзя серьезен.

– Да ну, спишь - телевизор, небось, смотришь на диване! Вот поэтому и давление у всех скачет, и организм зашлакован! А надо знаешь как? С утра встал пораньше - и стакан воды горячей опа! мелкими глоточками. И как огурчик! А потом...

Окружающие смеются, но беззлобно. Андрея почти физически подавляет энтузиазм собеседника, он невнятно извиняется и почти убегает вверх по лестнице.

– И никакой одышки! - несется ему вслед.


Флэшбэк. Маленькая кухонька: между столом и холодильником осталось крохотное пространство - только боком протиснуться. На плите сковородка с остатками яичницы, Лена моет посуду. Андрей листает газету, прихлебывая чай.

– А Катины в Турцию ездили, на две недели, - щебечет Лена. Андрей привычно не слушает, время от времени автоматически бурча: "у-гу".

– Загорели, фруктов наелись... Весь персонал по-русски говорил, представляешь? Сережки привезла, симпатичные такие... только я думаю, не золото это вовсе... Баба Рая вчера с Петькой из третьего подъезда сцепилась, тот опять машину на тротуаре оставил... Он на нее матюгами, а она его палкой, представляешь?

Андрей переворачивает страницу.

– А у Милы Федоровой мальчик родился... - произносит она с особенной нежностью. - Мишей назвали...

В кухне повисает неожиданная пауза: Лена задумчиво смотрит на струящуюся по пальцам воду. Андрей поднимает голову и несколько секунд вспоминает, на чем остановился "разговор".

– Ну, так она все равно не работает... - безразлично говорит он. - И квартира у них трехкомнатная, там и с двумя детьми будет, где развернуться.

Он опять возвращается к газете. Лена украдкой вздыхает и принимается греметь в раковине тарелками. На мгновение в картину пытается вернуться цвет, но бессильно пропадает.


Интерьер бара виден нечетко, волнами наплывает то рожа бармена, жадно хлебающего прямо из бутылки, то на фигурке жабочеловека, плавающей в тарелке с остатками соуса, то на лице Черного человека, удовлетворенно наблюдающего за мучительной агонией Андрея. Взгляд его цепляется за ряд бутылок на полках, за проступающее из темноты искаженное лицо девушки-манекена; цвет блекнет, уходит и отсюда.

Гаснущим взглядом Андрей видит мутную поверхность зеркала, оранжевый "китайский фонарик" - последний островок цвета...

Высохший цветок стремительно надвигается, заслоняя собой весь мир...


Флэшбэк. Взрыв цвета: ослепительно-белый сней, ярко-синее небо, желтые палатки-избушки вернисажа - пестрота платков, матрешек, шкатулок. Прямо перед глазами Андрея раскачивается на шнурке целый ряд стеклянных колокольчиков: красных, зеленых, прозрачных, голубых. Он разглядывает один из них, синий в золотистых искрах. Солнце блестит в глубине стекла, колокольчик поворачивается, и в гранях его из искорок складываются фигурки: парусник, конь, балерина. Андрей протягивает руку, осторожно покачивает колокольчик, раздается тонкий хрустальный звон.

Андрей отдергивает руку, виновато взглядывает на продавщицу. Та - полная, добродушная женщина с крашенными хной волосами и слишком яркими губами, приветливо улыбается:

– Чего испугался-то? Давай, звони еще - с него не убудет!

Андрей уже смелее протягивает руку. Под звон колокольчика, разрастающийся в фантастическом крещендо, он возвращается в бар, где бармен в бессильной ярости колотит кулаком по стойке, а Черный человек трясет за плечи Андрея. Глаза Андрея закрыты, и лицо побелело, но на губах играет настоящая улыбка.

Из темноты торжествующе улыбается девушка-манекен.

Звон нарастает, и перед глазами Андрея снова возникает синий колокольчик. Золотистые искры складываются в раскрывшийся тюльпан.


Темно-синим оказывается циферблат часов, золотистые искры - цифры и стрелки. Часы на руке Лены, которая неудобно прикорнула на стуле и дремлет. Андрей обводит взглядом больничную палату: здесь светло, чисто, тихо. Он лежит в кровати, и нога похожа на нелепый куль под одеялом, но мир цветной, и он вздыхает с облегчением, понимая это.

– Лена?

Лена испуганно вскидывается, просыпаясь:

– Андрюшка! Господи, Андрюшка...

Он тянется к ней обнять, оба говорят бессвязно и одновременно: "Осторожно, твоя нога", "Да бог с ней", "Андрюшка, я так испугалась: два дня спал, они говорят, все в порядке, а ты...", "Все будет хорошо, все теперь будет хорошо".

Андрей кажется просветленным, словно смотрит новыми глазами. Отодвигается на мгновение, глядя в глаза Лене.

– Я вспомнил: твои любимые цветы - оранжевые тюльпаны. Выйду - подарю.

Лена смеется сквозь бегущие слезы:

– Господи, какой же ты дурачок... И за что я тебя люблю?

Они обнимаются снова. Андрей утыкается в ее волосы, шепчет:

– И я тебя люблю, родная. Все будет хорошо.

Поверх ее волос Андрей смотрит в окно, взгляд стремительно уносится за стекло, к синему небу, зима мгновенно сменяется летом, зеленые деревья окружают двор у пятиэтажки, где на утоптанной площадке возле качелей и лесенки Андрей играет в мяч с трехлетним малышом в яркой футболке. Поодаль со светлой улыбкой наблюдает за ними Лена. Трава усыпана желтыми головками одуванчиков.

– Димка, лови!

Полосатый мяч летит в песок. Малыш со смехом бросается следом. Андрей раскраснелся, мокрая прядка прилипла ко лбу.

– Папка, лови!

Лена машет рукой:

– Мужчины! Пора домой - обедать.

Малыш еще не наигрался, он пробует протестовать, но Андрей решительно перехватывает его поперек туловища:

– Домой пора, слышишь, что мама сказала?

Маленький Димка дрыгает ногами, но Андрей гудит и бибикает, изображая автомобиль; новая игра забавляет малыша, и он довольно едет к подъезду под мышкой у отца.

С бортика песочницы наблюдает за ними нэцке - жабочеловек с поросячьим хвостом. На мгновение изображение теряет цвет, словно напоминая о случившемся. Но летние краски тут же успокаивающе возвращаются.