Декабрьские бои — провал первоначального Советского плана наступления на Карельском перешейке
30 ноября 1939 года командующий 7-й Армией командарм 2-го ранга В. Ф. Яковлев располагал двумя стрелковыми и одним танковым корпусом. Корпуса должны были наступать по двум стратегически важным направлениям: выборгскому и кексгольмскому. 19-й стрелковый корпус комдива Старикова (24, 138, 70-я стрелковые дивизии, 20-я танковая бригада) наступал на Выборг. Корпус был усилен двумя гаубично- артиллерийскими полками и одним корпусным артиллерийским полком. 50-й стрелковый корпус комдива Гореленко (142-я и 90-я стрелковые дивизии, 35-я легкотанковая бригада) при поддержке двух приданных полков РГК наступал на Кякисалми. По первоначальному плану основной удар должен был наноситься на выборском направлении. Части 7-й Армии должны были достичь финской основной оборонительной линии за 4–5 дней. На прорыв финской основной оборонительной линии отводилось примерно такое же время. После прорыва финской обороны 7-я Армия должна была 4–5 дней потратить на преследование противника и затем занять Выборг и Кякисалми. 10-й танковый корпус должен был войти в прорыв и вырваться на оперативный простор после преодоления основной линии финской обороны. Через неделю после занятия Выборга и Кякисалми части 7-й Армии должны были занять Хельсинки. На этом военная кампания против Финляндии должна была завершиться.
Темп наступления 7-й Армии должен был составить около 20 километров в сутки. Советское командование не предполагало встретить серьезное сопротивление финской армии и рассчитывало на примерно такую же кампанию, как в Западной Белоруссии и Украине двумя месяцами ранее. Финская армия не считалась серьезным противником. Идеологические и пропагандистские установки того времени предполагали, что угнетенные финские рабочие и крестьяне не станут стрелять в своих братьев по классу и массово перейдут на сторону РККА.
Проблемой советского плана было также то, что никакого оперативного простора в Финляндии не было. Танковые соединения Красной Армии могли передвигаться только по дорогам из-за лесистой местности и высокого снежного покрова. Даже относительно развитая дорожная сеть Карельского перешейка не выдерживала столь большого количества боевых машин, которые перешли границу 30 ноября 1939 года. На Карельском перешейке это привело к провалу первого штурма Линии Маннергейма, а севернее Ладоги — к катастрофе.
Восток Карельского перешейка: призрачная надежда
По первоначальному плану наступления главный удар 7-я Армия наносила на выборгском направлении. Однако сопротивление финнов на западе и в центральной части перешейка оказалось сильнее, чем ожидало командование 7-й Армии. Связано это с большей глубиной позиции прикрытия и активными действиями частей прикрытия на выборгском направлении. На востоке Карельского перешейка от границы до основной финской оборонительной линии — всего около 25 километров, и силы прикрытия были недостаточными.
Быстрое продвижение частей 50-го стрелкового корпуса побудило Мерецкова перенести направление главного удара. Новый удар предстояло нанести на направлении Рауту — Кивиниеми — Кякисалми вдоль шоссе и по западному берегу Ладожского озера у реки Тайпалеен-йоки. В этой связи на восток Карельского перешейка были переброшены дополнительные силы. Уже 3 декабря 1939 года Мерецков отдал приказ о создании группы прорыва, получившей название Правая группа. Командующим Правой группой был назначен комкор В. Д. Грендаль, который в первые дни кампании был инспектором артиллерии на Карельском перешейке. В Правую группу выделялись 150-я стрелковая дивизия комбрига С. А. Князькова и 49-я стрелковая дивизия комбрига П. И. Воробьева, а также 19-й стрелковый полк из 142-й стрелковой дивизии 50-го корпуса.
Боевой приказ № 11 Ленинградского военного округа от 5 декабря 1939 года ставил задачу частям 50-го стрелкового корпуса и Правой группы 6 декабря форсировать озеро Суванто-ярви у Кивиниеми и Тайпалеен-йоки у мыса Коуккуниеми. 142-я и 90-я стрелковые дивизии должны были затем продолжить наступление от Кивиниеми на Ряйсяля и далее на железную дорогу Кирву — Хиитола, а части Правой группы должны были незамедлительно переправить на северный берег обе стрелковые дивизии группы и продолжить наступление во фланг и тыл финской обороны. За передовыми частями Правой группы и 50-го стрелкового корпуса в ожидании прорыва сосредотачивался 10-й танковый корпус, для того чтобы войти в прорыв там, где наметится успех.
Восток перешейка оборонял 3-й армейский корпус генерал-майора Хейнрикса. В него входили 8-я пехотная дивизия полковника Винеля, оборонявшая позиции в районе Кивиниеми, и 10-я пехотная дивизия полковника Кауппила, оборонявшая берег Суванто и район реки Тайпале. В обороне в Кивинеми стоял 24-й пехотный полк подполковника Мерикаллио из 8-й дивизии. За оборону широкого участка фронта на северном берегу Суван- то от Хайтермаа до Вилаккала отвечал 29-й пехотный полк подполковника Варттиоваара, а участок от Вилаккала до устья Тайпале оборонял 28-й пехотный полк подполковника Сихвонена. В резерв корпуса был выделен 23-й пехотный полк подполковника Лаурила. Боевой путь именно этого полка (с некоторыми искажениями) показан в знаменитом финском художественном фильме «Зимняя война» 1989 года.
За оборону побережья Ладожского озера отвечал Ладожский район обороны финских ВМС, оперативно подчинявшийся командованию 3-го армейского корпуса. В районе Тайпале был создан так называемый сектор обороны перешейка. В него входили береговые батареи Ярисевя, Каарна-йоки и артиллерийские форты на Суванто.
В обороне 28-й полк была готова поддержать мощная по финским меркам артиллерийская группировка: первый и второй дивизионы 10-го артполка, 4-й отдельный тяжелый артиллерийский дивизион, а также батарея Каарна-йоки и батарея Ярисевя. Всего, таким образом, полк поддерживало 12 орудий калибра 152 мм, из них четыре на стационарных позициях (Каарна- йоки), восемь 122-мм гаубиц, 16 русских трехдюймовок и одно 120мм стационарное орудие батареи Ярисевя.
Немаловажно было и то, что батарея Каарна-йоки была стационарной, и ее таблица огня была составлена еще за два месяца до начала боевых действий. Огонь батареи был убийственно точным, и в ходе боевых действий батарея получила прозвище «Ангел Тайпале».
После отхода группы прикрытия Метсяпиртти в состав артиллерийской группировки 28-го пехотного полка вошла также 2-я отдельная батарея с 6 87мм орудиями образца 1895 года, но их боевая ценность в 1939 году была достаточно сомнительной.
Такое количество тяжелой артиллерии было большой роскошью для финской армии 1939 года. Во многом именно финская артиллерийская группировка предопределила исход декабрьского сражения в районе Тайпале.
В приказе по армии перешейка от 7 ноября 1939 года было еще раз дано указание о том, что передний край финской основной оборонительной линии должен пройти по северному берегу Тайпалеен-йоки. Это означало, что части Красной Армии не должны были переправиться через реку, а мыс Коуккуниеми с его обширными полями нужно было удерживать любой ценой. Несмотря на это, командование 10-й дивизии разрешило 28-му полку отклониться от плана обороны, спущенного сверху.
Основная линия обороны протянулась от Кирвесмяки до Теренттиля, а на мысу Коуккуниеми были оборудованы полевые укрепления только для боевого охранения. Такое решение было принято из-за формы мыса Коуккуниеми — части, обороняющие мыс, имели бы фланги, простреливаемые с советской стороны реки. Это создало бы большие проблемы в обороне.
Ширина реки Тайпалеен-йоки в районе мыса Коуккуниеми не превышает 200 метров. Большой проблемой для переправляющихся частей является сильное течение и отсутствие скрытых подходов к местам переправы. И на южном, и на северном берегах реки раскинулись широкие поля, славящиеся своим плодородием. Зимой 1939/40 года эти поля прославились тяжелейшими боями, длившимися почти всю советско-финскую войну.
Холодная и быстрая река — переправа через Тайпалеен-йоки и бои на плацдарме Коуккуниеми
Переправа через реку Тайпалеен-йоки началась во второй половине дня 6 декабря 1939 года в трех местах.
Финское боевое охранение, оставленное на берегу реки в Коуккуниеми, быстро отступило, и финские батареи открыли убийственный огонь по переправляющимся частям. Саперные и понтонные батальоны, наводившие переправы, понесли тяжелые потери. Подходы к переправам были открытыми как с южного берега Тайпалеен-йоки, так и на северном ее берегу, на полях Коуккуниеми.
Несмотря на высокие потери, советским частям удалось зацепиться за северный берег реки в районе Школьной рощи в Теренттиля и на самом мысу Коуккуниеми. В период с 6 по 11 декабря части РККА расширяли плацдарм, финны же контратаками пытались сбросить их в реку. Бои на плацдарме бушевали до 13 декабря, когда финны наконец отступили на основную линию обороны. Форсированию реки посвящено стихотворение советского поэта Евгения Долматовского:
Я много видел рек — и узких и широких,
Запомнится не каждая река
Но есть одна река — Тайпалеен-йоки,
Она не широка, не глубока
А было перейти ее труднее,
Чем жизнь прожить.
Но нужно перейти!
Когда понтоны навели, над нею
Сплошной огонь открылся на пути.
Но люди шли — сурово, тихо, долго.
И каждый думал: «Я еще живу»
И волгарям не вспоминалась Волга,
Здесь было только то, что наяву:
Сквозь гром был слышен голос одинокий —
Звал санитара раненый в потоке…
Тяжелую волну несла в века
Одна, одна Тайпалеен-йоки —
Холодная и быстрая река.
Обеспечивали переправу 6-й и 7-й понтонные батальоны и 1-й саперный батальон 49-й стрелковой дивизии. Переправа через Тайпалеен-йоки началась во второй половине 6 декабря 1939 года в трех местах.
В районе Виис-йоки переправлялись 212-й стрелковый полк 49-й стрелковой дивизии и 19-й стрелковый полк 142-й стрелковой дивизии (переправа № 3, начальник переправы — начальник штаба саперного батальона 142-й стрелковой дивизии).
В районе Козела 222-й стрелковый полк (переправа № 2, начальник переправы — старший лейтенант А. Е. Шелков, начальник штаба 1- го саперного батальона).
В районе паромной переправы — 15-й стрелковый полк (переправа № 1, начальник переправы капитан И. А. Зыкин, командир 1-го саперного батальона).
Все три переправы должны были начаться в 12 часов дня 6 декабря 1939 года.
Уже на подходе к району переправы финская артиллерия открыла по переправляющимся частям ураганный огонь. В 13.00 на исходных позициях были накрыты саперы капитана Зыкина, было разбито две автомашины с имуществом, тяжело ранено 18 человек и убиты шофер Дружинин и боец 1-й роты Печников. Последовало замешательство. Только в 15.00 капитан Зыкин с комиссаром батальона Маркеловым лично повели машины парковой роты к переправе. Выяснилось, что привезенные к переправе резиновые лодки использовать невозможно, так как все они были посечены осколками. Под постоянным артиллерийским огнем финнов к реке пробились машины 7-го понтонного батальона, и совместными усилиями саперов и понтонеров переправа началась. К 18.00 на северный берег реки переправились две роты 15-го стрелкового полка. В 18.00 было приказано переправу прекратить. Стрелки закрепились в так называемой роще Пярссинена на противоположном берегу реки. 3-й батальон 28-го пехотного полка капитана Карла Лагерлефа попытался сразу же сбросить их в реку, но потерпел неудачу. Тогда в дело был брошен полковой резерв, 2-й батальон капитана Мауно фон Шрове. Бой длился всю ночь с 6 на 7 декабря, и только к утру финны рапортовали об окончании зачистки рощи. По советским архивным данным, роты 222-го и 15- го полков удерживали как — рощу Пярссинена, так и Школьную рощу.
На переправе № 2 саперы, несущие на себе резиновые лодки, уже на подходе к реке попали под фланговый пулеметный огонь из ДОТ в устье оврага Муста-оя и понесли тяжелые потери. Несмотря на это, саперы упорно выполняли свою работу. Многие лодки были расстреляны из ДОТ на середине реки. Из 20 лодок целыми остались три. Саперы потеряли 17 человек ранеными и двух убитыми. В 18.00 переправа № 2 также была прекращена.
На переправе № 3 частям удалось переправиться на противоположный берег, также после тяжелых потерь.
Ткачев В. В., старшина 19-го стрелкового полка:
«…Там такой расклад был. Мы переправлялись в центре, слева и справа — две ложные переправы. Перед рекой — открытая местность, поле километра полтора шириной, через него прямо к реке ведет свежевырытая траншея. Началась атака. Наши выбегают на поле и бегут к реке, а тут финская артиллерия начинает шрапнелью стегать. Всех к земле и прижала. Я в этот момент с группой бойцов находился недалеко от траншеи. По ней и рванули к берегу. Выбежали на берег — саперов наших перебитых — уйма! — и никакой переправы. А берег высокий, не за что уцепиться. Мы к воде, кто кувырком, кто как. Внизу — несколько двухвесельных лодок. «Давай ребята, скорее!» Налегли на весла, хотя если разобраться, то какие же мы вояки, когда у каждого по пятнадцать патронов за душой да еще по одной «лимонке» — хочешь, в противника бросай, хочешь, сам подорвись. И вот мы — 32 человека — оказались на том берегу. Здесь были штабеля леса. Командую: «Рассредоточиться!» Укрылись за бревнами, а финн как даст по бревнам! Снаряд ряда три пробивает, потом бревна летят вниз. Сидишь и думаешь, как обвалится вся эта свалка и пойдет в реку, так нас и похоронит…»
Тем не менее, в районе Виис-йоки советским частям удалось зацепиться за северный берег реки и продвинуться до леса. К концу дня был через реку наведен понтонный мост и на плацдарме находились уже два стрелковых полка и 116-й гаубично-артиллерийский полк. В районе Кирвесмяки, на берегу озера Суванто, советские части уже находились в непосредственной близости от финской основной оборонительной линии.
Командир 28-го пехотного полка полковник Вилхо Сихвонен приказал 8-й и 9-й отдельным ротам отряда Метсяпиртти (это были роты сил прикрытия, сформированные из пограничников) контратаковать из района Кирвесмяки на мыс Коуккуниеми. Атака финских пограничников началась в 18.15 и вскоре захлебнулась из-за плотного огня. В полночь командир отряда Метсяпиртти капитан Рейно Инкинен снова поднял пограничников в атаку и снова потерпел неудачу. В то время, как пограничники безуспешно пытались продвинуться вперед, началась переброска на фронт резервов 10-й дивизии — 30-го пехотного полка подполковника Армаса Кемппи. Полк находился примерно в 30 километрах от передовой и выступил на фронт форсированным маршем.
Первым на фронт в район Кирвесмяки прибыл 1-й батальон майора Яакко Сохло. В 5 утра 7 декабря две роты батальона пошли в атаку — третья была еще на марше. В ходе атаки выяснилось, что район хутора Ляямяки был уже занят советскими стрелками, хотя, по данным майора Сорри, там были финны. В хаосе ночного боя две финские роты зачистили хутор, но затем отступили на основную финскую оборонительную линию. Вперед вырвалась только 2-я рота батальона, сумевшая продвинуться на полтора километра на юг, закрепившись на хуторе Нуутила. Майор Сохло не заметил отхода двух своих рот и бодро рапортовал командиру полка о том, что его батальон продвинулся на 2 километра, встретил лишь разрозненные советские части и продолжал наступать. В середине дня 7 декабря майор Сохло уяснил для себя истинное положение дел и дал приказ отходить на основную оборонительную линию в Кирвесмяки. В ходе атаки батальон Сохло потерял 33 человека убитыми, 36 ранеными и 8 пропавшими без вести. Отряд Метсяпиртти потерял 15 человек убитыми и 22 ранеными. Днем 7 декабря в район Кирвесмяки прибыл 2-й батальон 30-го полка, но его контратака была отменена.
К 8 декабря на плацдарм у Коуккуниеми переправились 469-й и 674-й полки 150-й стрелковой дивизии. Была усилена также артиллерийская группировка — на плацдарм были переброшены четыре артиллерийских дивизиона (из 311-го пушечного полка и 334-го артиллерийского полка). 3-й батальон 19-го стрелкового полка, понесший большие потери, выводился с передовой. Сосредоточение войск проходило без должной скрытности и маскировки. В ходе смены частей на полях Коуккуниеми получилось большое скопление, которое финны сразу же накрыли артиллерией. Во время артналета погибли начальник штаба дивизии полковник Левин, начальник связи дивизии майор Зорин и ранены ряд командиров, находившихся вблизи.
Советское наступление на плацдарме началось 9 декабря 1939 года и было финнами отбито. 10 декабря наступление также не принесло частям Красной Армии успеха. Особо сильно пострадал 469-й стрелковый полк, двинувшийся в атаку без разведки и попавший под шквальный огонь основной оборонительной полосы. В 19.00 полк начал неорганизованный отход с поля боя. В бою был тяжело ранен и умер от ран временно командующий 469-м полком капитан Дубень, при отходе был оставлен на поле боя и замерз раненый начальник штаба полка капитан Семенов. Были ранены и убиты все три комбата и почти все командиры рот. В результате полк был выведен в тыл, и его сменил 756-й полк 150-й стрелковой дивизии.
Единственным успехом дня стал захват трех финских ДОТ «Альказар» в устье оврага Муста-оя батальоном капитана Нетребы 222-го стрелкового полка. Все попытки финнов вернуть этот комплекс 10 и 11 декабря не увенчались успехом. Потеря устья оврага Муста-оя означала, что стрелки и танки Грендаля теперь могли накапливаться в овраге и наступать на поля деревни Теренттиля. До начала генерального сражения на плацдарме оставалось пять дней.
Пороги Кивиниеми
Согласно измененному плану наступления 7-й Армии 6 декабря в район Кивиниеми были направлены дополнительные части — 90-я стрелковая дивизия и 24-й корпусной артиллерийский полк. Начальник штаба 50-го стрелкового корпуса отдал приказ о переброске дивизии в три часа утра 6 декабря. Согласно этому приказу 90-я стрелковая дивизия должна была сосредоточиться в Кивиниеми к рассвету 7 декабря 1939 года. Частям дивизии необходимо было повернуть на восток и пройти маршем около 15–20 километров.
Около 7 утра штаб 90-й стрелковой дивизии получил личное приказание начальника штаба 50-го стрелкового корпуса быть в готовности к переправе к 11.00. Порядок переправы был следующим: первым идет 461-й стрелковый полк 142-й стрелковой дивизии, затем 35-я легкотанковая бригада и затем 90-я стрелковая дивизия. По данным начальника штаба корпуса, южный берег протоки был уже очищен от финнов и занят 461-м стрелковым полком.
К этому моменту в район Ояла прибыли штаб 90-й дивизии и 173-й стрелковый полк. На подходе был 286-й полк. Однако артиллерия дивизии сильно отстала из-за пробок.
В район Кивиниеми лично прибыл командарм-7 Яковлев, командир 50- го стрелкового корпуса, начальник инженерной службы фронта Хренов. Среди сопровождавших высокое начальство военных корреспондентов был и поэт Александр Твардовский.
На деле выяснилось, что деревня Кивиниеми на южном берегу и Суворовский шанец все еще заняты небольшими группами финнов. Для того чтобы исправить конфуз, командир 142-й стрелковой дивизии лично повел в атаку свой 461-й полк, но финны тоже решили не сдавать позиции без боя. Только к 12.00 финны отступили за протоку и взорвали мосты. Подразделения 461-го полка вышли на берег протоки. Они первыми вошли в соприкосновение с основной линией финской обороны. И в этот момент финны обрушили на полк огонь всего, что было в наличии, — артиллерии, минометов, пулеметов. До этого 461-й полк привык иметь дело только с небольшими финскими отрядами прикрытия силой до роты. Финский огонь ошеломил бойцов и командиров полка. Впервые на Карельском перешейке финны показали всю серьезность намерений отстоять свою страну. Не выдержав неожиданного и плотного обстрела, подразделения 461-го стрелкового полка начали беспорядочный отход от берега протоки.
К 14.00 комбриг Зайцев, командир 90-й стрелковой дивизии, видя отход 461-го полка, приказал второму батальону 286-го полка занять район крепости. Несмотря на все усилия, собрать и привести в порядок разбежавшиеся подразделения 461-го полка не удалось, хотя в этом принимал участие и штаб 7-й Армии. Стало ясно, что для приведения полка в порядок потребуется длительное время. Времени же у командарма-7 Яковлева было очень мало — 6 декабря Правая группа начала форсирование Тайпалеен-йоки.
Результатом неразберихи у Кивиниеми стало решение командарма-7 бросить на форсирование части 90-й стрелковой дивизии немедленно, с марша. Приказ был отдан устно. Времени на подготовку форсирования водной преграды оставалось до прибытия 5-го понтонного батальона, приданного 142-й стрелковой дивизии (понтоны все еще пробивались к Кивиниеми через пробку на шоссе). Комбриг Зайцев и его штаб успели только провести рекогносцировку места переправы и отдать предварительные приказания. Не было времени на разведку, подтягивание артиллерии, организацию взаимодействия родов войск.
Любой, кто посещал бывший поселок Кивиниеми, нынешний поселок Лосево, и видел знаменитые Лосевские пороги, задаст резонный вопрос: как могло командование дивизии решиться форсировать Лосевские пороги на понтонах? Почему при рекогносцировке берега штаб 90-й дивизии сразу не отказался от переправы по причине ее физической невозможности? По схемам переправы, составленным после войны капитаном Залесским из штаба 90-й дивизии, становится ясно, что и место начала переправы, и место рекогносцировки были значительно западнее порогов. Погрузка на понтоны происходила в районе между Ояла (Варшко) и Кивиниеми (Лосево), в месте, где Вуокса все еще представляет собой озеро и не сужается до бурной протоки. В отчете о переправе записано: «скорость течения незначительна, незаметна». Очевидно, командование 90-й стрелковой дивизии решило, что если переправляться на достаточном удалении от порогов, то понтоны и танки-амфибии на пороги течением не унесет. Еще западнее порогов по льду комбриг переправляться не решился, так как не было времени провести ледовую разведку.
Комбриг Зайцев принял следующее решение на переправу: в первом эшелоне переправляется первый батальон 173-го стрелкового полка в сопровождении роты плавающих танков Т-37 или Т-38 (в документах типы этих танков постоянно путаются) из 339-го танкового батальона дивизии. Огневую поддержку переправе должны были оказать батареи полковой и противотанковой артиллерии полка, а также танки Т-26 из того же 339-го танкового батальона. Все огневые средства были выдвинуты на берег в район погрузки на понтоны. При захвате плацдарма батальон должен был закрепиться и дать сигнал ракетами. После этого должна была начаться переправа основных сил полка и дивизии.
Артиллерия дивизии, а также артиллерия усиления 50-го стрелкового корпуса были на подходе. На утро 7 декабря на позициях стоял только один дивизион 269-го гаубично-артиллерийского полка 142-й дивизии и два дивизиона 149-го гаубично-артиллерийского полка. В полдень на огневые позиции въехал один дивизион 96-го артиллерийского полка. Остальная артиллерия была еще на марше, причем везла с собой она только половину боекомплекта. Никакой артиллерийской разведки проведено не было, и об эффективной артподговке речи идти не могло.
Единственными разведывательными данными о противнике в Кивиниеми были карты из «Альбома укреплений Карельского перешейка», составленного на основе агентурных данных в 1937 году. Командиры 461-го полка о группировке финнов ничего сказать не могли. Из-за утреннего боя с финнами на южном берегу порогов и из-за задержки понтонов погрузка началась только во второй половине дня. В 15.30 на берег в район переправы вышел первый батальон 173-го стрелкового полка, на прямую наводку встали 6 орудий полковой артиллерии и 12 сорокапяток. Туда же подъехали 5 танков Т-26 для ведения огня с места и 12 танков Т-38. В это же время в район переправы подъехала голова колонны 5-го понтонного батальона и сразу же начала спускать понтоны на воду. Около 16.00, в наступающих сумерках, были готовы первые три понтона. На них погрузились два стрелковых взвода первой роты и один пулеметный взвод. Из 12 плавающих танков Т-38 восемь были готовы к спуску на воду. Крошечные танки-амфибии сразу столкнулись с трудностями. Один танк сразу запутался в проволоке, четыре сели днищем на камни, и только три танка поплыли сопровождать понтоны. Уже полностью стемнело. Маленький отряд 173-го стрелкового полка уходил в неизвестность.
Как только понтоны и танки достигли середины протоки, течение огромной силы подхватило их и понесло к подорванным мостам. В тот же момент финны осветили протоку прожекторами и открыли убийственный пулеметный огонь по понтонам и по месту погрузки. Одновременно открыли огонь финские минометы и артиллерия. Сигнала ракетами от отряда не последовало.
8 кромешной темноте, под обстрелом, к погрузке приступили три взвода 2-й роты полка. Взводы были отправлены на северный берег с тем же результатом, что и первая волна.
Ночью с северного берега реки по взорванному мосту пробрался командир взвода, который рассказал о судьбе отряда. По его словам, течение было столь мощным, что подхватило понтоны и понесло к взорванным мостам. Его понтон сумел достичь противоположного берега, но потери от огня были очень тяжелыми. Командир роты пропал. Комвзвода предложил перебросить 4-ю роту через протоку по взорванному мосту. Эта попытка была предпринята, но финны обнаружили роту и открыли по ней сильный пулеметный огонь. Рота вернулась на южный берег, погрузилась на последние три понтона и также отправилась в темноту.
Утром на южный берег выбрались три экипажа танкеток Т-38 и еще несколько бойцов. Среди них был и командир первой роты, отправившийся на противоположный берег с первыми тремя понтонами. Только тогда стала ясна вся картина неудачи.
Прошитые пулеметными очередями понтоны начали тонуть, их понесло течением на пороги и выбросило на южный берег. Из 9 понтонов, которые были посланы на северный берег, достигли цели только четыре, причем большинство бойцов на понтонах были ранены и убиты еще до того, как понтоны причалили к берегу. Тем не менее они сумели зацепиться за берег и пробиться в деревню, где засели в подвалах. Связи с ними не было. Сигнал ракетами командир первой роты дать не смог, так как случайно утопил ракеты при переправе.
Один из танков перевернулся на середине протоки и затонул, наскочив на камень, два оставшихся добрались до противоположного берега, но выйти на него не смогли из-за крупных валунов и толстой кромки льда. Впоследствии их тоже отнесло течением, и они затонули.
Утром 8 декабря переправа была прекращена. 173-й полк был отведен из района переправы, его место занял братский 286-й полк. 173-й полк доложил о потере 114 человек пропавшими без вести. Около 30 бойцов полка сумели продержаться в подвалах на северном берегу еще двое суток, отбив несколько финских контратак. Когда у них закончились патроны, они были либо перебиты, либо взяты в плен. По финским описаниям, пленные были «в ужасном состоянии».
Несмотря на полный провал переправы, командование 7-й Армии отрапортовало наверх о том, что два батальона зацепились за северный берег протоки и создали плацдарм. Подобное приукрашивание ситуации было типично для раннего периода финской кампании и приводило Ставку Верховного Главнокомандования в ярость. Когда выяснилось, что сообщение было ложным, предупреждение получили и Мерецков, и Яковлев.
Александр Твардовский написал свое знаменитое стихотворение «Переправа» под впечатлением событий 7 декабря 1939 года на переправе у Кивиниеми. Стихотворение достаточно точно отражает ход событий того вечера. Поскольку стихотворение впоследствии стало частью поэмы «Василий Теркин» о Великой Отечественной войне, слово «финн» в стихотворении было заменено на «фриц».
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый.
Снег шершавый, кромка льда…
Кому память, кому слава,
Кому темная вода, —
Ни приметы, ни следа.
Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лед,
Погрузился на понтоны Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошел. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.
Как плоты, пошли понтоны.
Громыхнул один, другой
Басовым, железным тоном,
Точно крыша под ногой.
И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени.
И совсем свои ребята
Сразу — будто не они.
Сразу будто не похожи
На своих, на тех ребят:
Как-то все дружней и строже,
Как-то все тебе дороже
И родней, чем час назад.
Поглядеть — и впрямь — ребята!
Как, по правде, желторот,
Холостой ли он, женатый,
Этот стриженый народ.
Но уже идут ребята,
На войне живут бойцы,
Как когда-нибудь в двадцатом
Их товарищи — отцы.
Тем путем идут суровым.
Что и двести лет назад
Проходил с ружьем кремневым
Русский труженик-солдат.
Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минет ли в этот раз?
Налегли, гребут, потея.
Управляются с шестом.
А вода ревет правее —
Под подорванным мостом.
Вот уже на середине
Их относит и кружит…
А вода ревет в теснине,
Жухлый лед в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьется в пене и в пыли…
А уж первый взвод наверно,
Достает шестом земли.
Позади шумит протока,
И кругом — чужая ночь.
И уже он так далеко,
Что ни крикнуть, ни помочь.
И чернеет там зубчатый,
За холодною чертой,
Неподступный, непочатый
Лес над черною водой.
Переправа, переправа!
Берег правый, как стена…
Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.
Было так: из тьмы глубокой,
Огненный взметнув клинок,
Луч прожектора протоку
Пересек наискосок.
И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны — в ряд.
Густо было там народу —
Наших стриженых ребят…
И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди теплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно…
Под огнем неразбериха —
Где свои, где кто, где связь?
Только вскоре стало тихо, —
Переправа сорвалась.
И покамест неизвестно,
Кто там робкий, кто герой,
Кто там парень расчудесный,
А наверно, был такой.
Переправа, переправа…
Темень, холод. Ночь как год.
Но вцепился в берег правый,
Там остался первый взвод.
И о нем молчат ребята
В боевом родном кругу.
Словно чем-то виноваты,
Кто на левом берегу.
Не видать конца ночлегу.
За ночь грудою взялась
Пополам со льдом и снегом
Перемешанная грязь.
И усталая с похода,
Что б там ни было, — жива,
Дремлет, скорчившись, пехота,
Сунув руки в рукава.
Дремлет, скорчившись, пехота,
И в лесу, в ночи глухой
Сапогами пахнет, потом,
Мерзлой хвоей и махрой.
Чутко дышит берег этот
Вместе с теми, что на том
Под обрывом ждут рассвета,
Греют землю животом, —
Ждут рассвета, ждут подмоги,
Духом падать не хотят.
Ночь проходит, нет дороги
Ни вперед и ни назад…
А быть может, там с полночи
Порошит снежок им в очи,
И уже давно
Он не тает в их глазницах
И пыльцой лежит на лицах —
Мертвым все равно.
Стужи, холода не слышат,
Смерть за смертью не страшна,
Хоть еще паек им пишет
Первой роты старшина.
Старшина паек им пишет,
А по почте полевой
Не быстрей идут, не тише
Письма старые домой,
Что еще ребята сами
На привале при огне
Где-нибудь в лесу писали
Друг у друга на спине…
Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы —
Спят бойцы. Свое сказали
И уже навек правы.
И тверда, как камень, груда,
Где застыли их следы…
Может — так, а может — чудо?
Хоть бы знак какой оттуда,
И беда б за полбеды.
Долги ночи, жестки зори
В ноябре — к зиме седой.
Два бойца сидят в дозоре
Над холодною водой.
То ли снится, то ли мнится,
Показалось что невесть,
То ли иней на ресницах,
То ли вправду что-то есть?
Видят — маленькая точка
Показалась вдалеке: Т
о ли чурка, то ли бочка
Проплывает по реке?
— Нет, не чурка и не бочка
— Просто глазу маета.
— Не пловец ли одиночка?
— Шутишь, брат. Вода не та!
Да, вода… Помыслить страшно.
Даже рыбам холодна.
— Не из наших ли вчерашних
Поднялся какой со дна?..
Оба разом присмирели.
И сказал один боец:
— Нет, он выплыл бы в шинели,
С полной выкладкой, мертвец.
Оба здорово продрогли,
Как бы ни было, — впервой.
Подошел сержант с биноклем.
Присмотрелся: нет, живой.
— Нет, живой. Без гимнастерки.
— А не фриц? Не к нам ли в тыл?
— Нет. А может, это Теркин? —
Кто-то робко пошутил.
— Стой, ребята, не соваться,
Толку нет спускать понтон.
— Разрешите попытаться?
— Что пытаться!
— Братцы, — он!
И, у заберегов корку
Ледяную обломав,
Он как он, Василий Теркин,
Встал живой, — добрался вплавь.
Гладкий, голый, как из бани,
Встал, шатаясь тяжело.
Ни зубами, ни губами
Не работает — свело.
Подхватили, обвязали,
Дали валенки с ноги. Пригрозили, приказали
— Можешь, нет ли, а беги.
Под горой, в штабной избушке,
Парня тотчас на кровать
Положили для просушки,
Стали спиртом растирать.
Растирали, растирали…
Вдруг он молвит, как во сне:
— Доктор, доктор, а нельзя ли
Изнутри погреться мне,
Чтоб не все на кожу тратить?
Дали стопку — начал жить.
Приподнялся на кровати:
Разрешите доложить.
Взвод на правом берегу
Жив-здоров назло врагу!
Лейтенант всего лишь просит
Огоньку туда подбросить.
А уж следом за огнем
Встанем, ноги разомнем.
Что там есть, перекалечим,
Переправу обеспечим…
Доложил по форме, словно
Тотчас плыть ему назад.
— Молодец! — сказал полковник.
Молодец! Спасибо, брат.
И с улыбкою неробкой Говорит тогда боец:
— А еще нельзя ли стопку,
Потому как молодец?
Посмотрел полковник строго,
Покосился на бойца.
— Молодец, а будет много — Сразу две.
— Так два ж конца…
Переправа, переправа!
Пушки бьют в кромешной мгле.
Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
После срыва переправы командование корпуса потребовало от командиров 142-й и 90-й стрелковых дивизий продолжить переправу днем 8 декабря на уцелевших понтонах и доставленных из Ленинграда обывательских лодках (всего их доставили в район Кивиниеми 250 штук). Однако на совещании командиры дивизий и полков в один голос заявили решительный протест и потребовали сутки на разведку и подготовку переправы. Командование корпуса было вынуждено прислушаться к мнению командиров и согласилось с их доводами. 90-я стрелковая дивизия начала подготовку к новой переправе на северный берег протоки в нескольких местах. Новое решение на переправу было такое:
— переправа производится в ночь с 9 на 10 декабря 1939 года;
— производится она в нескольких местах на широком фронте;
— переправа производится только после надлежащей подготовки и при должном боевом и материальном обеспечении.
Была произведена ледовая разведка с мыса Лехти-кюля и составлены планы артиллерийской подготовки и дальнейшего артиллерийского сопровождения. Произведенная ледовая разведка показала возможность переправы по льду в пешем строю — толщина льда была уже 5 сантиметров и более.
Переправляться 90-я дивизия должна была в двух местах: на лодках и понтонах у протоки по старому плану и по льду с мыса Лехти-кюля в двух километрах западнее.
Вечером 9 декабря в целях обеспечения переправы на северный берег с мыса Лехти-кюля вышла разведрота 588-го стрелкового полка, а в районе мыса сосредоточился второй батальон 588-го полка. Поздно вечером 9 декабря разведрота донесла в штаб дивизии, что перешла Вуоксу, не обнаруженная финнами, и сосредоточилась на северном берегу. Все было готово для начала переправы, но она была отменена приказом командования 50-го стрелкового корпуса.
Командование дивизии не знало, что командарм-7 Яковлев уже 8 декабря отказался от наступления на кексгольмском направлении и предложил Ставке вернуться к первоначальному плану операции — нанести главный удар на выборгском направлении. Ставка Верховного Главнокомандования одобрила предложение Яковлева и одновременно сместила его с поста командующего 7-й Армией. На его место был назначен Мерецков, который до этого руководил всей военной операцией против Финляндии. Таким образом Ставка дала свою оценку действиям Ленинградского военного округа и 7-й Армии за первую неделю войны.
Однако план Яковлева все же был утвержден, и в этой связи на выборгское направление перебрасывались маршем управление 50-го стрелкового корпуса, 10-й танковый корпус, 90-я стрелковая дивизия, 35-я легкотанковая бригада, 24-й корпусной артиллерийский полк. Марш был организован из рук вон плохо — о службе регулирования движения в штабе армии и корпуса не подумали, просто отдав приказ на марш. На дорогах скопились гигантские пробки из танков, грузовиков, тягачей и орудий. 24-й корпусной артполк шел маршем за 35-й легкотанковой бригадой и застрял в пробке на долгие часы. Начальник штаба полка описал хаос на дороге следующим образом:
«…Ввиду отсутствия службы регулирования в самой танковой бригаде часть тылов с перекрестка повернула по дороге на Мартикка, вместо того чтобы следовать по дороге на Мартиккала. Проехав километра 3 по этой дороге, эта часть тылов начала возвращаться обратно по дороге через перекресток у оз. Латва-лампи. Разведбат 90-й стрелковой дивизии к этому времени явочным порядком захватил дорогу через перекресток, все это создало на пути 24-го корпусного артполка пробку автомашин, танков, тракторов в 3–4 ряда на протяжении 8-10 км.
Эта пробка не дала возможности 24-му корпусному артполку не только выступить своевременно через исходный пункт, но даже вытянуться на дорогу с огневых позиций. Вся эта «кишка», забившая плотно всю дорогу, с воздуха абсолютно ни чем не прикрывалась. Только благодаря отсутствию авиации противника и отсутствию дальнобойной артиллерии у противника в этом районе все это прошло без наказаний и без потерь…
…Несмотря на то что по рокаде, ст. Валк-ярви, Кюлляети-ля, Асарилла, Харвала, отм. 72,7 и далее на Перк-ярви двигались крупнейшие соединения, как-то 35-я танковая бригада, 24-й корпусной артиллерийский полк, 302-й гаубично-артиллерийский полк, 1-й и 2-й дивизионы 116 гаубично- артиллерийского полка, 21-й корпусной тяжелый артиллерийский полк и отдельный зенитный дивизион, дорога для движения частей была абсолютно не подготовлена, саперные работы не произведены. 50-й стрелковый корпус не мог подготовить эту дорогу в силу того, что его 90-я, 142-я и 43-я дивизии переподчинились в другие корпуса, а новые дивизии, входящие в состав корпуса, находились на другом участке фронта. Вся ответственность за организацию этой рокады лежала на армейском аппарате. Между тем дорога была не разминирована как следует, мосты были взорваны и не исправлены, с воздуха прикрытия не имелось, артиллерия двигалась без пехотного прикрытия. В результате этого 35-я танковая бригада двигалась очень медленно, задерживая все идущие за ней войска. К этому добавилось отсутствие должностной дисциплины среди танковых подразделений. Остановившиеся танки с дороги не убирались — ремонтировались прямо на дороге, создавая дополнительные пробки, в частности остановившиеся испорченные два танка на подъеме Кюлляетиля задержали колонну 24-го КАП на четыре часа, так как съехать с дороги не представлялось возможным ввиду глубокого снега, а обходных путей не было. Поэтому 24-й КАП двигался очень медленно. Ночь с 11-го на 12.12.39 г. провели в пути, ожидая освобождение переправы 35-й танковой бригады у Кюлляетиля…»
Провал переправы у Кивиниеми и метание командования 7-й Армии с выборгского на кексгольмское направление и обратно имели далеко идущие последствия.
Во-первых, в наступлении возникла пауза, так как переброска частей на выборгское направление заняла много времени.
Во-вторых, на фронте финской 8-й дивизии у Кивиниеми наступило затишье вплоть до окончания боевых действий 13 марта 1940 года. Это дало финнам возможность перебрасывать с этого тихого участка фронта части на угрожаемые направления — Тайпале и в конце войны — Яюряпяя и Вуосалми.
В-третьих, уже 8–9 декабря стало понятно, что план Мерецкова, подразумевающий завершение военной операции против Финляндии за три недели, трещит по швам. Это вызвало нервозность и спешку в штабах, и штурм Линии Маннергейма на выборгском направлении в середине декабря был начат без должной разведки и подготовки. Это привело к большим потерям, окончательному срыву графика военной операции и оперативной паузе на Карельском перешейке до февраля 1940 года.
Бойцы 173-го стрелкового полка, сумевшие в ночь с 7 на 8 декабря переправиться через протоку и закрепиться в подвалах домов, продержались несколько суток, отбив несколько финских контратак. Командование финской 8-й дивизии было уверено, что на северном берегу протоки красноармейцев не было, но утром 8 декабря по финским солдатам был открыт огонь из подвала автомастерской Мустонена. Советские бойцы засели в нескольких подвалах. Штурм подвалов оказался нелегкой задачей.
11 декабря на передовую прибыл начальник штаба 8-й пехотной дивизии майор Сальгрен. Когда он переходил шоссе, пуля из подвала автомастерской попала ему в бедро. Майор упал, и через секунду был убит пулей в голову. Горстка советских бойцов была взята в плен из подвала автомастерской только утром 13 декабря. Всего в плен попало 34 человека. Финские потери составили 17 убитых и раненых.
Стихотворение Александра Твардовского «Переправа, переправа…» до сих пор входит в школьную программу по литературе в школах России.
Советское наступление на плацдарме в Тайпале
К 13 декабря 1939 года части 150-й и 49-й стрелковых дивизий прочно овладели плацдармом на мысу Коуккуниеми и начали подготовку к прорыву основной финской линии обороны. В тот же день Мерецков отдал приказ на наступление Правой группе. Общее наступление было назначено на 15 декабря.
Дивизии, наступавшие с плацдарма, были достаточно полнокровными: в 49-й дивизии насчитывалось 13 882 человека личного состава, а в 150-й стрелковой дивизии — 14 764 человека. Действия стрелковых частей были готовы поддержать танки 39-й легкотанковой бригады полковника Лелюшенко и 204-й отдельный танковый батальон с огнеметными танками (20 машин ХТ-26 и 30 машин ХТ-130).
Помимо своей артиллерии дивизии поддерживали огнем 116-й гаубично-артиллерийский полк, 311-й пушечный полк и второй дивизион 402- го тяжелого гаубичного полка. Разведки целей артиллеристы произвести не успели и вели огонь по площадям.
Советское командование понимало, что начинается штурм основной финской оборонительной линии, и приказало организовать наступление силами штурмовых групп, состоящих из танков, саперов и стрелковых частей.
В наступление шли все силы, сосредоточенные на плацдарме, — 6 стрелковых полков. Их поддерживали 59 танков 39-й легкотанковой бригады, — около 30 огнеметных танков 204-го отдельного танкового батальона, поротно приданных стрелковым полкам.
Стрелковые части и танки выдвинулись на исходные позиции в 11.00–11.20. Артподготовка наступления длилась около трех часов, и после нее вся масса войск двинулась в наступление. Финны действовали точно по уставу и обрушили на наступающие стрелковые цепи огонь пулеметов, минометов и артиллерии. Красноармейцы были прижаты к земле и оторвались от танков. Танкистам приходилось не раз возвращаться к пехоте и метр за метром вести ее за собой. Таким образом, как констатировали танкисты, штурмовые группы развалились в самом начале атаки. Финские противотанкисты в полной мере использовали это маневрирование советских танков на поле боя. Огонь финские противотанковые пушки вели с фланга, открывая огонь с короткой дистанции и после этого сразу меняя позицию. Зачастую советские танковые экипажи даже не успевали заметить, откуда по ним был открыт огонь.
Как констатировали танкисты 39-й легкотанковой бригады: «15 и 16 декабря противник ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем несколько раз приземлял нашу пехоту, отделяя ее от танков. Танки оторвались от пехоты, прошли через ров и при возвращении к своей пехоте были расстреляны огнем противотанковых пушек с коротких дистанций (100–150 метров)».
Встреченные стеной огня, советские наступающие части сумели продвинуться буквально на несколько сотен метров — до финского противотанкового рва, который проходил в северной части полуострова Коуккуниеми перед финскими позициями. Большая часть пехоты осталась во рву, там же застряла часть танков. Те танкисты, которые сумели пройти ров, вырвались вперед и в одиночку вступили в бой с финскими пулеметчиками и противотанкистами, сметая финские проволочные заграждения.
К 17.00 наступление остановилось. На сборный пункт 39-й легкотанковой бригады вернулось к этому времени только 4 танка. К 06.00 16.12.1939 на сборный пункт прибыла и была эвакуирована 31 машина. В тот день бригада понесла самые тяжелые потери в личном составе за всю войну — 25 убитых, 27 раненых, 6 человек пропавших без вести. Потери в танках были тоже крайне высокими: в бой вышло 59 танков, вернулось боеспособными 16, подбитых артогнем 15, а осталось на поле боя 28 танков.
16 декабря советское наступление продолжилось, но снова было отбито финнами. В этот день 39-я бригада послала в бой 17 танков и за день потеряла 10 из них — три танка сумели вернуться с поля боя, 7 осталось. Было убито 7 и ранено 7 танкистов.
17 декабря советские части в третий раз атаковали финские позиции и снова неудачно. Потери в стрелковых полках были тяжелые, но в декабре 1939 года учет потерь в стрелковых частях еще не был как следует налажен, и точные данные пока что отсутствуют.
Советское наступление выдохлось. Продвижение стрелковых частей было минимальным, потери — тяжелыми. Финны сумели ликвидировать все местные прорывы контратаками и прочно удерживали основную оборонительную линию. 19 декабря начальник Генштаба командарм 1-го ранга Шапошников одобрил решение Мерецкова дать частям Правой группы отдых.
24 декабря части 49-й стрелковой дивизии предприняли свое последнее в 1939 году наступление на финские позиции в Терент-тиля, поддерживая таким образом наступление 4-й стрелковой дивизии у Келья, но и это наступление было отбито финнами.
Согласно плану 7-й Армии, 142-я дивизия должна была поддержать своих товарищей на плацдарме Тайпале наступлением в районе Кивиниеми 15 декабря 1939 года. Это наступление было предпринято 461-м стрелковым полком дивизии в районе Хай-термаа. Один батальон полка перешел озеро, был остановлен финским огнем у забора из колючей проволоки и отошел назад.
При форсировании реки Тайпалеен-йоки и в первых боях на плацдарме отличились и были награждены высочайшей наградой Советского Союза:
Водитель 7-го отдельного понтонного батальона Владимир Кузьмич Артюх (медаль № 198). Под обстрелом возглавил колонну батальона и обеспечил переправу через Тайпалеен-йоки 6 декабря 1939 года. Александр Твардовский посвятил ему поэму «Водитель Артюх».
Командир взвода 7-го отдельного понтонного батальона младший лейтенант Павел Васильевич Усов (медаль № 216), отличившийся при переправе через Тайпалеен-йоки.
Водитель-санитар 85-го медсанбата 49-й стрелковой дивизии красноармеец Иван Михайлович Ильиных (медаль № 400) — под огнем противника 7 декабря эвакуировал раненых с плацдарма по понтонному мосту, вечером 18 декабря на грузовике вывез раненых с передовой из оврага Муста-оя.
Командир батальона 222-го стрелкового полка капитан Василий Гаврилович Нетреба (медаль № 386) за захват трех ДОТ «Альказар» в устье Муста-Оя.
Командир батальона 222-го стрелкового полка старший лейтенант Михаил Тарасович Дударенко — погиб при форсировании Тайпалеен-йоки 6 декабря 1939 года.
Наводчик орудия 121-го противотанкового дивизиона 49-й стрелковой дивизии (медаль № 395) за отличие в бою 16 декабря при поддержке действий стрелковых частей в наступлении.
Командир 116-го гаубичного артиллерийского полка майор Дмитрий Иванович Турбин (медаль № 266) за образцовые действий полка в советско- финскую войну в районе Тайпале.
Водитель 116-го гаубичного артиллерийского полка красноармеец Василий Степанович Клюкин — бесперебойно доставлял боеприпасы на позиции, вывозил раненых.
Механик-водитель 85-го танкового батальона 39-й легкотанковой бригады Никита Иванович Русин (медаль № 219) — за умелые действия в бою 15–16 декабря 1939 года.
Политрук роты 674-го стрелкового полка Василий Леонтьевич Гутин — погиб при разведке боем 18 декабря 1939 года.
Последняя попытка — рождественская битва при Келья
Результаты советского наступления в районе Тайпале в начале-середине декабря не удовлетворили командование Седьмой армии. Хотя частям 150-й и 49-й стрелковых дивизий удалось форсировать реку Тайпале под убийственным финским огнем, захватить плацдарм на мысе Коуккуниеми и захватить три финских ДОТ, дальше дивизии продвинуться не сумели и понесли большие потери. Обход финских оборонительных позиций в Тайпале по льду замерзшего озера Суванто и одновременный удар с плацдарма казались естественным и заманчивым вариантом прорыва финской обороны в районе Суванто — Тайпале.
16 декабря 1939 года на фронт стала прибывать свежая 4-я стрелковая дивизия. По плану командования группы Грендаля, к двадцатым числам декабря дивизии в восточной части Карельского перешейка, после краткосрочного отдыха, должны были вновь перейти в наступление в районах Кивиниеми, Суванто, Тайпале, прорвать оборону финнов и развивать наступление на Кякисалми (Приозерск).
142-я стрелковая дивизия должна была начать наступление восточнее Саккола с целью отвлечь внимание финского командования и сковать финские резервы. Вновь прибывшая 4-я стрелковая дивизия должна была перейти в наступление в двадцатых числах декабря через озеро Суванто двумя полками (220-й стрелковый полк и 39 стрелковый полк), с одним стрелковым полком в резерве. Направление главного удара — Келья — Ви-лаккала, отвлекающие удары дивизия должна была нанести в районах Патониеми и Волоссула. Одновременно с наступлением через Суванто, на плацдарме у Тайпале обе стрелковые дивизии, 150-я и 49-я, должны были перейти в наступление у Кирвесмяки и Теренттиля всеми шестью пехотными полками.
Согласно плану 24 декабря 1939 года в 14.00 советские части начали двухчасовую артиллерийскую подготовку и перешли в наступление по всему фронту плацдарма. Стрелковые части сумели достичь местных успехов и вклинились в финскую оборону, но задача наступления выполнена не была. 25 и 26 декабря полки на плацдарме Тайпале опять наступали, но не добились успеха. 27 декабря 1939 года Военный совет 7-й Армии отдал приказ окопаться на занятых позициях и перейти к обороне.
Советское наступление на озере Суванто началось рано утром 25 декабря, в день западного Рождества. Сектор обороны на озере Суванто на протяжении всего декабря 1939 года был спокойным, советские части не предпринимали попыток наступления. Офицеры и солдаты были в праздничном настроении и были частично застигнуты врасплох советским наступлением.
В Волоссула и Патониеми части 39-го стрелкового полка сумели перейти озеро по льду и захватить небольшие плацдармы, но уже в середине дня были выбиты обратно. Финская артиллерия и артиллерийский форт Патониеми помешали переброске резервов через озеро, и финские контратаки сразу же удались. В районе Патониеми батальон майора Яакко Сохло (1-й батальон 30-го пехотного полка) сбросил части 39-го стрелкового полка с плацдарма уже к полудню 25 декабря. При атаке сам командир батальона майор Сохло погиб, находясь непосредственно в боевых порядках. Общие потери батальона в бою 25 декабря составили 46 человек, из них 19 убитых. 2-й батальон 30-го полка заставил советские части покинуть северный берег Суванто уже в первой половине дня 25 декабря.
Иначе события развивались в районе Келья, на направлении главного удара 4-й стрелковой дивизии. В предрассветные часы 25 декабря через озеро пошел в наступление 2-й батальон полка с разведротой 101-стрелкового полка. Поддерживали наступление противотанковые орудия 80- го дивизиона ПТО и артиллерийский и гаубичный полк 4-й стрелковой дивизии.
Финское командование в районе Келья проигнорировало все признаки готовящегося советского наступления. В частности, когда в ночь с 24 на 25 декабря финская разведгруппа вышла на южный берег Суванто, лес у деревни Лапинлахти был полностью занят стрелковыми частями РККА. Разведгруппа доложила об этом в батальон, однако командир 3-го батальона 29-го пехотного полка капитан Мюллер, ответственный за оборону этого участка фронта, не предпринял никаких мер по усилению охранения на берегу озера. По некоторым данным, штаб батальона уже успел посидеть за праздничным столом и был пьян.
Лаури Кескинен, связист 3-го батальона:
«…В Сочельник было совсем тихо, а утром в Рождество началось. Я до сих пор удивляюсь: в первые часы Рождества, в часа два или три утра, через наш узел связи передали донесение командиру батальона, что скоро начнется наступление. Комбат это сообщение никуда не передал! В тот момент комбат не владел ситуацией вообще. Хорошо, что это наступление удалось в результате остановить…»
В первом донесении с передовой в 9 часов говорилось о том, что на северном берегу только один взвод красноармейцев. Чуть позже заговорили уже о роте. В контратаку было послано два отделения под командованием офицера химзащиты, который вернулся в штаб батальона к 14.00 и сообщил, что русские разбиты. Штаб батальона передал это донесение в полк и успокоился. Реальность была далека от этого донесения: 2-й батальон 220-го стрелкового полка и разведрота 101-го стрелкового полка продолжали удерживать плацдарм примерно 700 метров по фронту и 700 метров глубиной на поле у деревни Келья. В ночь с 25 на 26 декабря в Келья финны перебросили шестую роту 30-го пехотного полка, которая пошла в наступление в 08.30 утра, еще в темноте. Атака сразу захлебнулась, и за какие-то минуты рота потеряла четверть первоначального состава: семеро солдат было убито, 30 ранено. После этого шестую роту пытались еще раз послать в наступление, но комроты попросил командира полка вывести роту на отдых, так как солдаты были измотаны и новая атака лишь увеличила бы потери.
Только к утру 26 декабря капитан Мюллер начал осознавать масштабы советского плацдарма в Келья. Обе контратаки, которые он провел, закончились провалом, и в Келья из Кирвесмяки были переброшены две роты из третьего батальона 28-го пехотного полка (комбат — капитан Лагерлеф). По финскому плану, роты должны были перейти в наступление против советского плацдарма в 17.15 после артподготовки и при поддержке огня пулеметов. За минуту до начала наступления финские пулеметы открыли огонь, и хотя артподготовка не состоялась, роты бросились вперед. Оказалось, что артиллерийский дивизион, который был должен поддерживать огнем наступление, не получил приказа на открытие огня. Тем не менее роты сумели продвинуться вперед, но советские защитники плацдарма подали сигнал своей артиллерии тремя красными ракетами и на финнов обрушился огонь двух артиллерийских полков. В вечерних сумерках финны, понеся потери, были вынуждены отступить. После этого роты Лагерлефа были выведены из боя и отправились обратно пешком в Кирвесмяки.
Необходимо отметить, что хотя финнам и не удалось уничтожить советский плацдарм 25 и 26 декабря, огонь финской артиллерии и форта Кеккиниеми сумел полностью парализовать переброску подкреплений на плацдарм. Финской артиллерии также удалось подавить большую часть советской артиллерии, стоявшей на южном берегу озера на прямой наводке.
Это видно на примере действий 101-го стрелкового полка, действовавшего в районе плацдарма. 25 декабря 7-я рота полка с пулеметным взводом и взводом сорокапяток начала разведку переднего края на озере Суванто-ярви. Когда рота была в 80 метрах от финского берега, по ней был открыт сильный огонь из района форта Кеккиниеми, в результате было убито 9 человек, осталось на поле боя невынесенными 13 человек.
Поздно вечером 26 декабря 101-й полк пошел в наступление через озеро с задачей помочь подразделениям 220-го полка, сражающимся на плацдарме. В 23.30 начал движение 2-й батальон, в полночь 3-й батальон и в 04.00 утра 1- й батальон. Наступление велось в направлении восточной окраины Келья. Второй батальон сумел достичь противоположного берега, но попал под сильный пулеметный огонь, понес большие потери и был вынужден отойти на исходные позиции. Потери понесли также 1-й и 3-й батальоны. Всего в полку было убито 57 человек, ранено 367, не вернулось со льда озера 318 человек. В бою был ранен комиссар полка Безбородое, убит политрук 2-го батальона Воробьев, ранен командир 2-го батальона капитан Лукьяненко. Выбыли из строя несколько командиров рот. С поля боя также не вернулся начальник штаба 1- го батальона, у которого с собой были командирские коды и ключи кодирования и раскодирования.
На смену двум ротам Лагерлефа прибыл 6-й отдельный батальон майора Саарелайнена, который был должен начать атаку в 09.00 утра. Однако батальон не успел подготовиться к наступлению, которое было перенесено на 10.30. Об этом опять забыли сообщить артиллеристам, которые провели артподготовку за полтора часа до начала наступления. Проблемы с огневой поддержкой этим не ограничились: из 12 пулеметов хорошие огневые позиции удалось найти только для двух. Пулеметчики капитана Мюллера наотрез отказались поддерживать огнем наступление батальона, заявив, что по ошибке прошлой ночью уже вели огонь по своим. Минометный взвод батальона успел встать на позиции еще ночью с 26 на 27 декабря, но из- за того, что плита одного из минометов оказалась забытой в Рауту на другом берегу Суванто, огонь вести мог только один миномет.
В 10.30 в атаку через открытое поле бросились первая и третья роты. Через час, понеся тяжелые потери, они отступили. Связист Лаури Кескинен видел, как развивалась атака:
«…я был в паре сотен метров от исходного рубежа 6-го отдельного батальона и видел, как они пошли в атаку. Ни в коем случае нельзя так было наступать, много там зазря погибло. Мне это показалось полной бессмысленностью…»
Несмотря на неудачу, атака была повторена в 11.45, и на этот раз финнам удалось ворваться на советские позиции. Бой моментально перешел в рукопашную.
Необходимо отметить, что советским частям на плацдарме уже в ночь с 26 на 27 декабря был приказ отходить на южный берег, и финны, очевидно, сражались с теми, кто остался прикрывать отход товарищей. После ожесточенного рукопашного боя финны отбили свои позиции, утраченные утром 25 декабря. Когда бой затих, финны обнаружили ячейку советского пулеметчика, который погиб последним. Он стоял у пулемета, по грудь засыпанный стреляными гильзами. Отдельные красноармейцы продолжали отстреливаться от финнов еще день и были пленены 28 декабря. Те, кто бросился через озеро на южный берег, почти все погибли под финским огнем. По наблюдениям финнов, до своих на южном берегу сумело добраться только 11 красноармейцев. Уцелевший при ночном отходе младший лейтенант Кузьменков вспоминает:
«…держались мы во рву двое суток, без пищи и воды. Наконец дали команду отойти на исходные позиции. Ночью начали отход, тело старшего лейтенанта Куксова не могли взять с собой, оставили на месте. В живых от нашего батальона осталось 22 человека, остальные были убиты или ранены…»
Потери 6-го отдельного батальона в бою 26 декабря также были тяжелыми — 49 убитых, 101 раненый. Особо тяжелые потери были среди офицерского состава батальона. В качестве трофеев финнам в битве при Келья досталось 140 пулеметов, 1700 винтовок разных образцов, 12 противотанковых пушек и другое военное имущество.
Когда жители деревни Келья вернулись в родные места летом 1942 года, они увидели на поле у деревни аккуратную братскую могилу. Текст на могиле гласил, что в ней похоронено 850 красноармейцев и командиров 4-й стрелковой дивизии.
Эта неудача поставила точку в череде штурмов Линии Маннергейма на востоке Карельского перешейка. На фронте началась позиционная война. Советские части готовились к новому штурму, командование разбирало ошибки, делало организационные выводы. Финны же свели свою боевую деятельность к минимуму, сосредоточив усилия на строительстве новых оборонительных рубежей и улучшении существующих позиций. Обе стороны прекрасно понимали, что через какое-то время начнется второй раунд боевых действий, в котором Красная Армия должна была взять реванш.
Центр перешейка — в болотах у железной дороги
24-я стрелковая дивизия при поддержке 40-й легкотанковой бригады вышла в район Перк-ярви 6 декабря 1939 года и продолжила наступление на север и северо-запад вдоль железной дороги.
В тот же день, 6 декабря, при проведении рекогносцировки погиб комбриг Вещев, командир 24-й стрелковой дивизии.
Его заменил комбриг Галицкий. До прибытия 90-й стрелковой дивизии 24-я дивизия наступала на широком фронте от болота Мунасуо до озера Муолаан-ярви — всего около 9 километров. Локтевой связи с соседом слева, 123-й стрелковой дивизией, не было. На левом фланге у железной дороги наступал 168-й стрелковый полк, на Таасионламмет в центре боевого порядка наступал 274-й стрелковый полк, на правом фланге дивизии — 7-й стрелковый полк. Дивизии был придан 157-й танковый батальон 40-й танковой бригады. Стрелковые части атаковали финские позиции 8 декабря 1939 года, в результате чего 40-я танковая бригада потеряла 12 танков от огня финской противотанковой артиллерии. Части дивизии не сумели даже сбить финское боевое охранение у железной дороги на реке Косен-йоки. После этого советские полки прекратили наступление, ожидая подхода 90-й стрелковой дивизии, которая все еще шла по забитым дорогам из Кивиниеми.
18 декабря 2-я рота 157-го танкового батальона поддерживала действия 7-го полка в направлении хутора Вяйсянен. Танки не смогли преодолеть надолбы. 1 танк был подбит и оставлен на поле боя, 1 танк получил два попадания, но сумел отойти с поля боя.
На следующий день совместно с 7-м полком на Вяйсянен наступали 1-я и 3-я танковые роты 155-го танкового батальона. В результате боя 6 танков было подбито. 4 танка осталось на поле боя, один из них сгорел. Было убито 5 и ранено 6 танкистов. Стрелки 7-го полка не сумели продвинуться вперед.
Тем временем в район Перк-ярви прибыла из района Кивиниеми 90-я дивизия. Наступательные порядки советских войск уплотнились. 24-я дивизия приняла вправо, и ее полки теперь наступали в полосе от железной дороги до западного берега Муолаан-ярви.
Боевой порядок 90-я стрелковая дивизия приняла следующим образом: на ручей Муста-оя западнее железной дороги наступал 588-й стрелковый полк майора Богданова, на высоту 44,8 у ручья Лампестен-оя — 173-й стрелковый полк майора Бондарева при поддержке 3-й роты 160-го отдельного танкового батальона. 286-й полк стоял в резерве за 173-м полком, готовый развить наступление. 339-й танковый батальон с ротой в составе 8 танков Т-26 и ротой в составе 12 танков Т-37/Т-38 расположился у штаба дивизии на станции Перк-ярви. Там же расположились саперный батальон и разведбат дивизии. 173-му и 588-му полку были также приданы батареи сорокапяток бб- го дивизиона ПТО. Локтевой связи между 588-м и 173-м полками не было. У 173-го полка также не было никакой связи с соседом слева, 123-й стрелковой дивизией.
Из-за тяжелого марша и непрекращающихся пробок на дорогах дивизия прибыла на новый участок фронта без горючего и фуража. Провианта в дивизии также было немного. Это не замедлило сказаться на состоянии конского состава дивизии. Ситуация со снабжением была налажена только через неделю.
16 декабря рота танков Т-26 была придана первому батальону 588-го полка с задачей поддержать атаку пехоты, как только будут готовы проходы в завалах и минных полях. На разведку финской обороны и подготовку опять времени не было.
Перед фронтом наступления 90-й стрелковой дивизии оборонялся 3-й батальон 13-го пехотного полка и части 1-й бригады. Перед финскими позициями были созданы минные поля, обширные завалы и заборы из колючей проволоки. В районе обороны 13-го пехотного полка финская оборона проходила по болоту, где была построена насыпная траншея. По воспоминаниям ветеранов, район обороны полка был слабо оборудован — недостаток времени и сложная местность не позволили создать мощной полевой обороны. Противотанковая оборона также была в печальном состоянии. Тойво Ахтимо, 3-й батальон 13-го пехотного полка:
«…приемы противотанковой обороны, которым нас обучали в мирное время, оказались не шибко полезными. В наставлениях считалось, что можно остановить танк, засунув лом или бревно в ходовую часть! Один наш солдат из седьмой роты, рядовой Виено Лойму из Лоймаа, попробовал таким образом остановить танк в районе Лампестеноя. Лом со страшным скрежетом обернулся вокруг гусеницы и выпал из ходовой части, не причинив танку никакого вреда. Тут Лойму схватил толстое бревно и засунул его в гусеницу. Бревно превратилось в охапку зубочисток, которой хватило бы на роту, а танк поехал дальше, пока его не подорвали связкой гранат.
Второй способ остановить вражеский танк, рекомендовавшийся в наставлениях мирного времени, — стрельба из дробовика в упор по смотровым приборам танка! Кое-кто привез с собой на фронт дробовики, но не думаю, что кто-то их на фронте так использовал.
В начале войны мы получили новые краткие наставления по борьбе с танками. В общем, в наставлении было написано, что танков не надо бояться. Также рекомендовалось убирать с развилок дорожные указатели, чтобы прорвавшиеся танки противника заблудились в нашем тылу…»
На середину декабря 1939 года высота снежного покрова в центральных частях перешейка достигала 30–40 сантиметров. Сильных морозов еще не было — утром 17 декабря было всего минус четыре градуса.
В этот день 90-я стрелковая дивизия перешла в наступление двумя полками. 588-й стрелковый полк, наступая на ручей Муста-оя, встретил минированные завалы, заграждения из колючей проволоки. Танковая рота в составе 8 танков Т-26 осталась на исходных, поддерживая батальоны огнем — саперы не успели сделать проходы в завалах. Один танк финны подбили. Майор Богданов приказал поддержать атаку огнем полковых пушек прямой наводкой.
1-й и 2-й батальоны полка пошли в атаку без танковой поддержки и были остановлены финским огнем у колючей проволоки. Попытки продвинуться дальше успеха не имели. В бою было ранено 23 командира, 88 младших командиров и красноармейцев. Убитых подсчитать не было возможности из-за продолжающегося боя. Две полковые пушки были накрыты финскими минометчиками и вышли из строя.
173-й полк, наступающий на высоту 44,8 при поддержке 1-роты 160-го танкового батальона, также не добился успеха. Финны сумели отсечь наступающих стрелков от танков. Когда танки приблизились к финским траншеям, по ним был открыт огонь с дистанции 50–60 метров. 4 танка было подбито и остались на поле боя, два танка прошли в финский тыл и были уничтожены в глубине финской обороны.
18 декабря наступление продолжилось. Майор Богданов, командир 588- го полка, создал в полку штурмовые отряды для резки проволоки, но успеха они не добились. После боя 18 декабря уровень потерь в 1-м батальоне полка достиг 377 человек с начала кампании. Вновь батальоны полка поднялись в атаку при огневой поддержке полковых пушек, сорокапяток и минометов. Две полковые пушки были выведены из строя, успев выпустить по финским позициям 90 снарядов. Сорокапятки расстреляли за день половину боекомплекта. Рота Т-26 потеряла еще три танка. По решению начальника штаба 90-й дивизии остатки роты были отведены на КП 588-го полка.
В бою 18 декабря 173-й полк потерял ранеными командиров 1-й, 2-й, 4- й и 8-й рот. В 1-й и 2-й ротах осталось только по одному среднему командиру. 286-й стрелковый полк был введен в бой из-за левого фланга 173-го полка, обтекая высоту 44,8 с запада, но был остановлен финским огнем.
19 декабря все три полка продолжили наступление и понесли тяжелые потери в командном составе. В 173-м полку выбыли почти все командиры рот, начальник штаба 3-го батальона был тоже ранен. Выбыл из строя по ранению и начальник штаба полка.
286-й полк продолжил наступление, артиллеристы полка на руках подтаскивали на болото полковые пушки на прямую наводку. Минометный взвод 2-го батальона полка встал на огневые позиции слишком близко к линии фронта, был обнаружен финскими пулеметчиками и полностью вышел из строя. Всего за 18 декабря полк потерял убитыми 15 человек, ранеными 41, в том числе 5 средних командиров.
588-й полк потерял около 80 человек убитыми и ранеными в 1-м и 2-м батальонах. Были ранены начальник штаба 1-го батальона, убит ПНШ-1, убит начхим полка майор Нечаев, ранен комбат-3. Кроме этого, были ранено три командира огневых взводов полковой батареи.
20 декабря 173-й полк был сменен на передовой 286-м полком. За день наступления 286-й полк потерял убитыми 23 человека и ранеными 170. Единственным достижением дня было то, что передовые бойцы окопались у третьего ряда финской колючей проволоки. В бою был ранен комбат-2 майор Никифоров, начальник штаба 2-го батальона старший лейтенант Кучин. Был ранен комиссар полка Воробьев.
588-й полк вновь штурмовал финские позиции на ручье Муста-оя после двухчасовой артподготовки. В наступление пошли 1-й и 2-й батальоны. 2-я и 3-я роты в панике бежали с поля боя, как только финны открыили по ним огонь. Несмотря на это, комбат-1 майор Кузьмин доложил в штаб полка, что роты перешли через ручей. Обман вскоре вскрылся. 2-й батальон также не сумел добиться успеха. Командир полка майор Богданов потерял всякое терпение и сам отправился руководить боем 2-го батальона. Однако руководить уже было практически некем — в батальоне осталось не более ста бойцов. В третьем батальоне почти не осталось пулеметчиков. Бойцы окопались, и поднять их в атаку было почти невозможно. Несмотря на столь тяжелое положение, комполка приказал продолжить наступление и выполнить
Второй батальон поднимался в атаку три раза, и трижды его атака была отбита. В третьей атаке был ранен комбат-2 лейтенант Лазарев, и батальон был отведен на исходные позиции.
Уже 20 декабря командующий 40-й легкотанковой бригадой комбриг Поляков в секретном донесении командующему бронетанковыми частями 7-й Армии комбригу Вершинину обрисовал мрачную ситуацию, сложившуюся на фронте в результате плохо налаженного взаимодействия между разными родами войск:
«В дополнение к оперсводкам.
Совершенно секретно
…Во всех произведенных атаках танки успеха не имели. Это объясняется тем, что во всех случаях танки шли впереди пехоты, имея перед собой неразведанную местность, поэтому танки несли большие потери от огня ПТО и из ДОТ и возвращались на исходное положение.
Подбитые на поле боя танки противник держит под непрерывным пулеметным и артиллерийским огнем, то есть не дает возможности подойти к ним, а со своей стороны оставляет проход, давая тем самым возможность белофиннам подойти к танкам и поджигать их. Из подбитых артогнем танков (или застрявших во время боя) противник не дает экипажам машины выходить из танков, расстреливая экипажи с деревьев метким снайперским огнем.
Расход боеприпасов (снарядов и патрон) танковые батальоны имеют незначительный, то есть за время боевых действий не израсходовали одного боекомплекта. Это объясняется тем, что противник при атаках не обнаруживается, и определить, откуда ведется огонь, танкам очень трудно.
Обходы вне дороги танки делать не могут из-за лесисто-болотистой местности, это вынуждает их действовать по узким проселочным дорогам.
Вывод:
1. При наличии неуничтоженных пулеметных ДОТ, каменных надолб и минных полей саперами и пехотой, танки применять нецелесообразно.
2. Применение танков в УР пехоте пользы не приносит, так как танки, двигаясь по лесным дорогам, попадают на мины, надолбы и пушечный огонь из ДОТ, не имеют возможности развернуться, несут большие потери и морально действуют на пехоту отрицательно, пехота впереди танков не идет.
3. Танки возможно применять только по уничтожении надолб и минных полей саперами и подавлении пушечных ДОТ артогнем.
4. Огонь бронебойных снарядов танков по амбразурам ДОТ результатов не дает — снаряды отлетают».
21 декабря майор Богданов планировал снова штурмовать финские позиции на ручье Муста-оя при поддержке танков и артиллерии, но атака сорвалась. Минометчики забыли подвезти мины, а командир танковой роты лейтенант Шартанов явно не горел желанием снова ехать на болото под огонь финских пушек. Под разными предлогами он оттягивал время выступления роты и в сумерках позвонил майору Богданову и сообщил, что танки не приедут, так как все равно уже стемнело. Майор Богданов рвал и метал, но наступление пришлось отложить на следующий день. Минометчикам полка Богданов устроил разнос, а на командира танковой роты написал жалобу командиру дивизии.
К утру 22 декабря 1939 года в боевых подразделениях 588-го полка оставался всего 561 человек: в первом батальоне 325, во втором 125, а в третьем всего 111 бойцов и командиров. Несмотря на это, майор Богданов настаивал на продолжении наступления. 2-й батальон с наконец прибывшей ротой танков Т-26 (2 пушечные и 4 пулеметные машины) пошел в атаку. Огнем пехоту и танки поддерживали сорокапятки и полковые пушки. Артиллеристам удалось подавить одну огневую точку, во второй обнаруженный ДЗОТ было пять прямых попаданий, но система огня финской обороны продолжала действовать. На подходе к реке батальон залег и больше не поднимался, несмотря на все усилия командиров батальона. После этого поднять залегших бойцов попытались танкисты: из танков вышли политрук роты и командир взвода. Но и им не удалось повести пехоту за собой. Оба храбрых танкиста при этом были ранены. У двух танков при движении свалились гусеницы, при попытке снова натянуть их было контужено взрывом мины еще два танкиста. На 17.00 22 декабря 1939 года остатки батальона окопались перед колючей проволокой и вели огневой бой. 83
23 декабря полки дивизии успешно отбили финское контрнаступление. 588-й полк взял в качестве трофеев 3 станковых пулемета, автомат Суоми, 10 волокуш, 86 коробок с патронами, 6 станков-треног, 13 винтовок. На поле боя было насчитано 59 убитых финнов. В плен было взято три финна, один из них — раненый. Потери 588-го полка при отражении финской атаки составили 18 человек убитыми, 26 ранеными и 9 пропавшими без вести. В тот же день в полк пришел приказ о переходе к обороне в связи с большой убылью личного состава в предыдущих боях.
После боя выяснилось, что финны беспрепятственно прошли в неохраняемый стык между 173-м и 588-м полками — расстояние между полками составляло около километра лесисто-болотистой местности! Командир 3-го батальона 588-го полка, лейтенант Левин, получил приказ установить локтевую связь с братским полком. Левин лично возглавил лыжный отряд и направился в расположение 173-го полка. Проплутав в лесу всю ночь, утром 25 декабря он доложил о невыполнении приказа майору Богданову, и сразу же был снят с должности комбата. Принять батальон было приказано лейтенанту Палухину. После третьего приказа Палухин открыто отказался принять батальон. Оба лейтенанта были тут же отправлены из полка в штаб дивизии, лейтенанту Левину на прощание комполка дал убийственную характеристику «отправляю его вам, как неспособного командовать любым подразделением».
Несмотря на провал финского наступления, в 90-й дивизии была проведена разъяснительная работа с личным составом об удержании занятого рубежа, паникерстве и значении приказа «ни шагу назад». Полки как следует окопались, была улучшена дозорная и караульная служба.
С 27 по 29 декабря 286-й и 588-й стрелковый полки снова атаковали финские позиции, и снова откатывались с потерями. За 28 декабря 286-й полк потерял 100 человек ранеными и 17 убитыми, 588-й полк — 41 убитыми, 32 ранеными и 23 пропавшими без вести. Наступление 90-й дивизии окончательно выдохлось.
За период с начала кампании по 7 января 1940 года 588-й полк потерял 227 человек убитыми, 611 человек ранеными, 4 пропавшими без вести и 788 обмороженными. 286-й полк потерял 101 человека убитыми, 662 ранеными и 4 обмороженными. 173-й полк потерял за тот же период 156 человек убитыми, 665 ранеными, 245 пропавшими без вести (большинство — при переправе в Кивиниеми) и 133 обмороженными.
30 декабря в дивизию начало прибывать пополнение, причем часть пополнения, прибывшая в 286-й полк, оказалась необученной. На фронте началась позиционная война, усиленная разведка финской обороны, боевая учеба вновь прибывшего пополнения.
В рядах 90-й стрелковой дивизии воевал лейтенант Василий Константинович Скворцов, 1913 года рождения, командир огневого взвода 66- го дивизиона ПТО. В своем первом и последнем письме с фронта он писал своему старшему брату, капитану Евгению Скворцову, начальнику штаба 1-го дивизиона 267-го корпусного тяжелого артиллерийского полка:
«Укрепления сильные — камень и бетон. Тут здорово бы пригодились твои орудия. (В полку старшего брата были 203- и 152-мм орудия). Думаю со временем подтянут такие, а пока ночью подбираемся ближе к вражеским укреплениям и бьем их почти в упор…»
28 декабря 1939 года в районе ручья Муста-оя в бою при прорыве 2-й укрепленной позиции белофиннов осколок мины пробил грудь Василия. Это была первая потеря в семье Скворцовых. От матери долго скрывали смерть сына. Капитан Евгений Скворцов прибыл на финский фронт в составе своего полка в конце февраля 1940 года и принял бой в двадцати километрах восточнее от места гибели младшего брата. Фотографии, сделанные капитаном Скворцовым на финской войне, приведены в этой книге. Место захоронения лейтенанта Василия Скворцова на момент написания книги остается неизвестным.
На других участках фронта в центральной части Карельского перешейка финны сумели без особых трудностей сдержать советское наступление. Взаимодействие между родами войск наладить советским командирам не удалось, и финская тактика отсечения пехоты от танков в декабре действовала превосходно.
Например, 12 декабря 1939 года танки 1-й и 2-й роты 161-го отдельного танкового батальона 5 раз ходили в атаку на деревню Кирка-Муолаа, и заходили в расположение финских боевых порядков в деревне, но, не поддержаные своей пехотой, были вынуждены вернуться на исходные позиции. В результате 4 танка были подбиты финскими противотанковыми орудиями и остались на поле боя, 5 танков получили пробоины, но остались в строю. 1 танк ушел к финнам в тыл и пропал без вести.
Ляхде
Части 123-й стрелковой дивизии полковника Стеньшинекого вошли в боевое соприкосновение с основной линией финской обороны 11–12 декабря 1939 года. В эти дни перед финскими опорными пунктами появились первые группы советских разведчиков, которые начали окапываться в 300–350 метрах от финских заграждений. В эти же дни финское боевое охранение отошло под прикрытие основной линии обороны. 13 декабря появились советские танки, которые провели разведку финских заграждений и открыли огонь по надолбам. Финские орудия открыли по танкам огонь, но не сумели подбить ни одной машины. В тот же день 1-й батальон
245-го стрелкового полка получил приказ овладеть высотой 65.5 и повел наступление вдоль дороги, но был остановлен перекрестным пулеметным огнем укрепрайона и в сумерках отошел к опушке леса, где окопался. 14,15 и 16 декабря подразделения 245-го полка проводили разведку боем силами до роты с приданной ротой легких танков. 15 декабря финны сумели подбить три танка Т-26 в районе ДОТ № 4 «Поппиус», два из них сгорело. В эти же дни стрелковые роты 123-й стрелковой дивизии начали проделывать проходы в заграждениях из колючей проволоки.
Проведенная разведка боем не вскрыла финскую систему обороны, самые крупные ДОТ не были обнаружены. Боевой приказ на общее наступление по 123-й стрелковой дивизии от 16 декабря 1939 года явно недооценивает финскую оборону:
Штадив 123 Дачи 16.12.1939 6.00
1. Перед фронтом дивизии противник обороняет укрепленный район отдельными отрядами на линии МЕРККИ, роща МОЛОТОК Б км сев вые 65.5 ХОТИНЕН. Резервы противника предположительно СУММА, Ур СУММА.
2. Справа 90 сд атакует противника направлении МЕРККИ. Граница с ней ст ТЕРИОКИ, ст КАННЕЛЬЯРВИ, оз СУММА-ЯРВИ оз ЛУМПИ- ЛАМПИ ст КЯМЯРЯ. Слева 138 сд имеет ближайшей задачей овладеть ХОТИНЕН. Граница с ней иск Мз Марусино, перекресток дорог 500 метров зап высоты 65.5 вые 58.7 р СИНИОН-ЙОКИ оз СУММА-ЯРВИ отм 18.7.
3.123 сд ударом в направлении отм 63.4 атакует УР на фронте вые 65.5 иск оз СУММА-ЯРВИ, овладевает рубежом высоты 55.5 отм 63.4: в дальнейшем наступает на ЛЯГДЕ. по достижению ЛЯГДЕ продолжает главными силами наступать на ст КЯМЯРЯ полков второго эшелона ударом направлении отм 52.5. развилка дорог с-з ХОТИНЕН совместно с 138 сд атакует ХОТИНЕН и овладевает им. Атака пехоты 14.30 (время от руки)
4. 255 сп с 2 тр 91 тб, 1 тр 112 тб 1 р 18 инжбата сапр (без одного взвода) ОСБ дивизии уничтожив противника в районе рощи МОЛОТОК овладеть тропой 1 км севернее 65.5. В дальнейшем наступать на каменоломну. Исходное положение юж. скаты высоты 65.5 и правее занять 8.30 16.12. ПП 255 сп — 2/328 ап 2/302 ГАП командир 2/238 ап. С вводом в бой 272 сп 2/302 ГАП усиливает 272 сп. Граница слева: воет ЛАГЕРЬ иск 71.3. иск 65.5 иск 64.2 иск 59.9.
5. 245 сп с 105 тб, 1 и 3 р 91 сб 2 р 18 инжбата с инж парком сапр ОСБ ударом вдоль реки МАЯ-ЙОКИ прорвать оборону противника на фронте 65.5 оз СУММА-ЯРВИ и овладеть рубежом тропа (дугообразная) 1 км сев. оз СУММА-ЯРВИ дальнейшем наступать на высоту 63.4. С вводом в бой 272 сп 1 и 3 р 91 тб и 3 р 112 тб переподчиняются командиру 272 сп. Исходное положение 8.30 по юго-западным скатам высоты 65.5 и роща зап р МАЯ-ЙОКИ. ПП 245 — 1 и 3 /328 ап и 3/302 ГАП. Командир 302 ГАП.
6. 272 сп с 3 р 18 инжбата наступать за 245 сп вдоль дороги 54.4 ЛЯГДЕ и с выходом 245 сп на рубеж ЛЯГДЕ ударом направлении отм 52.5 развилка дорог с-з ХОТИНЕН атаковать совместно с 138 сд укрепленный узел ХОТИНЕН и овладеть им. Исх положение 8.30 сев скаты высоты 71.3. м фигурный лес сев Б км. С вводом в бой переподчиняется 2/302 ГАП 2 и 3 р 112 тб 1 и 3 р 91 тб.
7. Артиллерия. Готовность к открытию огня 6.30. Продолжительность артподготовки 2 часа.
а) разрушить противотанковые и противопехотные препятствия по юж опушке рощи МОЛОТОК Б км сев 65.5
б) подавить предполагаемое ПТО и систему пулеметного огня в р-нах роща МОЛОТОК и вдоль ручья идущего от оз СУММА-ЯРВИ на сев. восток.
в) недопустить огневого фланкирования со стороны ю-з опушки леса 1 км ю-з МЕРККИ рощи МОЛОТОК воет берега оз СУММА-ЯРВИ
г) не допускать контратаки противника из леса 1.5 км с-з СУММА- ЯРВИ, ЛЯГДЕ, Ур СУММА ХОТИНЕН.
8. рб, тб сд, 2 и 3 р 112 тб — резерв. Наступать за 272 сп вдоль дороги 54.4 — Лягде в готовности контратаки противника на рубеже рощи МОЛОТОК.
9. Район ДОПов с 20.00 15.12. — Келлола.
10. КП с 10.00 15.12. ДАЧИ сев ЛАГЕРЬ в дальнейшем перемещается в направлении 54.4, 65.5.
Командир дивизии полковник Стеньшинский
Комиссар дивизии полковой комиссар Ушаков
Начштаба дивизии майор Сафонов
Помначштаба 123 сд капитан Назаров».
Однако полки дивизии не успели подготовиться к наступлению в назначенное время, и следующим приказанием командир дивизии общее наступление отложил. Вся вторая половина дня 16 декабря прошла в вялой перестрелке, советская артиллерия вела беспокоящий огонь. Надлежащую разведку целей советским артиллеристам провести не удалось. Самолеты- разведчики не могли вылететь из-за плохой погоды, подразделения инструментальной разведки все еще были на подходе, стоя в пробках на шоссе. Артиллеристы не успели также установить связь между дивизионами и полками, которые они должны были поддерживать.
Примерно в два часа ночи 17 декабря стрельба затихла. Всю ночь в советских штабах шла напряженная работа. В 06.45 17 декабря полковник Стеньшинский назначил начало артподготовки на 09.00 и начало наступления пехоты с танками на 11.00.
Советские артиллеристы начали обработку финских позиций уже в 08.40. Ураганный огонь велся на всю глубину финской обороны, финские офицеры отметили: «снаряды падают везде». Хотя артиллерийский огонь и показался финнам ураганным, советская артиллерия работала только на 3040 % своей мощности. Из всей артиллерии дивизии и артиллерии усиления — 323-го артполка, 302-го гаубичного артполка, двух дивизионов 24-го корпусного артполка — налицо имелись только два дивизиона 323-го артполка и два дивизиона 24-го корпусного артполка. Остальные были еще на подходе, снаряды не были подвезены в достаточном количестве — имелось около 0,5 б/к. боеприпасов.
Из всего состава 49-го корпусного тяжелого артполка налицо был один полковник Цветов. Начальник артиллерии 123-й стрелковой дивизии майор Вакуленко не сумел должным образом наладить работу группы артиллерийской поддержки дивизии. Начальник штаба 24-го корпусного артиллерийского полка майор Козиев впоследствии констатировал:
…Штаб артиллерии 123 сд, Начартдив майор Вакуленко, Начальник штаба майор Григорьев артиллерией, в частности, группой ДД фактически не управляли. За весь период действий из штаба 123 сд не было получено ни одного боевого приказа или боевого распоряжения, с указанием конкретных задач пехоты или артиллерии. Управление группой ДД ограничивалось вызовом накануне в штаб командира группы полковника Цветова, командира 24-го КАП или начальника штаба 24-го КАП и постановки им задач следующей стереотипной фразой «Задачи на завтра те же, что и сегодня».
После окончания артподготовки в 11.00 началось общее наступление. В районе опорного пункта Харккила 4-я рота 245-го полка при поддержке танков прорвалась через проволочные заграждения и заняла примерно 100 метров финских траншей по фронту. Фенрик Харккила был смертельно ранен в самом начале боя, и его взвод не сумел удержать опорный пункт. Крайне неприятным сюрпризом для финнов оказалось то, что противотанковые надолбы не сумели остановить советские танки Т-28 и Т-26. Два советских танка начали утюжить проволочные заграждения от опорного пункта Харккила в направлении «Миллионника», но были сразу подбиты противотанковой пушкой с огневой позиции у стены «Миллионника» и сгорели. Один огнеметный танк начал зачистку траншей в том же направлении, второй огнеметный танк направился к блиндажам, заливая все огнем по пути. У блиндажа Харккила советские танкисты, увлекшись боем, выскочили из танка с пистолетами и начали стрелять по двери блиндажа, призывая финнов сдаться. Остальные танки (по финским оценкам, их было около 15) направились в глубину финской обороны. Финны попытались контратаковать и отбить траншеи, но в светлое время это было фактически равносильно самоубийству. Траншеи были под прицелом пушек и пулеметов советских танков. В одной из контратак погиб комвзвода фенрик Мюллюля, сраженный очередью из советского танка.
На южной оконечности высоты «Язык» 245-й полк сумел вытеснить финское боевое охранение и занять самую кромку высоты у болота. Финны попытались отбить позицию, зайдя красноармейцам в тыл через болото, но все финские бойцы провалились через тонкий лед, покрывающий болото после подрыва финнами плотины.
В районе ДОТ № 4 «Поппиус» ситуация развивалась примерно по такому же сценарию: стрелковые цепи 255-го полка, следуя за танками, прошли проволочные заграждения и заняли финские траншеи вокруг ДОТ в опорном пункте Лоухи. Фенрик Лоухи также был смертельно ранен, его взвод частично укрылся в ДОТ № 4 и частично отступил по траншеям в сторону болота Мунасуо. В ДОТ набилось около 100 человек: пулеметчики, противотанкисты, связисты, артиллерийские разведчики. Солдат в ДОТ было так много, что «ночью в ДОТ стал кончаться воздух». Часть советских танков направилась дальше в глубину финской обороны, часть осталась с пехотой, зачищая траншеи пулеметным и пушечным огнем.
Вот как описал бой днем 17 декабря командир 2-роты лейтенант Ойва Поррас:
«Утром дня начала сражения (17 декабря 1939 года) мы все были в ДОТ и траншеях, ожидая возможного наступления. Артиллерия противника вела достаточно сильный обстрел. Тяжелые снаряды летели через наши головы и, по звуку, взрывались где-то в районе командного бункера и второй линии обороны. На наши позиции сыпались снаряды меньшего калибра. По звуку было легко определить, куда упадет снаряд. При звуке приближающегося снаряда все падали на дно траншеи. Противник обстреливал обширные площади. Слева от нас, в опорном пункте роты лейтенанта Юкки Корпинена, слышались разрывы снарядов, такая же канонада была слышна и со стороны деревни Сумма.
В опорном пункте нашей роты были опорный пункт лейтенанта Харккила и непосредственно рядом с ним опорный пункт Мартти Келли. В центре нашего опорного пункта располагался ДОТ 8] 5, или «Миллионный», пулеметный ДОТ с подземным убежищем. Перед этим ДОТ был опорный пункт фенрика Хеймо Пуоси, и перед его позициями боевое охранение. На самом крайнем правом фланге, на берегу озера, держал оборону фенрик Юсси Кеттунен со своим взводом.
Опорные пункты взводов Харккила и Келли располагались на песчаном поле, поросшем вереском, на самой танкодоступной местности. Поэтому перед этими опорными пунктами было сооружено противотанковое препятствие из камней. Для противотанковой обороны всего этого участка было достаточно только одной противотанковой пушки, которая стояла за стеной «Миллионника» и держала под прицелом всю эту местность. Местность перед другими опорными пунктами была труднопроходимой, частично болотистой.
Мы постоянно наблюдали за местностью перед нашими позициями. Выло еще так темно, что заграждения перед нашими позициями были еще плохо видны. То тут, то там мы освещали местность осветительными ракетами. Вдали были видны всполохи огня вражеской артиллерии. Обстрел наших позиций усилился. Повсюду распространился сладко-горький запах разрывов. Снег вокруг наших позиций и в тылу был перемолот в грязную массу. Только в стороне противника снег остался белым.
Я встретился с Харккила в его опорном пункте. Он доложил, что со стороны противника всю ночь был слышен шум работающих танковых моторов и лязг гусениц. Очевидно, они всю ночь прогревали моторы, готовясь к этому утру.
Ситуация, кажется, развивалась точно по уставу. Вчера вечером во многих местах они проводили разведку боем. В районе передового охранения фенрика Пуоси перестрелка длилась полночи. Теперь началась артподготовка. Очевидно, что после этого утром начнется наступление по маршрутам, пробитым танками противника. Задачей противника было смести нас с пути одним ударом и продолжить наступление во внутренние районы Финляндии. Наше ожидание стало со временем все более нервным.
Я продолжил обход позиций вместе с моим связным — по траншеям мы пришли в опорный пункт взвода Келли. Я наткнулся на него в траншее, когда он с горьким выражением лица смотрел на столбы дыма, поднимающиеся из- за леса от пылающих домов деревни Сумма.
«Сегодня у нас будет тяжелый день», — предсказал он. Я был согласен с его мнением. Наши позиции сегодня будут давить массы танков противника — его козырная карта. Даже если нам будет сопутствовать удача, мы не сможем остановить масштабной танковой атаки одной противотанковой пушкой. Остановить танки противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью на открытой местности в светлое время суток тоже сложно. Наша единственная возможность остановить противника — это отсечь пехоту противника от танков и заставить ее повернуть обратно. Без поддержки пехоты танки не смогут удержать захваченный район.
Я сходил в «Миллионник» и поговорил с командиром пуль-роты лейтенантом Кейняненом и артиллерийским наблюдателем укрепления лейтенантом Аарне Сипиля. Спешно установленные пулеметы были готовы к бою. Солдаты набивали дополнительные пулеметные ленты.
Как только окончательно рассвело, началось наступление. Из леса, расположенного перед нами, выползли два первых тяжелых танка противника. За ними в ряд выползли еще три, и еще и еще — они выстраивались рядом друг с другом на открытой местности. Они начали приближаться на малой скорости, ревя моторами и лязгая гусеницами. Полтора десятка танков шли на опорный пункт взвода Харккила, ведя огонь из пушек на ходу. Под защитой танков шла пехота. Пехота шла по всему фронту нашей видимости. Цепью и группами, часто одна за другой, пехота противника шла на нас по колено в снегу. Среди стрелков были видны расчеты пулеметов и подносчики, несущие коробки с патронами. За пехотой шли еще танки.
У меня промелькнула мысль, что все решится в течение ближайшего часа и что многие из нас больше не увидят белого света.
Со всех позиций был открыт ураганный огонь. К огню присоединились пулеметы «Миллионника». Открыла огонь наша артиллерия. Разрывы снарядов были видны в атакующих цепях противника. Часть наступающих бросилась на землю, укрываясь от огня, часть продолжила пробиваться через снег с громким боевым кличем. Через пару сотен метров противник попал в сектор обстрела наших пулеметов. Атака захлебнулась. Было видно, что многие солдаты противника стали строить снежные брустверы для защиты, а часть пыталась окопаться в промерзшей земле.
Танки противника, шедшие на острие удара, и пехота, следовавшая вплотную за ними, достигли линии надолбов. Танки легко перевалили через надолбы. Они плотным строем прошли через заграждение из колючей проволоки. Многие танки перевалили через наши траншеи и направились в тыл. И тут русские преподнесли нам сюрприз. Два танка развернулись вдоль наших окопов и начали поливать опорный пункт взвода Харккила из огнеметов. Они обрушили ливень огня и густого дыма на солдат, находившихся в окопах. Я отправился на позицию противотанкового орудия младшего сержанта Ринтала и уже на позиции понял, что огнеметные танки с нее не подбить. Танки, прошедшие надолбы, начинали входить в наш сектор обстрела.
Орудие произвело выстрел. Попадание снаряда в башню одного из танков было четко видно. Танк свернул влево и остановился. Заряд, прицел, огонь! Попадание во второй танк, он остановился. Через секунду после попадания башенный люк на танке открылся, оттуда показались руки и голова в кожаном шлеме. В тот же самый момент танк охватило пламя, сдето-нировал боезапас, и танк сгорел.
Огнеметные танки продолжали вести бой. Один из них шел вдоль хода сообщения и подъехал к блиндажу Харккила, второй уже штурмовал опорный пункт Келли. Иногда горючая смесь, которую метал танк, не загоралась, и цель танка оставалась просто залитой мазутом. Через какое-то мгновение этот танк направился через наши траншеи к блиндажам. В это же самое время наше противотанковое орудие уничтожило еще два танка перед опорным пунктом Келли.
Пулеметы «Миллионника» стреляли непрерывно, мы из наших траншей тоже вели интенсивный огонь. Пехота противника пыталась продвигаться вперед, не обращая внимания на потери. Перед нами на земле было уже много неподвижных черных бугорков и нагромождений тел. Противник попытался поддержать наступающих орудиями, выдвинутыми на прямую наводку. Они вели обстрел наших огневых точек. То тут, то там снаряды рвались на бруствере. Сразу, как только была видна вспышка выстрела, снаряд уже разрывался у цели. Таким снарядом накрыло связных Яаккола и Систо. Я думаю, они даже не успели понять, что произошло.
Примерно в полдень я получил донесение о том, что Харккила тяжело ранен, а его помкомвзвода погиб. Связной также доложил, что раненых и убитых уже много. Раненых было не эвакуировать, так как танки противника находились среди наших позиций, один танк стоял на крыше блиндажа Харккила, и еще много танков ползали туда-сюда около дороги и в тылу. Часть наших позиций была захвачена противником.
Ситуация стала быстро ухудшаться. Мы не смогли отбить часть опорного пункта, захваченную противником, несмотря на то, что много раз штурмовали ее. В одной из таких попыток погиб фенрик Мюллюля, который возглавил атаку и продвинулся на метров двадцать вперед. Танки своим огнем пресекали наши атаки в самом начале. По крайней мере, нам удалось сдержать противника, и мы не позволили ему расширить прорыв. У противника тоже не было сил для того, чтобы наступать дальше. У Келли появилась передышка, чтобы снова организовать солдат взвода Харккила и закрепиться на занимаемых позициях».
На протяжении всего боя пулеметы «Поппиуса» и «Миллионника» били без передышки: гарнизон «Поппиуса» расстрелял 20 000 патронов, а пулеметчики из «Миллионника» выпустили по советской пехоте 40 000 патронов.
Капрал Тойво Ахола, 3-я рота 15-го пехотного полка:
«…Наступило воскресенье, 17 декабря 1939 года. Уже в семь утра артиллерийский огонь противника возрос до невиданной ранее интенсивности… Наступление должно было начаться по обе стороны дороги от Каук-ярви по почти безлесому песчаному полю. Обзор поля боя с наших позиций был достаточно хорошим, по крайней мере на пятьсот метров. Перед нашими позициями были тогда еще достаточно целые заграждения из колючей проволоки и противотанковые надолбы. Это были самые слабые и скромные противотанковые заграждения, которые я когда- либо видел. Причиной их слабости было отсутствие природных камней в этом районе. Ко всему прочему надолбы были сделаны из красноватого гранита, который рассыпался в крошку от одного попадания танковой пушки.
Артиллерийский обстрел наших позиций был перенесен в глубину (точно по уставу!) и на наши позиции обрушилась вся мощь вооруженных сил Советского Союза. Игры кончились, все было всерьез. Мы тоже были готовы оказать непрошеным гостям прием. Около пятидесяти танков шли на фронте в полкилометра, из них самые большие были восемь метров длиной, три шириной, и три высотой. Они достаточно быстро продвигались по ровному полю и вели беспрерывный огонь из пушек и пулеметов, несмотря на то что их огонь на ходу был неточным. За танками в несколько эшелонов шло огромное количество пехоты. Хотя земля была уже покрыта снегом, у русских еще не было белых маскхалатов. Для нас это было явным преимуществом, было очень хорошо видно, куда стрелять. Наша артиллерия сделала несколько залпов по наступающей на нас массе, но, чтобы добиться хоть какого-то эффекта, надо было выпустить в десять раз больше снарядов!
Наши противотанкисты сумели «усыпить» несколько танков на нейтральной полосе, какой-то танк подорвался на мине, но их и после потерь было достаточно. Самые храбрые танкисты перевалили через траншеи и направились к нам в тыл. Другие танки стали целенаправленно сровнивать с землей заграждения из колючей проволоки, третьи остановились и начали делать проходы в надолбах. Танки, которые ушли к нам в тыл, оказались в невыгодном положении, и на них сразу набросились наши охотники за танками. Из танка достаточно плохой ближний обзор, и храбрый солдат, спрятавшийся в воронке или ячейке с противотанковой гранатой или бутылкой с зажигательной смесью, — опасный противник для танка.
Огонь нашего стрелкового оружия сумел остановить пехотный штурм, длившийся несколько часов. Темные неподвижные бугорки — тела наших противников — усеяли широкое поле боя. Их было ужасно много. К вечеру с нейтральной полосы стали слышны крики и стоны раненых, среди которых отчетливо было слышно «Товарищ санитар!»… Пара-тройка танков, прорвавшихся к нам в тыл, сумела вернуться обратно на свои позиции…
…Командир третьего взвода нашей роты фенрик Мюллюля погиб в бою, вместе с ним погибли по крайней мере из тех, кого я знаю, младшие сержанты Эскола и Хонкала, а также рядовые Турве, Вахермо, Кауримо и Ярвинен. Раненых в нашей роте было около пятнадцати человек. Для меня день тоже был особым, так как работой в тот день было уничтожить как можно больше живых существ, носящих название Homo Sapiens».
Комбат Ауно Куири отправился на передовую сразу после получения донесения о танковом прорыве. Пройдя всего 50 метров в сторону передовой, он столкнулся с 5 советскими танками, и был вынужден укрыться в блиндаже по соседству, где и отсиживался до наступления темноты. Таким образом, комбат выбыл из игры до вечера, и никто в батальоне не знал, где он находится. Слух о смерти комбата молниеносно распространился среди офицеров. Советские танки окружили КП батальона и КП 3-й роты, наведя орудия и пулеметы на двери. Фенрик Иханиеми из третьей роты, пытавшийся выскользнуть из блиндажа и уничтожить советские танки гранатами, был убит на месте. Штабные офицеры начали жечь секретные документы и приготовились к худшему.
Однако к вечеру ситуация изменилась. В дневном бою 255-й стрелковый полк понес высокие потери, управление подразделениями было нарушено, и батальоны полка не предприняли попыток продолжить наступление в глубь финской обороны. Это оказалось роковой ошибкой. К вечеру финны восаановили управление батальоном и приготовились к проведению контратаки.
Советские танки удерживали позиции в финском тылу до наступления темноты, подавая сигналы ракетами и гудками, призывая пехоту продолжить наступление. Когда стало понятно, что пехота не собирается продолжать наступление, танки направились на исходные позиции. На обратном пути большая часть танков была подбита финнами. Всего финны оценивают советские танковые потери за 17 декабря в 22 или 23 танка из 35, что прорвались на финские позиции. Один танк Т-28 на обратном пути застрял в ходу сообщения в опорном пункте Кетола и был покинут экипажем. Очевидно, до этого танк подобрал экипаж другого подбитого танка: всего в танке было 9 человек. Один танкист 98 был убит в люке башни, трое успели добежать до колючей проволоки, один был убит на крыше соседнего финского блиндажа, и четверо танкистов были взяты в плен. В темноте финны не успели отобрать у пленных оружие, и один из танкистов предпочел смерть плену — по пути в финский блиндаж он застрелился. Оставленный экипажем танк Т-28, полностью исправный, финны к концу декабря отбуксировали в тыл.
О ситуации вечером 17 декабря 1939 года вспоминает командир роты лейтенант Ойва Поррас:
«Солдаты упорно удерживали свои позиции и оставались в окопах. Иногда им приходилось отступать перед танками противника из окопов в ходы сообщения. Хотя огнеметные танки мы все видели впервые, и их устрашающие потоки огня закоптили и сожгли у многих солдат белые маскхалаты, никакой паники не было. Все понимали, что окопы давали нам лучшее укрытие от огня противника и в них было лучше вести бой.
С наступлением темноты мы отбили потерянный участок нашей траншеи. К нашему удивлению, сопротивление на этот раз было гораздо слабее, чем днем. Сначала мы давали очередь из автомата, затем в противника летели ручные гранаты, и после этого мы легко продвигались вперед. Траншеи, оставшиеся нам после солдат противника, были завалены, и мы видели, как танковые экипажи покидали свои машины. Очевидно, они отступали в большой спешке, так как оставили большое количество различного снаряжения и вооружения. Мы немедленно опустошили много брошенных танков. К танку, подбитому перед нашими заграждениями, мы не добрались. Хотя танк был и подбит, противник использовал его в качестве огневой точки. Только через пару суток он был уничтожен.
Бой длился примерно двадцать минут и требовал от нас большого как физического, так и психологического напряжения. После боя те, кто не был в дозоре, отправились в блиндаж спать. Некоторые с большим интересом изучали захваченные трофеи. В один из блиндажей кто- то уже притащил прожектор и аккумулятор с подбитого танка и наладил освещение. Началась даже какая-то торговля знаками отличия противники, но на этом рынке быстро началась инфляция.
Несмотря на тяжелое сражение днем, настроение у нас было отнюдь не подавленное. Тот факт, что мы сдержали противника на нашем участке, придал нам уверенности в себе. Это же я подтвердил командиру батальона в многословном докладе, когда тот прибыл к нам для того, чтобы ознакомиться с ситуацией».
Советские архивные документы лаконично описывают потерю траншей в опорном пункте Харккила так: «Под сильным давлением противника, неся большие потери, 4-я рота отошла на исходные позиции».
Однако 1-й и 2-й батальоны 255-го стрелкового полка продолжали удерживать опорный пункт Лоухи, занял большую часть опорного пункта Айяла и блокировал ДОТ № 4 «Поппиус». В ночь с 17 на 18 декабря 3-я рота 15-го пехотного полка финнов безуспешно пыталась отбить утраченные опорные пункты.
В тот же день, 17 декабря 1939 года, 35-я легкотанковая бригада потеряла своего командира, ветерана гражданской войны полковника Кашуба — он был тяжело ранен в ногу при попытке наладить взаимодействие между пехотой и танкистами. В своих воспоминаниях, написанных по горячим следам, Кашуба так описал бой 17 декабря в укрепрайоне Ляхде:
«…Вой был особенно свирепый — наши танки впервые наткнулись на железобетонные укрепления. Это был артиллерийский и танковый бой. Описать его очень трудно. В гражданскую войну я видел огневые налеты, но такой красочной картины, как бой танков с огневыми укрепленными точками, не видал. Это в высшей степени эффектное зрелище: мощь огня, канонада, залпы пушек и танков. Похоже, что танки по команде бьют залпом и огневые точки отвечают так же. Все дышит, все в огне. Отблеск огня светло-красного цвета. Вперемежку с артиллерийской стрельбой работают пулеметы, издавая свой характерный звук «тэ-тэ- тэ…». И когда смотришь со стороны, то видишь, что все танки стоят перед каменными надолбами и как бы огрызаются.
Вылез я из танка и приказал командиру танковой роты растаскивать танки цепями. Командир этот был старший лейтенант Кулабухов, ныне Герой Советского Союза. Отойдя от него я пошел просить помощи у пехоты. А бой идет. Работают вражеские минометы. Разрыв за разрывом. Подошел я к пехоте, прошу помочь. А в это время смотрю — наши два танка уже на той стороне. Кричу пехоте: «Вперед! За Родину! За Сталина!» Сам бросился вперед, пехота за мной. И вдруг меня что-то ударило. Чувствую резкий толчок, подбросило меня, и я упал. Сознания, однако, не потерял. Видел, что бой продолжается. Видел, как подошел еще один танк и наши вклинились в линию укреплений противника, а несколько танков даже проскочили — за линию укреплений. Тогда я собой занялся. Наложил себе жгут и стал кричать. Подбежал пехотинец. В этот момент я увидел один из своих танков. Попросил пехотинца позвать его, чтобы он подъехал ко мне. Танк подъехал. Вылез техник первого ранга Разин и, увидев меня в таком состоянии, чуть не заплакал. Вылез и механик- водитель. Стали они меня поднимать, а поднять не могут, потому что во мне было тогда весу сто килограммов. Я сам ребятам помог, за гусеницу ухватился и взобрался на танк.
Стали мы отходить, а в это время все бьют. В укрепрайоне каждая сосна имеет свой ориентир. Я чувствую, что если мы замешкаемся, то нас подобьют, тороплю:
— Давай скорей.
Но ничего, проскочили. Вывез меня Разин. Впоследствии наши называли это место «Опушкой смерти», потому что все точки там были пристреляны. Укрепленный район виден здесь только тогда, когда близко подойдешь, а противник видит тебя на расстоянии пяти-шести километров. Он лесочек подчистит и видит все, а у тебя такое впечатление получается ложное, будто бы ты на опушке леса укрылся. Но стоит тебе появиться на этой опушке, как тебя начинают буквально гвоздить».
18 декабря части 123-й стрелковой дивизии продолжили наступление. Финские артиллерийские разведчики насчитали 68 танков, которые построились у них на виду на исходных позициях для наступления. Финны не замедлили воспользоваться столь серьезной ошибкой советских танкистов. Они нанесли мощный артиллерийский удар по плотным боевым порядкам танков до того, как те начали движение. Это полностью расстроило боевое построение советских танков, которые маневрировали под огнем.
Несмотря на тяжелое сражение днем, настроение у нас было отнюдь не подавленное. Тот факт, что мы сдержали противника на нашем участке, придал нам уверенности в себе. Это же я подтвердил командиру батальона в многословном докладе, когда тот прибыл к нам для того, чтобы ознакомиться с ситуацией».
Советские архивные документы лаконично описывают потерю траншей в опорном пункте Харккила так: «Под сильным давлением противника, неся большие потери, 4-я рота отошла на исходные позиции».
Однако 1-й и 2-й батальоны 255-го стрелкового полка продолжали удерживать опорный пункт Лоухи, занял большую часть опорного пункта Айяла и блокировал ДОТ № 4 «Поппиус». В ночь с 17 на 18 декабря 3-я рота 15-го пехотного полка финнов безуспешно пыталась отбить утраченные опорные пункты.
В тот же день, 17 декабря 1939 года, 35-я легкотанковая бригада потеряла своего командира, ветерана гражданской войны полковника Кашуба — он был тяжело ранен в ногу при попытке наладить взаимодействие между пехотой и танкистами. В своих воспоминаниях, написанных по горячим следам, Кашуба так описал бой 17 декабря в укрепрайоне Ляхде:
«…Бой был особенно свирепый — наши танки впервые наткнулись на железобетонные укрепления. Это был артиллерийский и танковый бой. Описать его очень трудно. В гражданскую войну я видел огневые налеты, но такой красочной картины, как бой танков с огневыми укрепленными точками, не видал. Это в высшей степени эффектное зрелище: мощь огня, канонада, залпы пушек и танков. Похоже, что танки по команде бьют залпом и огневые точки отвечают так же. Все дышит, все в огне. Отблеск огня светло-красного цвета. Вперемежку с артиллерийской стрельбой работают пулеметы, издавая свой характерный звук «тэ-тэ-тэ…». И когда смотришь со стороны, то видишь, что все танки стоят перед каменными надолбами и как бы огрызаются.
Вылез я из танка и приказал командиру танковой роты растаскивать танки цепями. Командир этот был старший лейтенант Кулабухов, ныне Герой Советского Союза. Отойдя от него, я пошел просить помощи у пехоты. А бой идет. Работают вражеские минометы. Разрыв за разрывом. Подошел я к пехоте, прошу помочь. А в это время смотрю — наши два танка уже на той стороне. Кричу пехоте: «Вперед! За Родину! За Сталина!» Сам бросился вперед, пехота за мной. И вдруг меня что-то ударило. Чувствую резкий толчок, подбросило меня, и я упал. Сознания, однако, не потерял. Видел, что бой продолжается. Видел, как подошел еще один танк и наши вклинились в линию укреплений противника, а несколько танков даже проскочили — за линию укреплений. Тогда я собой занялся. Наложил себе жгут и стал кричать. Подбежал пехотинец. В этот момент я увидел один из своих танков. Попросил пехотинца позвать его, чтобы он подъехал ко мне. Танк подъехал. Вылез техник первого ранга Разин и, увидев меня в таком состоянии, чуть не заплакал. Вылез и механик-водитель. Стали они меня поднимать, а поднять не могут, потому что во мне было тогда весу сто килограммов. Я сам ребятам помог, за гусеницу ухватился и взобрался на танк.
Стали мы отходить, а в это время все бьют. В укрепрайоне каждая сосна имеет свой ориентир. Я чувствую, что если мы замешкаемся, то нас подобьют, тороплю:
— Давай скорей.
Но ничего, проскочили. Вывез меня Разин. Впоследствии наши называли это место «Опушкой смерти», потому что все точки там были пристреляны. Укрепленный район виден здесь только тогда, когда близко подойдешь, а противник видит тебя на расстоянии пяти-шести километров. Он лесочек подчистит и видит все, а у тебя такое впечатление получается ложное, будто бы ты на опушке леса укрылся. Но стоит тебе появиться на этой опушке, как тебя начинают буквально гвоздить».
18 декабря части 123-й стрелковой дивизии продолжили наступление. Финские артиллерийские разведчики насчитали 68 танков, которые построились у них на виду на исходных позициях для наступления. Финны не замедлили воспользоваться столь серьезной ошибкой советских танкистов. Они нанесли мощный артиллерийский удар по плотным боевым порядкам танков до того, как те начали движение. Это полностью расстроило боевое построение советских танков, которые маневрировали под огнем, но тем не менее потеряли, по финским подсчетам, 12 машин. Восемь из них остались гореть на исходных позициях в полутора километрах от финской обороны. Финская артиллерия продолжила огонь, препятствуя новому сосредоточению советской бронетехники для наступления. По оценке финнов, всего за день они подбили 16 советских танков. Советская артподготовка 18 декабря была еще слабее, так как из-за пробок подвоз боеприпасов был очень затруднен. В 24-м корпусном артиллерийском полку к 16.00 18 декабря осталось всего 200 выстрелов. Артпарк полка, выехавший за боеприпасами 17 декабря, к вечеру 18 декабря еще не вернулся. Связи с ним не было, так как вся проводная связь была уничтожена своими же танками, которые «зверски рвали связь», несмотря на то что провода были натянуты на столбах.
Только в этот день дивизионы полка сумели установить связь с 245-м и 255-ми полками и вести огонь по заявкам пехоты.
19 декабря наступление возобновилось. 12 советских танков прорвались через занятые пехотой опорные пункты Лоухи и Айяла на север, и направились в глубину финской обороны. Однако пехота 255-го полка опять не последовала за танками, и они были вынуждены вернуться. Финны потеряли полевую пушку Розенберга, которая была расстреляна двумя советскими танками. После этого оба танка были подбиты финской противотанковой пушкой. Всего за день финны заявили об уничтожении 9 советских танков. Вечером 19 декабря советская штурмовая группа взорвала восточный вход в ДОТ «Поппиус», но повреждения были незначительными.
Днем 20 декабря советские танки вновь начали наступление: в опорном пункте Лоухи советские танки заблокировали выходы из ДОТ «Поппиус», и в упор начали бить по амбразурам из танковых пушек. Вечером 20 декабря финны вновь предприняли попытку отбить захваченные опорные пункты и деблокировать осажденный ДОТ «Поппиус». Контратака удалась лишь частично: финны сумели установить контакт с правым казематом «Поппиу-са» и отбить часть опорного пункта Айяла. Большего финны добиться не смогли, так как советские танки, стоящие в опорном пункте Лоухи, вели сильный огонь вдоль траншеи опорного пункта Айяла.
Полковник Стеньшинский в дальнейших приказах указал своим подчиненным на серьезные ошибки, допущенные при наступлении 17–19 декабря:
Штадив 123 Дачи */2 КМ СЕВ. ЛАГЕРЬ 4.30 21.12.1939
1. В полосе наступления противника направлении на ЛЯХДЕ
21.12 разрушить долговременные сооружения укрепленной линии противника, для чего весь день 21.12. вести систематически прицельный огонь артиллерии по выявленным и наблюдаемым укреплениям.
2. В частях 245, 255 м 272 сп выделить специальные отряды разграждений с задачей: а) уничтожить препятствия на подступах к переднему краю противника б) создать проходы для танков в) подготовить положение пехоты для атаки вплотную к огневым точкам переднего края УР.
Работу отрядов разграждения вести под прикрытием огня артиллерии полковых и батальонных орудий, минометов и пулеметов.
3. В полках выделить особые дежурные блокировочные отряды с задачей немедленного захвата всех разрушенных и подавленных укреплений противника.
На линии расположения этих отрядов выделить пехотные орудия и минометы для разрушения прицельным огнем амбразур укреплений противника и поддержки блокировочных групп при захвате ими подавленных сооружений.
4. Ночь на 21.12. и весь день 21.12 вести ночные поиски и усиленную разведку боем с задачей вскрыть еще не обнаруженные укрепления противника. Определить промежуток между ними и найти пути для их обхода
5. Как особая задача — разрушить передовые опорные пункты противника и овладеть ими:
255 сп — на южной опушке рощи ФИГУРНАЯ 272 сп — у дороги уровня рощи ФИГУРНАЯ 245 сп. на высотах в 1.5 км сев. вост. озера СУММА-ЯРВИ.
Полкам принять глубокое построение, имея вторые эшелоны. Передовым подразделениям прочно окопаться и оборудовать исходное положение для наступления.
Полкам приданные танки скрыто расположить вне воздействия артогня противника (!)
Для выполнения поставленных задач придаю сапроты полкам с подрывным имуществом:
245 сп — 1 сапр 108 инжбата
255 сп — 1 сапр 257 ОСБ
272 сп — 2 сапр 108 инжбата
Начало дневных действий полков по блокировке и уничтожению ДОТ и начало методического артогня 9.30 21.12.1939.
О результатах блокировки и уничтожения ДОТ противника донести к 12.00 и 16.00 21.12.
Командир дивизии полковник Стеныиинский
Комиссар дивизии полковой комиссар Ушаков
Начштаба дивизии майор Сафонов».
Однако вести бойцов в новое наступление было уже некому. К 13.00 22 декабря в 255-м полку выбыли из строя все три комбата. Комбат-1 капитан Головин был тяжело ранен, комбат-2 капитан Зуев был ранен, погиб комбат-3 капитан Васильев. В первом батальоне полка был ранен также начштаба капитан Лясов. Был также ранен капитан Минаев (его должность в боевых донесениях полка не указана). Оставшиеся в живых командиры все меньше контролировали ситуацию: «…имеются неподтвержденные сведения, что часть людей попала в плен. 2 сб удерживает ранее занятые позиции одним взводом 5 ср, остальные люди неизвестно где».
Танкисты понесли еще более серьезные потери. Капитан Яковлев, принявший на себя командование 91-м танковым батальоном, так доложил комбригу Борзилову о результатах боя 17 декабря:
«…после боя 17 декабря батальон небоеспособен. Убито 7 человек, ранено 22, в том числе и командир батальона майор Дроздов, пропало без вести 16, в том числе и комиссар батальона Дубровский. Из 21 машин, прибывших на сборный пункт, 5 машин по вашему приказу выслано в атаку, 2 машины отправлено на СП АМ (сборный пункт аварийных машин). Остальная матчасть требует ремонта, что и производится.
4 машины сгорели на поле боя, 1 машина в ловушке, одна неизвестно где. (Это как раз та машина, которая была оставлена экипажем вечером 17 декабря и досталась финнам в качестве трофея. — Прим. авт.). Прибывшая на сборный пункт матчасть дозаправлена горючим и боеприпасами. При атаке уничтожены противотанковые орудия противника в количестве пяти штук, выведены из строя ДОТ до трех штук и уничтожено много пулеметных гнезд. Было продвижение до южнее отметки 63,4 в 1 километр. Но ввиду того, что пехота прекратила продвижение за надолбами, что в 500 метрах севернее высоты 65,5, этот район нашими частями не занят.
В дальнейшем жду вашего распоряжения. За командира батальона командование на себя взял я, за комиссара временно секретарь парткомиссии Алексеев. Вызывается из ТЭПа Удодов.
Командир 91-го отб капитан Яковлев
Комиссар 91-го отб в/т 1 ранга Алексеев».
Еще более драматичное донесение отправил комиссару 20-й танковой бригады воентехник 1-ранга Алексеев, секретарь партийной комиссии бригады.
«Комиссару 20-й танковой бригады полковому комиссару товарищу Кулику.
От воентехника первого ранга Секретаря БПК Алексеева
Доношу, что в результате атаки и всего боя 17 декабря 1939 года в 91 отб, батальон имеет: машин вернулось в район исходных позиций северный берег безымянной реки 27 из них 25 Т-28 и 2 БТ.
1. Две машины Т-28 подбиты, взорваны и сожжены на поле боя. Из экипажей этих машин отправлен на пункт санитарной помощи командир роты Решетов и его водитель Ефимов, и один…. об остальных сведений нет.
2. О двух экипажах и машинах сведений точных нет, они по всей вероятности остались на поле боя, подбитые снарядами. Для эвакуации их с поля боя выделен один взвод боевых машин под руководством воентехника первого ранга Дудко, который знает их расположение.
3. Одна машина опрокинулась в противотанковый ров вверх гусеницами, эвакуировать ее с поля боя в связи с сильным пулеметным огнем не удалось. Экипаж, снаряжение и оружие эвакуированы полностью.
4. Из числа экипажей, прибывших на сборный пункт, убитых 6 человек, из них политрук 1 роты Новиков, три воентехника Резанов, Орлов, Лысое, младшие командиры Мантуров и Горку-нов. Ранено 12 человек, из них, большинство тяжело в числе их командир части майор Дроздов в руку и шею, воентехник 1 ранга Кравчук, который ранен в голову, и другие. Всем раненым оказана первая помощь и они отправлены в госпиталь. До сего времени нет никаких сведений о комиссаре части Дубровском и политруке 3 роты Бородине, которые не вернулись с поля боя.
5. Машин вполне исправных не более 5. Требующих легкого ремонта машин 10–12, и машин около 10 не могут быть отремонтированы силами экипажа (снарядные пробоины и крупные поломки), не считая машин, оставленных на поле боя.
Сейчас происходит дозаправка машин горючим и боеприпасами. Сам я легко ранен в голову, каким-то чудом остался в живых. С поля боя уходил последним, привел на сборный пункт два танка и три экипажа.
Сейчас временно принял на себя обязанности комиссара батальона. Провел краткое совещание коммунистов и краткое собрание батальона, мобилизовал людей на приведение материальной части в боеготовность. Назначил в ротах заместителей политруков, которые будут работать за выбывших из строя. Назначены заместители командира 1 и 3 роты.
В общей сложности батальон не боеспособен и требует пополнения машинами и личным составом. У людей настроение бодрое, при приведении в порядок матчасти в бой готовы.
Отличившиеся в бою пока полностью не уточнены, но я сам был свидетелем того, как люди 91 отб вели себя подлинными героями, например воентехник 1 ранга Дудко, радист Потапов и другие.
Подробное и более точное донесение из 91 отб будет прислано позднее.
Секретарь партийной комиссии 20 тбр воентехник 1 ранга
Алексеев.
2.30 18 декабря 1939 года.
Дополнительно по приказанию комбрига выделено в распоряжение 10 мех-корпуса 5 машин Т-28 с экипажами, больше боеспособных на это время не оказалось».
Среди попавших в плен 17 декабря советских танкистов был младший командир Ларионов Сергей Иванович, механик-водитель 91-го танкового батальона 20-й бригады. Его родителям было сообщено, что он пропал без вести. Дальнейшая его судьба сложилась тяжело. После обмена военнопленными в апреле 1940 года Сергей Ларионов проходил проверку в Ивановской области, з затем был отправлен с другими бывшими военнопленными в Норильск. Только в феврале 1941 года ему был объявлен официальный приговор: «Осужден Особым Совещанием при НКВД СССР от 18 сентября 1940 года за сдачу в плен белофиннам и приговаривается к заключению в И.Т.Л. НКВД сроком на 5 лет». Пятнадцать лет спустя, в 1956 году, Военная коллегия Верховного суда СССР пересмотрела дело Ларионова СИ. и отменила постановление Особого совещания при НКВД СССР от 18 сентября 1940 года. Ларионов был полностью оправдан и сумел вернуться в Ленинград в 1962 году.
Командир минометной роты 15-го пехотного полка, лейтенант Пааво Кайринен, описал случай с пленением одного из командиров 91-го танкового батальона, который положил начало одной из легенд финской войны:
«…Мой ординарец капрал Рейно Сюрьянен был храбрый, инициативный солдат. Во время битвы за Сумму 17–19 декабря 1939 года я послал его в деревню Сумма установить связь с капитаном Франсом-Юлиусом Янссоном, так как телефонная связь была оборвана. Сюрьянен сумел добраться до командного бункера Янссона, но уйти оттуда было сложнее. Дверь бункера держал под прицелом русский танк. Проведя ночь в бункере Янссона, Сюрьянен сумел выскользнуть из него под утро и отправился в обратный путь. В лесу он наткнулся на еще один вражеский танк. Он стоял на месте, ствол орудия был разорван. Сюрьянен озадачился, почему это чудище осталось стоять на месте в нашем тылу. Поскольку из танка не было слышно ни звука, Сюрьянен решил постучать по люку танка камнем. На всякий случай он держал наготове пистолет с патроном в стволе. Когда он постучал по броне танка, открылся верхний башенный люк и из него показались поднятые вверх руки — знак сдачи в плен. Посколько Сюрьянен не говорил по-русски, он знаками приказал танкисту спуститься вниз. Он подчинился и снова поднял руки. Сюрьянен знаками приказал пленному идти в указанном направлении.
Перед моим блиндажом часовой остановил Сюрьянена и плетущегося за ним пожилого пленного, приказав им ждать снаружи. После этого он пригласил Сюрьянена и пленного в мой блиндаж. Я поприветствовал русского на его родном языке. Он выглядел испуганным и усталым. Когда я пригласил его присесть на русском и снять полушубок, мне показалось, что он успокоился. Я предложил ему зажженную сигарету, которой предварительно затянулся сам. Казалось, что русский удивлен хорошим вкусом и ароматом сигарет Tyomies.
Я достал из своей планшетки карту Финляндии и малый словарь русского языка и начал допрос: «К какому корпусу или дивизии относится Ваша часть?» Когда я получил ответ на эти вопросы, я выяснил, почему танк стоял в таком странном месте. Пленный рассказал, что шел вперед, пока в танке не кончилось топливо. После этого экипаж покинул своего командира и вернулся к своим.
Я более подробно допросил вражеского офицера. Он рассказал, что наступление захлебнулось из-за сильного артиллерийского огня, и он приказал всем повернуть назад. Он признал, что боится вернуться к своим и поэтому остался в своей боевой машине, чтобы какой-нибудь финн убил бы его. Я прервал допрос и приказал Сюрьянену вернуться к танку и забрать из него все возможные приказы, карты, деньги и прочие документы.
К моему блиндажу приехал ездовой роты, развозивший еду, и позвал нас с ординарцем забрать еду из его саней. Я поел и дал еду пленному из своего котелка. Он доел все и поблагодарил меня поклоном. Я продолжил разговор с пленным при помощи словаря. Как сильно я забыл русский язык, который учил в Кадетском училище! Пленный предложил мне табака для трубки, но я вежливо отказался, лишь только почувствовав его запах.
Пленный, как я уже сказал, признался мне, что боялся вернуться к своим без танка. По законам Советского Союза это было серьезным преступлением. На мой вопрос «Что бы с Вами случилось, если бы Вы сумели вернуться к своим без танка?» он провел ладонью по горлу.
В этот момент капитан вытащил из карманов и планшетки рубли и предложил их мне. Когда мой ординарец тоже стал вытаскивать из карманов рубли, пленный объяснил. У него в танке была такая большая сумма денег, поскольку в его батальоне как раз был день получки. Он получил приказ принять участие в наступлении и не успел никому выдать зарплату. Что за система?
Сюрьянен сбегал к танку по моему приказанию и притащил целый рюкзак, набитый рублями в купюрах разных достоинств. Я взял себе на память по купюре каждого вида и приказал Сюрьянену сходить к нашим тыловикам, взять у них сани и отвезти пленного в штаб полка. Когда Сюрьянен и пленный отправились в путь, я позвонил адьютанту полка фенрику Вялимаа и сообщил, что отправил в штаб пленного с большой суммой денег в рублях.
На титульном листе русско-финского разговорника, который я взял из планшетки пленного, я написал:
«Взял на память у пленного командира тяжелого танкового батальона капитана Василевича в Сумма 19–20 декабря 1939 года».
По некоторым данным, Сюрьянен принес из танка также целый мешок с полевой почтой 91-го танкового батальона. Именно после этого случая танк Т- 28 получил в финской армии прозвище «почтовый фургон» (postivaunu) или «почтовый поезд» (postiju-па). Финны были хорошо знакомы с американскими вестернами, в которых почтовые фургоны перевозили почту и деньги, и по аналогии так же окрестили танки Т-28.
Сдавшийся в плен советский танкист не мог быть командиром танкового батальона — среди погибших и пропавших без вести танкистов 91-го танкового батальона комбата нет. Скорее всего советский танковый командир назвал Каиринену вымышленное имя, а сам был либо парторгом, либо комсоргом батальона. В его круг обязанностей могли входить и выдача зарплаты личному составу батальона, и доставка полевой почты. Не исключено, что речь идет о политруке батальона Дубровском, пропавшем без вести в бою 19 декабря 1939 года.
История о советском комбате-танкисте, который перешел на сторону финнов из-за боязни наказания за высокие потери в своем батальоне, обрела собственную жизнь. Эта история и по нынешний день кочует из одной книги в другую, и зачастую речь идет уже не о комбате, а комбриге.
К своим воспоминаниям педантичный Пааво Кайринен приложил карту с расположением советского Т-28, в котором был пленен советский танкист. Его данные подтверждаются актом о списании боевых машин 20-й танковой бригады — в указанном Кайриненом месте, в болотистой пойме реки Мая-йоки, застряли три Т-28 и продолжали стоять там до конца войны. У финнов не было в наличии тяжелой техники для вытаскивания Т-28, поэтому большая часть танков осталась стоять там, где их боевой путь оборвал финский снаряд, граната, мина или «коктейль Молотова». Финские трофейщики ограничивались демонтажем внутреннего оборудования танков, пулеметов и в исключительных случаях — пушечного вооружения.
Новое советское наступление 21 декабря не произвело на финнов никакого впечатления: за весь день в журнале боевых действий появилась только одна запись: «Противник ведет наступление на 1-ю роту».
В то же самое время финны продолжили атаки с целью выбить батальоны 255-го стрелкового полка из траншей вокруг «Поппиуса». По замыслу командира батальона, атака на опорный пункт Лоухи должна была начаться одновременно с обоих флангов — с запада, от опорного пункта Кетола, и с востока, вдоль траншей опорного пункта Айяла.
Первая попытка отбить траншеи в 02.30 утра 22 декабря не увенчалась успехом — у финнов кончились ручные гранаты, и атака была прекращена. Вторая попытка атаковать началась в 04.30 и опять была остановлена пулеметным огнем красноармейцев. Два раза ослабленным советским батальонам удалось отбить финские атаки. В боевых донесениях полка описано, как батальоны теряли бойцов и слабели с каждой атакой:
«…В 3.00 22.12 белофинны обошли 1 и 2 сб со всех сторон и повели энергичное наступление и забрасывание ручными гранатами. Батальоны вели огневое сопротивление и артогонь, но все же 2 сб понес большие потери… Командир 1 сб Головин тяжело ранен, начштаба батальона Лясов ранен и точно не установлено, ранен или убит командир 2 сб Зуев. Принимаем все меры к удержанию занятого рубежа, но силы слабеют, необходимо помочь живой силой и огневыми средствами…»
Третья атака финнов началась в 06.15 утра, когда большая часть советских пулеметов была подавлена или уничтожена. На этот раз финны одержали верх. В то же самое время, очевидно, батальоны 255-го полка получили приказ на отход. Оперативная сводка № 22 255-го полка крайне невнятно описывает выход батальонов из боя в районе форта «Поппиус»:
«255 сп к 4.00 24.12 батальонами занял район: 1 сб к 4.00 занял район 61.9, 2 сб блиндажи южн. скаты высоты 54.4, 3 сб к 3.00 занял лес юго- восточнее ручья. Полк приводит в порядок побатальонно и поротно.
Отход полка был начат своевременно, но произвели с опозданием, ввиду того, что мешал ружейно-пулеметный огонь противника. Потерь при отходе не было. Схема расположения будет предоставлена в следующей оперсводке».
Итак, к утру 22 декабря, после пяти суток непрерывных боев, финны сумели выбить 255-й сп из траншей и восстановить положение. Первый штурм укрепрайона закончился. Финны оценили потери 255-го сп в боях за траншеи вокруг форта «Поппиус» в 200–300 человек, включая одного майора (очевидно, финны нашли тело одного из погибших капитанов из 255-го полка). В плен было захвачено 34 бойца и один лейтенант. Финские оценки потерь полка представляются завышенными, так как потери 255-го сп за весь декабрь составили 203 человека убитыми. Пропавшими без вести полк потерял за всю войну 226 человек. В то же самое время за две недели боев весь финский 15-й пехотный полк, оборонявший УР Сумманкюля и Ляхде, потерял убитыми около 90 человек. Самые высокие потери были среди противотанкистов — 11 убитых.
Той во Ахола, 3-я рота 15-го пехотного полка: «…после четырех часов ночного боя мы наконец отбили траншеи. Хорошо еще, что больших потерь удалось избежать. На дне траншей лежали убитые красноармейцы, мы постоянно о них спотыкались и наступали на них… Было странно ступать по телам людей, которые еще не окоченели. Нам было приказано очистить траншеи от трупов. Проблем с этим не было, так как прямо перед нашими траншеями были глубокие воронки от снарядов противника. В них красноармейцы и нашли свое последнее пристанище…»
23 декабря 1-й батальон 15 пехотного полка предпринял контратаку в рамках общего финского контрнаступления на перешейке. Финские солдаты не успели пройти и нескольких десятков метров, как попали под интенсивный пулеметный огонь советского боевого охранения и были вынуждены вернуться на исходные позиции. Во время этого боя был ранен командир 3-й роты. Как выяснилось, красноармейцы окопались в нескольких десятках метров от линии финских заграждений.
24 и 25 декабря прошли в перестрелке между советским боевым охранением и финнами. Советская артиллерия произвела несколько налетов на укрепрайон, а в воздухе появились аэростаты-корректировщики. В 15.45 25 декабря два прямых попадания получил блиндаж в опорном пункте Урнберг. Погибло 7 и было ранено 5 солдат. Вечером 26 декабря в плен финнам сдались два измученных красноармейца — при ночной контратаке ночью 22 декабря они спрятались в подбитом танке и просидели там шесть дней, ожидая подхода своих. Оба были сильно обморожены.
27 декабря от прямого попадания в блиндаж погибло 3 и было ранено 7 солдат. В тот же день началось еще одно наступление РККА на форт «Поппиус». По финским оценкам, наступление велось силами до двух стрелковых рот при поддержке легкого танкового взвода. Финнам удалось удержать траншеи, но советские танки вновь ворвались в финский опорный пункт, где остановились и начали вести огонь во всех направлениях. Головной танк был оборудован минным тралом. Из четырех танков взвода финны вывели из строя три — один танк сгорел, два других лишились хода. К 18.00 бой закончился.
28 и 29 декабря советское боевое охранение произвело несколько вылазок со своих позиций, все они были отбиты финнами. Особенно часто атаки производились на опорные пункты Лоухи и Айяла. Сектор обстрела казематов «Поппиуса» уже был известен, и красноармейцы умело пользовались мертвыми зонами перед ДОТ. Финнам приходилось отбивать атаки минометным огнем.
30 декабря советская батарея прямой наводкой вела обстрел форта «Поппиус», но была подавлена финской артиллерией. В последующие дни противоборствующие стороны ограничились артиллерийской и ружейно- пулеметной перестрелкой и вылазками разведчиков. 123-я стрелковая дивизия оборудовала обронительные позиции, финны вели наблюдение.
Деревня Сумма
На начало декабря, когда финские части все еще вели сдерживающие бои в предполье, 2-й батальон (командир — капитан Йенссон) 15-го пехотного полка финнов уже занял позиции в укрепрайоне и начал фортификационные работы. Подразделения батальона строили противотанковые препятствия, запасные огневые позиции для пулеметов, углубляли окопы и ходы сообщения. Им помогала допризывная молодежь деревни Сумма, оставленная для присмотра за хозяйством всей деревни. Большая часть населения деревни была эвакуирована еще до начала войны.
На передовой заняли оборону 4-я и 6-я роты батальона. 2-я пульрота заняла казематы ДОТ укрепрайона, 5-я рота заняла оборону во втором эшелоне в районе развилки дороги на Кар-хула (Дятлово). Ключевые позиции от шоссе до ДОТ № 2 обороняла 6-я рота (опорные пункты взводов Туомола, Миккола, Бэклунд, Рантала). 4-я рота держала на левом фланге участок от ДОТ № 7 до озера Суммаярви (опорные пункты взводов Мякипяя, Лехтонен, Коскинен, Поррас). Взводные опорные пункты были названы по именам командиров взводов.
Уже 5 декабря 1939 года через линию обороны в деревне прошли последние финские части, оборонявшие предполье, сообщив, что за ними больше финских солдат не осталось. Батальон заблокировал шоссе надолбами. Капитан Йенссон лаконично записал в журнале боевых действий: «Теперь настала наша очередь».
6 декабря был отдан приказ сжечь деревню. Все это происходило на глазах молодежи, которая в спешке заканчивала работы по возведению укреплений. Эти трагические события описал в своих воспоминаниях Вилхо Турта, чья фамилия столь часто упоминалась в советских сводках о боях за деревню Сумма:
«…Гул орудий был слышен постоянно. Иногда отчетливо слышались пулеметные очереди. Мы долго провозились с погрузкой инструментов и инвентаря. Лииматайнен сказал, что горит соседняя деревня. Вроде бы это горело Репо-корпи. Мы продолжили погрузку, и, когда мы были готовы к отправке, было уже пять часов. Мы остались в деревне и наблюдали, как огонь пожирал ее дом за домом. Мы видели, как солдаты ходили по двору двести и били окна в доме. Они взяли с сеновала пару охапок сухого сена, занесли в дом и подожгли. То же самое они проделали со школой. Дом Вилле Турта — дом, в котором я родился, и дом семьи Липпонен уже пылали вовсю. Я не могу описать те чувства, которые меня охватили в тот момент.
К нам подошел Микко Лииматайнен, из деревни Карьялайнен. Мы с ним вместе учились с младших классах. Он сказал, что его родного дома, скорее всего, больше нет. Я тоже так думал. О таких невеселых делах мы говорили друг с другом, говорили обрывисто, дрожащими голосами. Мы уехали. Деревня Сумма осталась в прошлом».
С 5 по 11 декабря советские части не входили в боевое соприкосновение с финнами. Финские разведгруппы, высланные вдоль шоссе в эти дни командиром батальона капитаном Йенссоном, по возвращении докладывали, что не встретили противника. 12 декабря на позиции батальона начали падать первые советские снаряды, и в 16.10 13 декабря 6-я рота доложила о появлении трех советских танков и примерно взвода пехоты перед линией надолбов. Разведка боем повторилась и на следующий день против позиций 6- й роты в 15.50. Примерно 50–60 красноармейцев при поддержке двух танков приблизились к финским позициям от хутора Корпела. Финны отогнали советскую пехоту и танки минометным огнем.
13 и 14 декабря позиции батальона Йенссона посетили журналисты и фотокорреспонденты. Выпив кофе в КП батальона, они направились на передовую, где запечатлели подготовку к боям. В частности, именно в эти дни была сделана знаменитая фотография с финской пехотой, изготовившейся для стрельбы в окопах на окраине деревни Сумма. В послевоенные годы эта фотография, ставшая символом Линии Маннергейма, обошла почти все книги о советско-финской войне. Неудивительно, ведь она превосходно подходит для подтверждения тезиса самого Маннергейма:
«Как я говорил, оборонительная линия, конечно, была, но ее образовывали только редкие долговременные пулеметные гнезда да два десятка выстроенных по моему предложению новых дотов, между которыми были проложены траншеи. Да, оборонительная линия существовала, но у нее отсутствовала глубина. Эту позицию народ и назвал «Линией Маннергейма». Ее прочность явилась результатом стойкости и мужества наших солдат, а никак не результатом крепости сооружений».
После разведки боем советские части начали подготовку к генеральному наступлению. 15 и 16 декабря советская артиллерия произвела три артналета на финские позиции в деревне, не причинив им, однако, почти никакого вреда.
Наступать на самый мощный укрепрайон Линии Маннергейма предстояло 138-й стрелковой дивизии, которая была переподчинена 50-му стрелковому корпусу и переброшена из соседнего сектора (Кархула, Марьяпеллонмяки).
Боевой приказ № 10 по дивизии от 16 декабря 1939 года ставил частям следующие задачи:
— 768-й стрелковый полк с 2-й и 3-й ротой 108-го танкового батальона, 1- й ротой 179-го отдельного саперного батальона и двумя взводами саперов из 45-го инженерного батальона должен был атаковать финскую оборону на фронте от озера Сумма-ярви до Выборгского шоссе, с задачей овладеть районом северо-западнее озера и продолжать наступление на высоту с отметкой 52,5. Поддерживать наступление полка огнем должны были третий дивизион 295-го артполка и первый дивизион 24-го корпусного артполка.
— 650-й стрелковый полк с 1-й ротой 108-го танкового батальона, двумя взводами 210-го танкового батальона, 2-й ротой 45-го инженерного батальона и двумя взводами 179-го отдельного саперного батальона наступать на фронте Сепянмяки, Турта — отметка 14,5 и продолжать наступление в направлении Выборгского шоссе. Поддерживали полк огнем 1-й дивизион 295-го артполка и 3-й дивизион 302-го гаубично-артиллерийского полка.
— 544-й стрелковый полк (без 2-го батальона) с 436-м танковым батальоном должен был наступать во втором эшелоне за 768-м стрелковым полком.
— Артподготовку дивизия планировала провести с 09.00 по 11.00 по московскому времени.
На момент начала наступления часть артиллерии дивизии все еще находилась на марше. К 09.00 утра 17 декабря вести огонь по противнику были готовы 136-й гаубично-артиллерийский полк дивизии и 1-й и 3-й дивизионы 295-го артполка, но они встали на огневые позиции в сумерках 16 декабря и не успели подготовить данных для стрельбы. Разведка боем, проведенная за день до этого, выявила только противотанковые надолбы, разветвленную сеть заграждений из колючей проволоки и противотанковый ров. Финские огневые точки, полевые укрепления и тем более долговременные укрепления разведаны не были. Штаб дивизии знал, что в районе шоссе у финнов имелось шесть ДОТ, но их точное местоположение было неизвестно.
Утро 17 декабря было туманным, температура около -3 градусов. Уже в 06.15 утра финские дозорные доложили, что у шоссе было слышно два взрыва. 6-я рота была поднята по тревоге и заняла позиции в траншеях, так как, по мнению офицеров роты, это подорвались на минах советские саперы, проделывающие проходы в заграждениях и минных полях. На самом деле это подрывали надолбы саперы младшего лейтенанта Дроздова (1-я рота, 179 осб). Их действия прикрывала рота из 650-го стрелкового полка. В 08.00 финны завязали интенсивный огневой бой с разведкой 650-го стрелкового полка, которая залегла в 200 метрах севернее линии надолбов. Это не позволило советским саперам и стрелкам отступить. Командир 138-й дивизии, опасаясь ударить по своим, отменил начало артподготовки в 09.00 и предоставил командирам полков право начинать артподготовку в соответствии с обстановкой на их фронте.
В 09.25 советская артиллерия начала артподготовку. В этот день советская артиллерия вела огонь с небольшими перерывами вплоть до 17.00. Командиры дивизионов не имели данных о нахождении своей пехоты, корректировка огня не была налажена, и огонь велся беспорядочно, по площадям, не принеся финнам ощутимого вреда. «Артподготовка, по существу, была сорвана», — констатировал штаб 138-й дивизии.
Основной удар дивизия нанесла по позициям 6-й роты в районе шоссе и чуть западнее его. В 11.00 перед позициями роты появились три советских танка. В 11.00 офицер 6-й роты пометил в журнале боевых действий: «Наступление по всему фронту обороны роты». По состоянию на 11.50 в опорном пункте б-й роты подбито два танка, один танк подорвался на мине. Противотанковая батарея, имевшая только 3 орудия, понесла первые потери: в бою против советских танков погибли командир батареи фенрик Салоранта и один командир орудия, двое артиллеристов было ранено. В журнале боевых действий 2-го батальона отмечается: «Бьют только два пулемета, один из ДОТ № 10 и один из ДОТ № 2, передовые опорные пункты ведут огонь». В 13.40 советские танки прекратили попытки прорваться в глубь обороны финнов: по обе стороны шоссе за линией надолбов выстроилось 15 танков, которые начали обстрел финских позиций. Потеря трех танков, организованный огонь финского укрепраиона, отход танков деморализовали советскую пехоту, которая залегла и прекратила всякие попытки наступления.
В 15.30 2-я пульрота доложила в батальон: «В районе ДОТ № 10 все спокойно, один пулемет выпустил половину ленты. Пулеметы опорного пункта Мякипяя огня не вели. ДОТ № б огня не вел. ДОТ № 5 огнем уничтожил пулемет противника. ДОТ № 3 вел огонь по пулеметам противника, результат неизвестен. ДОТ № 2 вел огонь в направлении шоссе».
В 15.40 советская артиллерия с новой силой открыла огонь по финским позициям. Финны отметили, что «артиллерия противника ведет огонь по площадям, обстреливает как передовую, так и тыл роты». В 18.00 советская артиллерия перешла на беспокоящий обстрел финских позиций.
На участке обороны 4-й роты наступление советских войск в эти дни было не столь интенсивным, как в районе шоссе. В журнале боевых действий 4-роты отмечается сильный артобстрел утром 17 декабря. Против роты действовала исключительно советская пехота: «Противник начал атаку опорных пунктов Лех-тонен и Мякипяя силами до роты. Они шли сомкнутым строем, как на параде. Мы открыли огонь, и противник отступил под защиту леса, понеся значительные потери (20–30 человек)». 18 декабря советская пехота опять пыталась наступать силами до роты, причем, как отмечается финнами, «солдаты противника использовали складки местности лучше, чем в предыдущий раз», однако после огневого боя, длившегося порядка 45 минут, вновь отступила в лес. 19 декабря во второй половине дня несколько танков, прорвавших финскую оборону на участке 6-й роты, кружили около убежища № 12, но с наступлением темноты ушли через передовую на свои исходные позиции. Следующая попытка наступления на участке 4-й роты была предпринята лишь 22 декабря, в атакующей цепи было всего около 60 человек: «Солдаты противника очень хорошо используют складки местности при продвижении вперед». Этот небольшой отряд красноармейцев сумел добраться до линии заграждений, где был остановлен огнем финнов и снова был вынужден отступить.
Вернемся к боевым действиям у шоссе: именно на этом узком участке командование 138-й стрелковой дивизии сосредоточило все свои усилия. В ночь с 17 на 18 декабря финны предусмотрительно заминировали проходы в противотанковых заграждениях, сделанные советскими саперами накануне. С советской стороны 768-й стрелковый полк был заменен 544-м стрелковым полком.
В 09.45 18 декабря советская сторона начала артподготовку, которая «перешла в ураганный огонь в 15.15». За этот день финские подразделения на передовой отметили появление лишь пяти советских танков. В журнале боевых действий 2-го батальона лаконично отмечается: «В 16.00 противник начал наступление. В 16.25 поступило донесение, что наступление отбито». В 17.15 советская пехота при поддержке танков пыталась атаковать опорный пункт Туомола, но атака была отбита и на этот раз. Финские офицеры отметили, что в период с 14.00 до 16.00 интенсивность огня советской артиллерии составляла примерно 30 снарядов в минуту, с 16.00 по 18.00 интенсивность упала до 15–20 снарядов в минуту. Было отмечено большое количество неразорвавшихся снарядов. В 18.00 советская артиллерия перешла на беспокоящий огонь. В ночь с 18 на 19 декабря командир взвода Туомола доложил, что два советских танка «катаются по шоссе между противотанковыми надолбами и противотанковым рвом». Не считая этого, ночь прошла относительно спокойно.
18 декабря 138-й дивизии был придан 90-й танковый батальон 20-й тяжелой танковой бригады, оснащенный средними танками Т-28, и рота тяжелых танков, состоявшая из экспериментальных танков Т-100, КВ и СМК.
Следующий день, 19 декабря 1939 года, стал кульминацией первого советского наступления в деревне Сумманкюдя. В 09.00 19 декабря советская артиллерия открыла огонь, и уже в 09.30 десять советских танков преодолели противотанковые надолбы южнее опорного пункта Миккола. В 09.15 из опорного пункта взвода Мякипяя поступило донесение: «Замечено большое количество танков в районе шоссе. Часть танков преодолела противотанковое заграждение и маневрирует на стыке 4-й и 6-й рот, уничтожая проволочные заграждения». В 11.00 советские бомбардировщики нанесли бомбовый удар по финской передовой, а в 11.30 в бой вступило еще несколько танков. В 11.18 около ДОТ № 11 «Пелто-ла» находились по крайней мере семь танков. В 12.40 часть танков вернулась из финского тыла к передовой, и в 13.55 советские танки начали утюжить и обстреливать траншеи 6-й роты в опорном пункте Туомола из пулеметов, пушек и огнеметов.
Однако массированная атака тяжелых и легких советских танков не деморализовала финскую пехоту. Даже под огненным ливнем советских химических танков финны продолжали удерживать траншеи и сумели в очередной раз отсечь пехоту 138-й стрелковой дивизии от танков.
Финская противотанковая батарея полностью погибла в неравном бою против двух советских танковых батальонов. После уничтожения противотанковых орудий советские танки прошли линию финских окопов и направились в тыл финского укрепрайона. Капитан Йенссон слал в полк запрос за запросом о предоставлении ему новых противотанковых орудий. По мере развития советской танковой атаки эти просьбы становились все более паническими. Этому способствовало и то, что большая группа танков Т-28 остановилась в 30 метрах от командного пункта батальона (ДОТ № 16). Это произошло после того, как экспериментальный танк СМК, действовавший в составе 20-й тяжелой танковой бригады, подорвался на фугасе в нескольких десятках метров от КП батальона. Танки Т-28 образовали оборонительный периметр и стояли около КП весь день, ведя огонь из пушек и пулеметов. Между тем экипаж СМК пытался отремонтировать свой танк, лишившийся хода. В журнале боевых действий 2-го батальона это описано так: «16.30. Уже восемь танков противника стоят окооколо нашего бункера и обстреливают нас». В конце дня, не сумев устранить повреждения на СМК, советские танки отступили на исходные позиции. СМК простоял у КП батальона всю войну и был запечатлен финскими фронтовыми корреспондентами в известной серии фотографий. В послевоенной финской исторической литературе СМК был ошибочно атрибутирован как Т-35А.
В 13.45 ДОТ № 10 получил пять прямых попаданий, однако серьезных повреждений не было зафиксировано. Очевидно, примерно в два часа дня советские танкисты обнаружили ДОТ № 5 и начали бить по амбразуре ДОТ в упор из орудий. В 14.30 прямое попадание снаряда в амбразуру уничтожило пулемет и убило пулеметчика, рядового из 2-й пульроты. В 18.00 6-я рота шлет в батальон следующее донесение: «Между ДОТ № 3 и № 5 в деревне Сумма находятся по крайней мере 80 танков противника (наблюдение из ДОТ № 11 «Пелтола»)».
В 19.00 советские танки начали возвращаться на свои исходные позиции. Часть танкистов решила остаться в тылу у финнов и ждать прибытия пехоты. В лесу севернее деревни Сумма, в наступивших сумерках, у финской пехоты появилась превосходая возможность уничтожить советские танки при помощи противотанковых гранат и бутылок с зажигательной смесью. Для борьбы с танками был задействован 3-й отдельный пехотный батальон, находившийся во втором эшелоне. Тауно Пукка, ветеран этого батальона, так описал бой с советскими танками вечером 19 декабря:
«Мы выступили в девять часов вечера. Когда мы приблизились к развилке, мы услышали орудийные выстрелы и длинные пулеметные очереди. После этого мы увидели сгоревший танк у развилки.
Перешли на проселок. Поскольку я уже имел дело с этими танками, я решил использовать против него все виды оружия, которые у меня были. Мы договорились, что Поркка останется с основными силами сзади и прикроет нас в случае неудачи.
Вместе с рядовым Виитаненом мы подкрались по левой стороне дороги на 10–15 метров к танку. Мы действовали крайне осторожно, так как подозревали, что рядом с танком могут быть солдаты противника, прикрывающие его. Мы решили, что Виитанен подползет к танку слева и бросит противотанковую гранату под танк, в то время как я поползу прямо на танк и кину гранату на крышу. Гранаты решили кидать так, чтобы по ошибке в темноте не попасть друг в друга.
Мы решили, что сначала бутылки с зажигательной смесью использовать не будем. Атаку начинает тот, от кого танк отворачивает пушку, а затем второй из нас кидает свою гранату. Мы разделились, от Виитанена остался только примятый снег, сам он растворился в темноте.
Я начал продвигаться к танку, подползая к нему сбоку. Я подобрался к танку на 3–4 метра. На мое счастье, меня прикрывали ветки упавшей сосны. Оттуда я начал наблюдать за танком и прислушиваться. К своему удивлению, я обнаружил, что этот танк был значительно ниже предыдущего. Между его башней и люком водителя была горизонтальная поверхность. Туда я и решил бросить гранату.
Прошло достаточно много времени с того момента, как Виитанен уполз влево. Иногда, когда танк не стрелял, наступала пугающая тишина. В голову ко мне закралось подозрение, что танкисты заметили наше приближение, так как они часто открывали люк механика-водителя. Наконец танк выпустил длинную очередь из пулемета по направлению к шоссе, пушка задвигалась, и раздался выстрел. В тот же момент я услышал взрыв гранаты Виитанена за танком. Как только надо мной прошли осколки, я выскочил из своего укрытия и бросил гранату на горизонтальную поверхность рядом с башней. Я едва успел запрыгнуть в свое укрытие, как взрывом с танка сорвало башню и отбросило на землю рядом со мной. Осколки еще какое-то время пели в вышине. Из танка повалил дым, и он не подавал больше признаков жизни. Виитанен и Поркка поспешили к танку, и вместе с ними я удостоверился, что этот храбрый танк больше не будет нас беспокоить. На этом наши действия были закончены. Этот день был самый трудный из всех».
Всю ночь около КП батальона, бункера № 16, кружили два советских танка, ведя огонь из пушек и пулеметов. Один из них был уничтожен примерно в 24.00. По донесению, направленному в штаб 15-го пехотного полка, за три дня боев, с 17 по 19 декабря, 2-й батальон уничтожил 18 советских танков, которые остались стоять в глубине финских позиций. По донесению командира батальона, «в это число не входят танки, которые были подбиты, но затем отбуксированы противником с поля боя. Таких танков, наверное, около десяти».
Следует отметить, что все финские офицеры в один голос говорят о мощных атаках советских танков и об интенсивных артобстрелах, о действиях советской пехоты упоминаний крайне мало. Это свидетельствует о том, что пехота 138-й дивизии крайне неохотно шла за танками и залегала при первой же возможности. 18 декабря в журнале боевых действий батальона Йенссона появляется запись: «С передовой докладывают, что бьет артиллерия, наступают танки противника, пехота противника наступает слабовато».
В наступлении на УР Сумманкюля и УР Ляхде приняли участие телетанковые группы 217-го отдельного танкового батальона майора Кушелева. Несколько танков было пущено вперед под спецуправлением, то есть экипажи управляли танками по радио. Однако механики-водители, управляющие телетанками из тыла, не могли видеть, куда направить танки для преодоления надолб, и в результате четыре телетанка в надолбах застряли. 123.
На следующий день, 20 декабря, советские части прекратили попытки штурма УР и начали методический обстрел финских укреплений тяжелой артиллерией. Таким образом, встречающиеся в некоторых книгах описания боев в УР Сумма в декабре как «недели кровавого штурма», когда «красноармейцы шли на финские ДОТ с винтовками волна за волной, держась за руки с пением Интернационала», являются, мягко говоря, преувеличением. Единственная атака, которая могла бы претендовать на «атаку сомкнутым строем, держась за руки», — это наступление рот 768-го стрелкового полка на опорный пункт Мякипяя в сомкнутом строю 17 декабря 1939 года, которую мы описали выше.
20 же декабря в журнале боевых действий 6-й роты появилась запись, которая вскоре стала привычной для финских документов: «сильный артиллерийский обстрел, вся связь нарушена».
Уже 21 декабря днем за советскими позициями в воздухе появился советский аэростат-корректировщик, и капитан Йенссен запросил полк вызвать истребители, так как батальон не мог сбить аэростат своими силами. В дни 21 и 22 декабря советская тяжелая артиллерия вела огонь с 10.00 до 17.00, огонь был сосредоточен на ДОТ, расположенных непосредственно около шоссе, — № 3, № 5, № 6 и убежище № 15. Советские артиллеристы прощупывали огнем каждый подозрительный бугорок. Задача усложнялась тем, что у шоссе до войны скученно стояли дома деревни Сумма, и каждый фундамент и погреб походил на ДОТ. На карте целей советской артиллерии лишь половина целей были настоящими ДОТ, остальные цели были погребами и развалинами.
Помимо аэростатов советские артиллерийские разведчики использовали для разведки и другие способы — например, забирались в подбитые танки и оттуда вели наблюдение за финской обороной. Финны сумели обнаружить один такой импровизированный НП и уничтожить его:
«Двое наших солдат сожгли бутылками советский танк, что стоял около погреба. Танк снаружи выглядел целым, люки были заперты изнутри, в сторону противника от танка шли телефонные провода, а на башне были антенны».
Самой тяжелой потерей для 2-го батальона 21 декабря стало прямое попадание тяжелого советского снаряда в блиндаж 5-й роты. Фугасный снаряд, очевидно, пробил крышу и разорвался внутри, обрушив перекрытия. Погибли все, кто находился в блиндаже, — всего 19 человек. В живых остались только часовой, который стоял снаружи в траншее, и один солдат, которого взрывной волной выбросило от входа в блиндаж.
Перед советско-финской войной финская армия комплектовалась по территориальному признаку, в одно подразделение призывались мужчины из одной деревни или одного района города. С одной стороны, это гарантировало большую сплоченность подразделения, с другой стороны — если подразделение попадало в пекло и несло большие потери, то деревня в один день могла потерять всех своих мужчин. Почти все погибшие солдаты 5-й роты были из одной деревни — Калвола, что неподалеку от Хямеенлинна. О раскопках блиндажа и похоронах погибших в боевой обстановке не могло быть и речи. В сумерках дня 21 декабря на руины блиндажа прибыл капеллан, который прочел отходную молитву, и блиндаж был официально объявлен братской могилой. Над ней финны установили простой березовый крест. Перезахоронение останков на кладбище в родной деревне погибших Кал-вола состоялось только в 1942 году. В 1990-е годы российские поисковики вновь вскрыли руины блиндажа. Взрывом винтовки погибших солдат были изогнуты как знак вопроса.
21 и 23 декабря советская авиация нанесла бомбовые удары по укрепрайону, не принеся значительного вреда. 24 декабря ДОТ № 5 получил прямое попадание, и крыша старой части сооружения обрушилась. Вечером того же дня фенрик Туомола доложил командиру 6-й роты, что за день на опорный пункт его взвода упало порядка 200 тяжелых снарядов, из которых примерно треть не разорвалась. Окопы были почти полностью засыпаны, и взвод не мог самостоятельно их расчистить в темное время суток. Обсыпка ДОТ № 6 была уничтожена прямыми попаданиями, фронтальная стена ДОТ оголилась. Солдаты 6-й роты и 2-й пульроты своими силами провели ремонт укреплений, работы продолжались до 3 часов ночи. Разрушения в укрепрайоне стали приобретать столь угрожающие масштабы, что для работ были привлечены специализированные части. В темное время суток финские саперы работали не покладая рук, устраняя повреждения в ДОТ, противотанковых и противопехотных заграждениях, восстанавливая засыпанные взрывами траншеи. В укрепрайоне Сумманкюля все работы по ремонту фортификационных сооружений проводила 28-я саперная рота. Когда сил для проведения работ не хватало, вызывались пехотные части из тыла.
25 декабря, в день протестантского Рождества, советская артиллерия открыла огонь в 10.00 и закончила обстрел лишь в 20.30. Результатом этого обстрела явилось уничтожение траншей и ходов сообщения в опорных пунктах Туомола, Миккола и Перттула (опорный пункт Рантала сменил имя на Перттула), ДОТ № 5, по донесениям с передовой, был «окончательно уничтожен». Связь внутри батальона была нарушена весь день. Советская пехота в поле зрения финнов не появлялась, лишь в вечерних сумерках и ночью советские разведчики начали поиски.
26 декабря советская артиллерия по-прежнему вела обстрел финского укрепрайона с 10.30 до 17.00, что стало предметом шуток у финнов: «Похоже, у русских артиллеристов восьмичасовой рабочий день». Примерно в 15.00 ДОТ № 3 получил прямое попадание, старая часть сооружения полностью обрушилась. Один солдат гарнизона был ранен, остальные отделались легким испугом. Боевой каземат ДОТ не пострадал.
27 декабря прямые попадания получил ДОТ № 11 «Пелтола», который был не полностью достроен (по финским данным, не хватало защитной «подушки» из камней на крыше казармы). Крупнокалиберные снаряды пробили крышу казармы, убили двух солдат из гарнизона и разбили центральное отопление, в результате чего подземная казарма наполнилась водой. Гарнизон был вынужден переместиться в блиндажи артиллеристов и 5- й роты, расположенные дальше от передовой, однако боевые казематы ДОТ «Пелтола» не пострадали. Отремонтирована подземная галерея ДОТ была только к 6 января.
В тот же день советская артиллерия выпустила порядка 200–300 тяжелых снарядов по опорному пункту Туомола и ДОТ № 6. Прямых попаданий в ДОТ достигнуто не было, но все траншеи и ходы сообщения опять были полностью засыпаны.
28 декабря советские артиллеристы продолжили обработку финского укрепрайона. В этот день финны сумели единственный раз помешать корректировке артиллерийского огня с аэростата — в 15.45 над укрепрайоном в сторону советской обороны пролетели два финских истребителя, что заставило советских артиллеристов спешно спустить аэростаты.
29 декабря, помимо обычного артобстрела, финские офицеры отметили активизацию советских частей на передовой. В воздухе опять было два советских аэростата-корректировщика. В первой половине дня фенрик Туомола доложил, что с утра убежище № 4 находится под обстрелом тяжелой артиллерии и по стенам убежища пошли трещины. В журнале боевых действий 2-й пульроты отмечено: «Солдаты страшно измотаны, так как ураганный обстрел днем не дает нормально спать». Ночью советские саперы подорвали противотанковые надолбы перед позициями 4-й роты, однако повреждения были незначительны.
30 декабря день прошел относительно спокойно. 31 декабря советская артиллерия открыла огонь в 09.30 утра. Два советских танка подошли к противотанковым заграждениям и разбили надолбы огнем своих орудий. Финские офицеры отметили возросшую активность советских войск — со стороны советских позиций был слышен шум танковых моторов, пехоты было замечено больше, чем обычно. В этот день в журнале боевых действий 6-й роты появилась интересная запись: «По моим оценкам, противник за декабрь потерял на нашем участке порядка 10–15 офицеров и около 300 солдат убитыми». Тяжелый снаряд попал в угол жилой части ДОТ № б, по стене сооружения пошли трещины, от сотрясения печь в ДОТ сдвинулась с места, но ДОТ остался пригодным для жилья.
Инкиля
Оборону в укрепрайоне Инкиля занимал 7-й отдельный пехотный батальон. Большая часть личного состава батальона была из волости Куолемаярви, то есть защищали солдаты свои родные места.
13 декабря 1939 года стрелки отряда КаУРа при поддержке трех Т-28 пошли в наступление вдоль шоссе Терийоки — Койвисто на ДОТ № 6 и № 7, расположенные непосредственно вблизи шоссе. Местность в районе ручья Ахвен-оя была крайне невыгодна для танков и вынуждала их продвигаться вперед колонной по шоссе: справа непосредственно к дороге примыкала длинная крутая песчаная гряда, слева от шоссе сразу начинался густой лес.
Финские противотанкисты прекрасно понимали, каким путем пойдут советские танки, и сразу подбили два Т-28. Третий попытался развернуться и выйти из-под огня, но тут же угодил на фугас. От взрыва сдетонировал боекомплект в самом танке, и башня танка отлетела на двести метров в сторону. Стрелки отряда КаУРа дивизии были остановлены организованным пулеметным и винтовочным огнем из траншей и ДОТ № 6.
После этого в укрепрайоне Инкиля установилось затишье. Только в начале февраля 1940 года ДОТ № 6 и ДОТ № 7 подверглись мощному артобстрелу. ДОТ № 7 получил прямое попадание в стык крыши и стены и получил пробоину. Финны заделали ее рельсами.
ДОТ № 6 получил несколько прямых попаданий 152-мм фугасными снарядами по стене и крыше казематов, в результате чего наружные броневые листы растрескались, и финским саперам пришлось усилить крышу казематов двумя слоями бетонных блоков. 15 февраля 1940 года финны начали запланированный отход из укрепрайона на север, на промежуточную оборонительную линию.
Леонид Соболев, корреспондент Балтийского флота на Карельском перешейке, так описал ДОТ Ink6 в своем рассказе «Третье поколение» о действиях лыжных батальонов Балтийского флота:
«…Толстая броневая плита передней стенки дота вся в глубоких трещинах, ямках, бороздах. Из развороченного бетона, окружающего плиту, торчат массивные прутья арматуры, перепутанные, как кишки. Угол амбразуры отколот снарядом. Свежим металлическим блеском отсвечивает деформированная сталь, и от угла амбразуры до края плиты ползет трещина: броня не выдержала и лопнула под точным огнем балтийских моряков.
Это чудовищное сооружение из полутораметрового бетона и полуметровой брони, эту броневую башню, как бы снятую с линейного корабля и врытую в землю, белофинны считали неуязвимой.
Несколько лет строилась эта мощная оборонительная позиция из двух бронированных дотов, которые правильнее было бы назвать фортами. Искусство и опыт лучших европейских инженеров были вложены в создание этого продуманного ансамбля укреплений, которому могут позавидовать первоклассные укрепленные районы, в постройку этой крепости, защищенной взаимодействием соседних фортов, траншей, снайперских точек. Потом сюда привели отборных, обученных шюцкоровцев, показали им эту броню и бетон, семиметровые рвы и мины, гранитные противотанковые надолбы, подземные ходы и траншеи, замаскированные места противотанковых орудий, снайперские точки на соснах, десять рядов проволоки, погреба, доверху набитые боеприпасами. «Вот, — сказали им, — крепость, которая измотает любую живую силу, отразит любую атаку, выдержит любой снаряд. Она неприступна. Вы защищены здесь от бомб и снарядов, от пуль и гранат. Ваше дело — удобно и спокойно, на выбор, как в тире, бить из этих амбразур по атакующим…»
Здесь действительно можно было продержаться любое время. Осколки самых крупных снарядов, разрывавшихся у самой стенки дота, скользили по броне, не причиняя вреда. Даже прямое попадание тяжелого снаряда могло лишь потрясти эту чудовищную скорлупу, отколоть кусок бетона, не более. Но прямое попадание артиллерии, стреляющей издалека, — случайность, один шанс из тысячи…
Финское контрнаступление на Карельском перешейке 23 декабря 1939 года — как об стену горох
На 20 декабря 1939 года командованию обеих сторон стало очевидно, что наступление 7-й Армии в Ляхде и Сумма остановлено, а советские части понесли серьезные потери. Почти вся основная линия обороны удерживалась финнами. Только в секторе Ляхде батальоны 255-го полка продолжали блокировать ДОТ № 4 «Поппиус», но комбат Куири сумел к 23 декабря 129 ликвидировать этот прорыв, даже не задействовав полковые и дивизионные резервы. Воодушевленный этим явным успехом и, возможно, движимый личными амбициями командующий 2-м армейским корпусом генерал-лейтенант Харальд Эквист отдал приказ своему корпусу перейти в контрнаступление. Для проведения контрнаступления Маннергейм выделил Эквисту 6-ю дивизию из своего резерва.
Цель наступления была крайне амбициозная. Предполагалось ни много ни мало — окружить советские дивизии в центре оборонительной полосы 2-го армейского корпуса. Вспомним, какая обстановка сложилась на других театрах военных действий к двадцатым числам декабря. К северу от Ладоги финские части уже сумели обратить в бегство советские 139-ю и 75-ю стрелковые дивизии в Толва-ярви и готовились к штурму Ягля-ярви, несмотря на личную просьбу Талвела приостановить наступление и беречь солдат. Талвела и Паяри получили внеочередные повышения в воинском звании. Части 4-го армейского корпуса уже перешли в успешное контрнаступление и громили тылы 18-й Ярославской стрелковой дивизии.
Возможно, желание отличиться и не отстать от генералов на других фронтах подтолкнуло Эквиста к столь рискованному шагу. Однако финское командование сильно переоценило неудачи, потери и трудности со снабжением 50-го стрелкового корпуса комдива Гореленко.
Согласно плану Эквиста, 23 декабря 1939 года в 06.30 утра финские части должны были нанести два сходящихся удара из района Хатьялахден- ярви (силами 17-го, 18-го и 22-го пехотных полков 6-й пехотной дивизии и частей 4-й пехотной дивизии) и Лейпясуо-Вяйсянен (силами 1-й пехотной дивизии). Финские части должны были соединиться в районе южной оконечности озера Каук-ярви. Это означало бы окружение советских 113-й, 138-й, 123-й, 90-й стрелковых дивизий, а также 40-й, 35-й и 20-й танковых бригад. Это также означало разгром советской 24-й стрелковой дивизии под Вяйсяненом. 11-я пехотная дивизия наносила вспомогательный удар из района Ойнала-Париккала.
План наступления был утвержден 20 декабря и был устно отдан командирам дивизий вечером 20 декабря. На следующее 130 утро приказ был направлен в войска в письменной форме. 6-я дивизия выступила на передовую из района Сяйние и Няюкки вечером 21 декабря и прибыла на передовую в район Кархула вечером 22 декабря, за несколько часов до наступления. 25-километровый марш на морозе сильно измотал полки.
Для более эффективного руководства сражением генерал-лейтенант Эквист переместил свой командный пункт на КП 10-го пехотного полка в двухэтажный бетонный бункер в Кол-микесяля.
6-я дивизия должна была нанести удар из района Кархула и достичь северной оконечности озера Каук-ярви, затем во взаимодействии с 4-й дивизией перерезать шоссе Сумма — Ууси-киркко и быть готовой продолжить наступление на восток или на юго-восток. Особое внимание дивизия должна была уделять левому флангу.
Приказ 2-го армейского корпуса 1-й дивизии гласил:
«1-я дивизия силами 1-й, 2-й, 3-й бригад, 14-го пехотного полна и группы Вуори (10-й и 4-й батальоны резервной бригады) наступает на развилку дорог к западу и северо-западу от озера Перкосен-ярви. Ближайшая задача — линия Лимсинлам-пи — Перкосен-ярви — северо-восточная оконечность озера Перк- ярви. После выполнения ближайшей задачи дивизии быть в готовности наступать через северную оконечность озера Суур-Миккели-ярви на юго-запад, особое внимание уделяя флангу на юг и юго-запад в направлении Лоунат-йоки и Майсниеми.
Финны перешли в контрнаступление без артиллерийской подготовки — для достижения внезапности. По плану, после начала наступления финская артиллерия должна была начать поддержку своей наступающей пехоты. В связи с этим советские части восприняли это наступление как разведку боем и как «налет белофинских банд» на тылы и штабы. Из-за проблем со связью и плохой подготовки массированных ударов финская пехота наносить не могла. В некоторых местах из-за отсутствия связи финны даже не сумели ввести в бой резервы. В результате на советские позиции наступали небольшие группы от роты до батальона, что походило на действия диверсионных групп.
На участке наступления 6-й дивизии финское наступление было остановлено уже к 15.30 — все три полка дивизии вернулись на исходные позиции, понеся потери. Уже в самом начале наступления стало ясно, что финны шлют отдельные роты в наступление на хорошо окопавшиеся советские полки.
На участке 1-й дивизии наступление было начато с опозданием в два часа, так как время марша было рассчитано неверно. Более того, финские саперы не успели сделать проходы в колючей проволоке. В результате батальоны 2-й и 3-й бригад потратили много времени на преодоление своих же заграждений. 14-й пехотный полк, который был готов к наступлению в 07.30, все же решил подождать соседей и тоже начал наступление в 09.30. Полки и батальоны 90-й и 24-й стрелковой дивизии не имели друг с другом локтевой связи, а стыки по беспечности не охранялись. Поэтому финны с легкостью проникли в глубь советских боевых порядков и напали на советские тылы. Так, в стык между 173-м и 588-м полками просочился 3-й батальон 13-го пехотного полка и атаковал штаб 286-го полка. Положение спасли прибывшие танки из батальона 90-й стрелковой дивизии. Финские боевые порядки были рассеяны, было взято три пленных. В районе Вяйсянена финнам удалось потеснить 7-й стрелковый полк, войти в стыки между 274-м и 168-м полками и дойти до реки Перрон-йоки. Здесь финское наступление было остановлено перед советскими позициями на южном берегу. На помощь к советским стрелковым частям поспешили танки Т-26 40- й танковой бригады, что и решило исход боя.
На участке 4-й дивизии отряд КаУРа с легкостью отбил наступление 12- го пехотного полка, но 5-й самокатный батальон сумел сильно потеснить части 70-й стрелковой дивизии, откатившиеся на 2–3 километра на восток.
На новом командном пункте в Колмикесяля Эквист начал получать донесения о ходе наступления 4-й и б-й дивизий в 9 утра. Из 1-й дивизии первые донесения поступили только в два часа дня, когда стало ясно, что наступление 6-й дивизии полностью провалилось. В связи с этим в 15.00 Эквист принял решение прекратить наступление и отвести все части на исходные позиции. В наступлении 23 декабря части 2-го армейского корпуса потеряли 1328 солдат, из них 361 убитыми, 777 ранеными и 190 пропавшими без вести. В финской военной истории это контрнаступление получило название holmo tolvays, что можно перевести на русский как «бессмысленное стучание головой о стену».
28 декабря генерал-лейтенант Эквист в докладной записке описал свое видение причин провала наступления:
«…Хотел бы перечислить причины провала наступления в порядке убывания значимости:
1. Противник оказался гораздо сильнее, в особенности в районе Тюопполан-йоки — Сумма-йоки, в решающем для наступления месте
2. Связь с артиллерией отсутствовала напрочь, а это значит, что даже самые важные цели не были уничтожены, а наша пехота не получила от артиллерии никакой поддержки при наступлении. Также здесь необходимо упомянуть, что часть мин для минометов была снабжена бракованными капсюлями (в 1-й дивизии), а часть мин была не того калибра.
В особенности это проявилось в 6-й дивизии, так как в дивизиях 2-го армейского корпуса мы уже успели заметить и исправить эту ошибку. 6-я дивизия была столь поздно подчинена нам, что штаб корпуса не успел проконтролировать этот вопрос. Два этих пункта я считаю самыми главными причинами провала. Очевидно, что если наша артиллерия, да и пехота не будет оснащена приличными радиостанциями, то и в будущем в наступлении мы будем испытывать очень большие трудности. В дополнение к этому в какой-то степени, но не в решающей, на провал наступления повлияли следующие факторы:
1. Неблагоприятная погода, которая вопреки всем ожиданиям установилась ясная. Это позволило противнику корректировать огонь своей превосходной тяжелой артиллерии с аэростатов. Авиация противника активно действовала как по фронтовым частям, так и по тылам и коммуникациям.
2. Отсутствие боевого опыта у 6-й дивизии. Это привело к тому, что артиллерия и танки противника повергли части дивизии в панику.
3. Плохая организация наступления 1-й дивизией, что вызвало задержку наступления на два часа».
К вышеуказанным причинам провала финского наступления следует также добавить следующее:
Финские контрнаступления удавались там, где финская группировка была либо равна по силам советской, либо ее превосходила. Особенно эффективно финны действовали в условиях бездорожья и разреженных боевых порядков. На Карельском перешейке плотность боевых порядков была гораздо выше, чем на других фронтах финской войны. Несмотря на то, что по беспечности стыки советских частей не охранялись, ни о каком глубоком охвате речи быть не могло.
К тому же советские части не испытывали столь серьезных проблем со снабжением, как на других фронтах. Снабжение велось как по железнодорожным веткам от Ленинграда на Рауту, Перк-ярви и Койвисто, так и по шоссейным дорогам. До базы снабжения Ленинградского военного округа было всего около 70-100 километров. Наносить удары по коммуникациям финны опять же не могли из-за высокой плотности частей РККА.
В наступление финские батальоны пошли налегке, взяв с собой только станковые пулеметы. В результате при появлении советских танков с пехотным прикрытием финская пехота оказалась бессильна и была вынуждена отступить.
Наконец, времени на подготовку наступления и рекогносцировку Эквист дал своему корпусу около суток. Сам Эквист прослужил на Карельском перешейке все 1930-е годы и знал на перешейке чуть ли не каждый ручеек. Из-за этого, очевидно, он считал, что все остальные офицеры так же прекрасно ориентируются в лесах перешейка, как и он сам.
После провала финского наступления советские части еще раз штурмовали Линию Маннергейма 28–29 декабря, и опять не добились успеха. После этого Ставка разрешила Мерецкову взять оперативную паузу до февраля 1940 года, чтобы тщательно подготовиться к третьему штурму Линии Маннергейма и наконец закончить военную кампанию против строптивого северного соседа. Позиционная война на Карельском перешейке продлилась весь январь. В начале января 1940 года две финские дивизии в полосе обороны 2-го армейского корпуса сменили номера, чтобы запутать советскую разведку.
Старый номер части /// Новый номер части
6-я пехотная дивизия — 3-я пехотная дивизия
17-й пехотный полк — 7-й пехотный полк
18-й пехотный полк — 8-й пехотный полк
22-й пехотный полк — 9-й пехотный полк
6-й артиллерийский полк — 3-й артиллерийский полк
6-й легкий отряд — 3-й легкий отряд
11-я пехотная дивизия — 2-я пехотная дивизия
31-й пехотный полк — 4-й пехотный полк
32-й пехотный полк — 5-й пехотный полк
33-й пехотный полк — 6-й пехотный полк
11-й артиллерийский полк — 2-й артиллерийский полк
11-й легкий отряд — 2-й легкий отряд
Третий, решительный штурм Линии Маннергейма начался 1 февраля 1940 года с разведки боем. Рассказ о феврале 1940 года впереди.