Наступление на Выборг
28 февраля финские части на Карельском перешейке завершили отход на тыловую линию. Согласно плану наступления Северо-Западного фронта, на левом фланге 7-й Армии 10-й и 34-й армейские корпуса должны были выйти в район архипелага Уу-рас, пересечь Выборгский залив и таким образом помочь частям 50-го и 19-го стрелковых корпусов овладеть Выборгом. Упорное сопротивление финнов на тыловой линии обороны вынудило командование 7- й Армии искать новое решение. Из частей 7-й Армии и Группы резерва Главного Командования в составе 86-й, 173-й и 91-й мотострелковых дивизий был сформирован 28-й стрелковый корпус. В задачу корпуса входило форсирование Выборгского залива по льду и охват Выборга с запада.
Восточнее Выборга 34-й и 50-й стрелковые корпуса должны были прорвать финскую оборону и окружить город с востока.
Финские довоенные планы обороны Выборгского залива рассматривали только летний сценарий боевых действий. Финская оборона сводилась к действиям против Краснознаменного Балтийского флота и воспрещению высадки десантов. Суровая зима 1939/40 года позволила 28-му корпусу свободно маневрировать на льду и перебрасывать на плацдарм тяжелую технику.
Это стало полной неожиданностью для финского командования. Сил для обороны архипелага и северного побережья у финнов не было. Огневой мощи береговых батарей на островах Туппура и Равансаари было недостаточно для отражения крупномасштабного наступления. Батареи на Сантаниеми и Ристиниеми тоже не могли сильно повлиять на ход сражения. В результате трем свежим советским мотострелковым дивизиям и 70-й стрелковой дивизии были вынуждены противостоять отдельные морские батальоны, не имевшие боевого опыта и плохо обученные.
2 и 3 марта 1940 года советские дивизии захватили острова Туппура и Тейкари. Гарнизон форта Туппура расстрелял последние снаряды и принял бой в качестве пехоты. Советские части захватили остров Кунинкаансаари севернее Туппура, финские контратаки были отбиты. Части 86-й стрелковой дивизии с лыжниками-добровольцами и танками взяли остров в кольцо. Вечером 2 марта гарнизон форта начал отход, частично превратившийся в бегство. На северный берег Выборгского залива из 800 человек гарнизона выбралось 650. При штурме острова 169-й мотострелковый полк и лыжники потеряли 320 человек, из них 60 убитыми.
Гарнизон острова Тейкари отбил все атаки 2 февраля, но в ночь с 2 на 3 февраля отступил на северный берег залива.
Генеральное наступление 28-го стрелкового корпуса под командованием комбрига Курочкина началось утром 4 марта. По льду залива на финские позиции двинулись 86-я мотострелковая дивизия комбрига Новосельского при поддержке танков 28-го танкового полка. На правом фланге наступала 70-я стрелковая дивизия комбрига Кирпоноса. 86-я мотострелковая дивизия с первой попытки сумела захватить плацдарм на материке на мысах Хярянпяяниеми и Виланиеми. 70-я стрелковая дивизия заняла острова Тейкари и Мелансаари и 5 марта продолжила наступление на материк в направлении на деревню Нисалахти. Во второй половине дня на поддержку 70-й стрелковой дивизии была брошена 173-я мотострелковая дивизия комбрига Марцинкевича.
Все финские контратаки против высадившихся советских частей провалились. Финны бросали в контратаки на советские полки с артиллерией и танками отдельные роты и батальоны.
Результатом были высокие потери. 7 марта в контратаке тяжелые потери понес 7-й отдельный батальон майора Варко. Бойцы 68-го стрелкового полка подпустили финскую цепь на 50 метров и открыли убийственный огонь из пулеметов. Батальон потерял 75 человек убитыми и откатился.
К 9 марта передовые советские части перерезали шоссе Выборг — Хамина. Слабо обученные финские части не могли сдержать натиска советских полков. К концу войны было очевидно, что финская оборона могла продержаться еще буквально несколько дней, после чего последовал бы коллапс.
Восточнее Виланиеми ситуация была менее критичная для финнов. Здесь оборонялись закаленные в боях кадровые полки 4-й пехотной дивизии, которые держали фронт на западе Карельского перешейка с декабря 1939 года и благодаря боевому опыту сначала легко отражали наступления советских 113-й, 43-й и 42-й дивизий. К концу войны, однако, финские полки были вытеснены с островов Выборгского архипелага на материк. В бой на северном берегу Выборгского залива были брошены последние финские резервы, в том числе воспитанники пехотных училищ и школ.
Пентти Перттула, 4-е пехотное училище:
«С фронта я был направлен в 4-е пехотное училище… Обучали совсем молодых, в большинстве это были семиклассники и восьмиклассники… Самое плохое было в том, что кроме финской кокарды выдать им было нечего. В училище была одна винтовка на четверых… Повезло тем школьникам, которые прибыли в училище в нормальной зимней обуви, но таких было мало…
В марте из учебного центра была образована боевая группа Хейнонен, и мы направились на фронт в район Хамина — Виланиеми. Мы получили восемь пулеметов. Меня больше всего беспокоило, что мои ученики вообще еще не знали пулемет. Когда мы отправились на фронт, у нас не было ни одной палатки, ни волокуш для пулеметов! Ребята были одеты по-городскому, было невозможно поверить, что в такой одежде они идут в бой. С тех времен во мне не утихает злость к политикам страны. Они бросили молодежь в безнадежный бой, забыв дать в руки оружие!.. Ребята лежали в снегу в полуботиночках…
По прибытии в район Вилайоки мы должны были перейти в контратаку, но она была отложена. Внезапно распространился слух: перемирие! Через мгновение появился связной от Хейнонена, который привез приказ:
— Прекращение огня в 11.00. Всем оставаться на местах и ждать дальнейших приказаний.
Ребятам передали, что перед нами элита Красной Армии: ударные части из курсантов военных училищ Ленинграда. Моих ребят ничего не могло обескуражить.
— Ничего, посмотрим еще, чье училище лучше! — хорохорились они.
По молодости они не понимали, что им предстояло, и насколько ничтожны были их шансы уцелеть в бою против армии великой страны, хорошо оснащенной и вооруженной. Для моих ребят мир наступил как раз вовремя».
Восточнее Выборга советские части должны были нанести удар частями 34-го и 50-го стрелковых корпусов. 50-й стрелковый корпус должен был наступать из района станции Тали на Юустила, а 34-й корпус должен был прорвать финскую оборону у Таммисуо, частью корпуса выйти на Сайменский канал с одновременным нанесением удара во фланг и тыл финских частей в Выборге через парк Монрепо. Таким образом финские части в Выборге оказались бы в окружении. План наступления был утвержден 11 марта. К утру 13 марта части 123-й дивизии при поддержке 20-й танковой бригады достигли района Пор-тинхойкка. 84-я мотострелковая и 100-я стрелковая дивизии потеснили финнов и вышли к озеру Кярстилян-ярви. Утром 13 марта советские части прекратили наступление к востоку от Выборга.
Командующий 2-м армейским корпусом генерал-лейтенант Харальд Эквист был крайне обеспокоен развитием событий на фронте. Он понимал замысел советского командования на окружение финских полков в городе и неоднократно запрашивал разрешение на отход из города. Командующий Армией Перешейка Хейнрикс отвечал на все просьбы Эквиста отказом. Эквист ничего не знал о переговорах о мире в Москве. Только 12 марта Хейнрикс дал 2-му корпусу разрешение на отход на тыловую линию обороны города Выборг, которая проходила по линии железнодорожные депо — Батарейная гора — порт. Эквист сразу отдал приказ на отход. На Батарейной горе в обороне должен был остаться один полк, остальные части 3-й дивизии должны были покинуть город и сосредоточиться в районе Тиенхаара на северном берегу Сайменского канала. На линии обороны в городе сосредоточился 7-й пехотный полк с 3-м легким отрядом. 8- й полк майора Лааксонена начал отход из предместий Выборга рано утром 13 марта и при отходе поджег уцелевшие деревянные строения города. Утром 13 марта 7-я стрелковая дивизия продолжила наступление на город всеми тремя стрелковыми полками и вышла к финской линии обороны на Батарейной горе. Здесь в 12 часов дня по московскому времени советско-финская война закончилась.
Центр Выборга остался в руках финской армии. Во второй половине дня генерал-лейтенант Харальд Эквист принял последний парад во внутреннем дворе Выборгского замка и с башни святого Олафа был с соблюдением всех воинских церемоний спущен финский флаг. Финские части покинули город-призрак утром 14 марта и начали марш к новой границе.
Восточный фланг: битва на Вуоксе
После отхода с промежуточной линии обороны финские части отошли на последнюю, тыловую оборонительную линию на Карельском перешейке — Вуоксе на гряде Яюряпяя и закрепились на ней. При отходе финнам удалось оторваться от советских частей.
К 29 февраля части 15-го стрелкового корпуса вышли к последней финской линии обороны на перешейке, только на левом фланге 97-я стрелковая дивизия все еще вела бой с финскими заслонами на северной окраине Ристсеппя. В период с 1 по 3 марта части корпуса, а именно сильно потрепанная 17-я мотострелковая дивизия и 4-я стрелковая дивизия безуспешно атаковали финские позиции в Кюля-Пааккола и Яюряпяя. Потери были тяжелые, финны же упорно обороняли выгодные гряды на южном берегу Вуоксы.
Анатолий Деревенец, 278-й стрелковый полк, 17-я мотострелковая дивизия:
«В один из хмурых дней к вечеру, когда перестрелка утихла, мы собрались кучкой за стеной сгоревшего дома. Сумрачным был не только вечер, но и настроение. Из стрелковой роты, где я был в самом начале службы, из тех, кого я знал, убит Барский — очень домашний и интеллигентный мальчик. Убит Ваньянц — здоровый, немного грузноватый студент, отец его полковник, но сына от армии не спасал. Он пытался вынести раненого командира роты, и пуля сразила его, когда от поднялся. Ранен Рыжов — самый длинный боец в роте.
И все сидели притихшие, молчаливые. Каждый думал о своем. И вдруг молчание прервал политрук Андрейко. Его перевели к нам из второго батальона, который расформировали из-за больших потерь. «А вот знаете, что я думаю, — сказал он. — Я думаю, в какой еще армии мира солдаты могли бы вынести, чтобы по суткам на лютом морозе лежать в снегу, атаковать противника, пить замерзшую водку, ни разу не поспав под крышей, а только на свежем воздухе и только изредка погреться у костра. Финны воюют иначе: он пострелял, пострелял, а потом отдохнул и поспал в теплой избе. А линию неприступных дотов прорвать фактически одной пехотой, взять ее? Ведь мы же видели сами — доты не были разрушены, целенькими остались. Конечно, наше командование дубовое: вся стратегия — бить в лоб. Но мы с вами все одолели».
— Ты что, политрук, политинформацию читаешь? А какие потери ты что, не видишь?
— Я не про командование говорю, я говорю о таких, как мы.
— А война-то еще не кончилась, братцы. Помолчали.
— Неужели меня убьют, — сказал Андрейко, будто говорил сам с собой. — У меня ведь недавно родился сын. А вот моя жена. — И он вытащил из кармана фотографию.
Я даже вздрогнул, когда политрук сказал эти слова: неужели убьют. Ведь это то, о чем мы все думали, только не высказывали вслух…
… Мы вертели в руках фотографию молодой женщины, жены замполита, с ребенком, и невольно возникала мысль: вот у замполита, если убьют, останется сын — какой-то след в жизни. А что останется от нас, вчерашних школьников-мальчишек? Фотография в семейном альбоме? Было невесело от таких мыслей. В воздухе уже пахло весной. А за насыпью была гора, на которую мы должны были во что бы то ни было взобраться. А где- то на горе был невидимый нам противник, который нас видел и мог любого из нас убить».
4 марта 1940 года 39-й и 220-й полки 4-й дивизии начали наступление на гряды Яюряпяя. 39-й полк сумел захватить господствующую высоту с церковью Яюряпяя, вытеснив с нее 1-й батальон 23-го пехотного полка. 2-й батальон 23-го пехотного полка, оборонявший гряды от высоты с церковью до паромной переправы, сумел отбить наступление 220-го стрелкового полка, несмотря на то что командир батальона, капитан Каарло Сихво погиб в бою.
С высоты с церковью открывался прекрасный обзор. С нее можно было корректировать артиллерийский огонь по финским позициям на северном берегу Вуоксы и острове Васиккасаари. Финское командование считало высоту крайне важной и потребовало ее отбить. Однако резервов у подполковника Лаурила, командира 23-го пехотного полка, уже не было. Все три батальона полка вели бой на передовой. 23-му полку был придан 8-й легкий отряд ротмистра Лео Хявля. Легкий отряд был переброшен из полосы обороны 8-й дивизии, где советские части не вели активных наступательных действий. Контратака должна была начаться в ночь с 4 на 5 марта, в темное время суток, но началась утром, на рассвете. Эскадрон легкого отряда в пешем строю в полный рост пошел в атаку на высоту с церковью. Советские пулеметчики подпустили финнов на близкое расстояние и открыли пулеметный огонь почти в упор с расстояния 50- 100 метров. За какую-то пару минут эскадрон потерял убитыми 42 человека, и атака захлебнулась. Эскадрон 8-го легкого отряда почти полностью состоял из мужчин поселка Нурмо в центральной Финляндии. На кладбище поселка сейчас стоит 38 крестов с одинаковой датой смерти — 5 марта 1940 года. После провала финской контратаки части 4-й и 50-й стрелковой дивизии сами перешли в наступление и захватили остров Васиккасаари. 220-й полк, наступавший в районе паромной переправы, снова был остановлен финским огнем. Потери полка за период 1–4 марта составили 1244 человека, из них 317 убитыми, 752 ранеными и 175 пропавшими без вести. В бой на Васиккасаари была введена 8-я стрелковая дивизия, прибывшая из 23-го корпуса после отдыха и пополнения. Сюда же был переброшен 101-й полк, точнее, его остатки — после боев на плацдарме Тайпале полк был реорганизован. Из остатков 1-го и 3-го батальонов полка был сформирован сводный батальон — три стрелковых роты по 100 бойцов и 2 пулеметных взвода, а из 2-го батальона полка была сформирована одна стрелковая и одна пулеметная рота.
Советские дивизии продолжили наступление и сумели захватить плацдарм на северном берегу Вуоксы у острова Васиккасаари. 9 марта финны дважды контратаковали советские части на плацдарме, но успеха не добились. Финские контратаки стали значительно слабее — потери в пехотных частях достигли 40–70 %, в батальонах оставалось от 100 до 250 солдат. Финны держались из последних сил. 11, 12 и 13 марта, вплоть до официального окончания военных действий, советские атаки сменялись финскими контратаками. Финская оборона начала рушиться, но еще держалась.
Последний день и час войны
Советско-финская война закончилась ровно в 11 часов дня 13 марта 1940 года по финскому времени или в 12 часов по московскому времени. Последние часы войны противники потратили на сведение последних счетов друг с другом и постарались выпустить друг в друга как можно больше снарядов и пуль.
Ровно в 12 часов дня вся стрельба прекратилась. Война была окончена. По всему фронту бывшие враги встретились на нейтральной полосе и начали обсуждение действий по выполнению мирного договора. Столь резкий переход от мира к войне был шоком для всех. Предоставим слово ветеранам:
Анатолий Дерввенец, связист, 278-й мотострелковый полк:
«…Ночью меня послали дежурить на телефоне в землянке у комбата первого батальона Высоцкого. Комбат красивый, высокий мужчина вполне интеллигентного вида, видно, сильно злоупотреблял «наркомовским пайком», и лицо его было опухшим. Он оживленно беседовал с командиром ПТ0 Вайнштейном и время от времени принимал немного «на нутро». На закуску на жаровне лежало жареное мясо. Освещалась землянка, как обычно, чадившим телефонным кабелем, подвешенным к потолку. Я, чтобы не уснуть, время от времени переговаривался с телефонистами из других подразделений. И неожиданно услышал, как кто-то где-то очень далеко, потому что слышимость была очень плохая, говорит что-то о мире.
— Ты слышишь, о чем они говорят? — спросил я телефониста в штабе. Все телефонисты во время дежурства всегда держали трубку у уха.
— Слышу, — ответил мне телефонист. — Только не пойму, о чем они говорят. Слышимость очень плохая. Говорят о каком-то мире.
— А ты узнай.
— Попробую. Это, наверное, в штабе дивизии.
И я стал прислушиваться к разговору со штабом дивизии. Слышимость была очень плохая, но все же я разобрал, о чем говорят. Да, сегодня, тринадцатого марта, в двенадцать часов военные действия с обеих сторон будут прекращены.
Я прервал разговор комбата с командиром ПТ0.
— Товарищ комбат, мир. Сегодня в двенадцать ноль-ноль война закончится.
Комбат оторопел:
— Кто тебе сказал?
— В штабе дивизии сказали.
— Дай трубку. — Из штаба подтвердили мои слова.
— Вот так да! — воскликнул он и тут же добавил: — Скучно теперь будет. — Что он имел в виду, не знаю. То ли некоторую вольницу, то ли свободное употребление спиртного. Вайнштейн пришел в бурный восторг и стал строить планы на будущее. Я стал обзванивать всех телефонистов. Сначала никто не верил, что эта истребительная зимняя война заканчивается. Я слышал, какой шум поднялся на телефонных линиях. Все старались поделиться и обсудить эту радостную весть:
— Война заканчивается!
Утро этого солнечного весеннего дня начиналось, как обычно, с редкой ленивой перестрелки. А потом, часов в одиннадцать, как-то вдруг земля загудела. Стреляло все, что могло стрелять и с финской, и с нашей стороны. Била артиллерия, била минометы, сквозь грохот разрывов слышалось такание пулеметов. И в этот момент порвалась связь. И тотчас приказ комбата: «Связь!»
Я оставил аппарат и пошел к выходу. Вместе со мной двинулся и комвзвода посмотреть, что там делается. Вся земля буквально горела от разрывов. Несколько разрывов было рядом с нашей землянкой. Мы подались назад, и в этот момент снаряд разорвался у входа в землянку и завалил вход. Волной воздуха погасило наш светильник — нитку горевшего кабеля: — Вот так-так!
Мерзлой глыбой земли меня сильно ударило в бок. Говорят, что за время этой пальбы израсходовали двухсуточную норму расхода боеприпасов.
Грохот не утихал. Ровно в полдень наступила полная, ничем не тревожимая тишина. Это был мир. Ясный солнечный весенний день. Тепло. Только сильно пахнет гарью от разрывов недавних. Все вылезли из землянки. Но где-то слышны стоны раненых…
Недалеко от берега реки у проруби, из которой, наверное, брали воду, лежал в лыжном костюме молодой мужчина с оторванной головой. С финской стороны показались сани. На нашу сторону приехал финский офицер и три солдата. Офицер попросил разрешения забрать труп убитого. Наш комиссар полка разрешил забрать труп, и когда его понесли, финский офицер горько заплакал.
А я попытался поговорить с финским солдатом. Он производил впечатление человека интеллигентного и оказался школьным учителем.
Используя свой скудный запас немецких слов, я выяснил, что убитый был другом офицера. Они с ним вместе воевали еще в первую империалистическую войну в рядах русской армии, когда Финляндия была частью Российской империи (возможно, это были два бывших егеря из 27-го егерского батальона прусской армии, воевавшего в Первую мировую войну против Русской императорской армии. — Прим. авт.).
Труп погрузили на сани. А пожилой офицер, не стыдясь слез, плакал. Сани умчались в сторону финского селения. Вокруг стояла удивительная чуткая тишина, от какой мы уже отвыкли. Под ярким солнцем искрился ослепительно чистый снег. И не было щемящего душу страха и постоянной настороженности.
Зимняя война закончилась.
Тойво Ахола, 3-я рота 15 пехотного полка:
«…рассвет тринадцатого марта 1940 года был красивым, начинался ясный день, когда мы вылезли из своего подвала. Мы встали в оборону на второй линии за хорошо знакомым нам опорным пунктом Крысиная нора. Позиция наша была в редком сосняке, никакой линии обороны как таковой не было. Но хоть что-то. По привычному шуму боя было слышно, что интенсивность его нарастает, но еще не достигла своего пика. Наш командир роты отдавал последние приказания на второй линии, когда прибежал связной и принес ему письменный приказ из штаба батальона:
«Боевые действия прекращаются 13 марта 1940 года в одиннадцать часов. После этого не должно быть ни одного выстрела. Рота отходит с занимаемых позиций на километр, где ждет дальнейших приказаний».
Я посмотрел на часы, они показывали восемь утра. То есть надо было продержаться еще три часа. Я вспомнил слова Фенрика Андерссона: «Мирные переговоры должны сейчас идти в Москве». Я все время поглядывал на часы, стрелки непривычно медленно ползли вперед. Война еще не кончилась.
На левом фланге нашего батальона, точнее, у станции Таммисуо, противник атаковал все утро, и взвод фенрика Матти Мартела уже был почти отрезан от основных сил. Нам пришел приказ сняться с линии обороны и идти выручать Марттила и его ребят. Быстро создали боевую группу, в которой командиром стрелкового отделения был капрал Кавандер, а командиром расчета ручного пулемета — пишущий эти строки. Командиром боевой группы стал фенрик Андерссон. Нам нужно было ударить противнику во фланг и тем самым отвлечь его от взвода Марттила. Однако на практике это означало, что идти в атаку нужно было по открытому полю, и успех всей этой затеи был неочевидным. Было уже почти десять часов, война же должна была закончиться через час? На наше счастье, противник, атаковавший Марттела, начал потихоньку отходить, Марттела сумел соединиться с нашими. Нам разрешили вернуться на вторую линию оборону, куда мы пришли без четверти одиннадцать.
Время приблизилось к одиннадцати. И вдруг внезапно наступила тишина. Симфония смерти, которая гремела в наших ушах три с половиной месяца, закончилась. На какое-то время установилась полная тишина, которую нарушал лишь звук моторов самолетов противника, но и они больше не стреляли и не бомбили. Вскоре они развернулись и пропали из вида. Сразу после этого Ванюши начали громко кричать от радости. В финских рядах было гробовое молчание.
Мы отошли на километр от нашей линии обороны в тыл, как и было приказано. В роте осталось 45 бойцов, треть от ее первоначального состава. Но все равно мы сумели остановить противника под Выборгом, захват которого был для него самой важной и желанной целью в последние дни войны. Мы зашли в какой-то дом, где все стекла были выбиты, но печь и плита были в порядке. Развели огонь и слегка согрелись — было холодно, несмотря на то что была середина марта. Во второй половине дня к нам во двор дома зашли трое русских бойцов, чтобы с нами познакомиться. Поговорить нормально не удалось, так как никто не знал языка…
…Смоей точки зрения, я адаптировался к мирной жизни без каких-либо сложностей. Некоторые финны, вернувшись с войны, действовали по шаблону — сначала напились до беспамятства, а потом пошли на работу. Я напиваться не стал, а пошел на работу сразу. Весенние сельхозработы только начинались, и моя помощь была очень нужна. Старший брат только что женился и уехал из дома, а младший брат все еще поправлялся в госпитале после ранения».
Тойво Суонио, командир пулеметного взвода
«…по склону к нам шел на лыжах связной и кричал:
— Мир! Наступил мир! Огонь прекратить в 11 часов! Мы остановились как вкопанные. Такого быть не может! Лейтенант Парккола, командир пулеметной роты, опомнился первым:
— Хватайте его! Он сошел сума, хватайте, пока он не распространил панику в других местах.
Но никто не успел догнать и схватить связного Пекку Маттинена, который помчался дальше поведать всем важную весть.
Неужели правда?
В тот же момент на дороге появились сани, на которых прибыли мины для наших минометов. Ездовой — цыган Вилле Нюман из Савитайпале. Он служит ездовым в минометной батарее лейтенанта Паюкари. Минометы установлены на позиции на гряде. Мы пошли к минометам. Там были также лейтенанты Сууронен и Паюкари. Здесь уже все знают: прекращение огня в 11.00. Осталось уже меньше часа!
Ночью у минометчиков кончились боеприпасы. Сейчас мин — завались. На льду Вуоксы и дальше целей хоть отбавляй. Может, противник пойдет в наступление в последний момент?
Русская артиллерия активно бьет по грядам Синтола. Сууронен забирается повыше на гряду для корректировки огня. Оттуда он дает команду на открытие огня:
— Слушай мою команду! Батарея залпом — огонь! Минометы открывают беглый огонь.
— Ребята, стреляйте быстрее! — кричит сверху Сууронен. — За Родину!
Наши пулеметы на острове трещат не умолкая. Похоже, они расстреливают ленту за лентой. Они без помех бьют по залегшей на льду пехоте противника — русская артиллерия не может их обстреливать, они слишком близко, можно попасть по своим.
Огонь все сильнее. В последний час зимней войны многие в России овдовели. И у нас тоже были потери от артобстрела.
В руке Сууронена появляются часы. Кажется, он смотрит за движением секундной стрелки и внезапно командует:
— Прекратить огонь!
Мы не могли поверить, что ад войны закончится ровно в 11 часов. Но невозможное случилось: когда стрелки на циферблатах показали 11 часов, наступила полная тишина.
В прибрежных кустах было слышно чириканье синичек.
Передать этот момент словами невозможно. Казалось, что время остановилось.
Тут русские, лежавшие на льду Вуоксы, поднялись и направились к нашим позициям. Вдоль реки низко пролетели два самолета — русский и финский! Это утвердило нас в том, что наступил мир. Финских самолетов мы уже пару месяцев в воздухе не видели.
Для получения более точных указаний я направился на КП 7-й роты. Мои пулеметы были приданы этой роте под командованием Мауно Куханена. 334
— Снимай пулеметы с острова и отводи их на материк! — приказал он. — Но остальным об этом пока не говори, это я делаю на свой страх и риск. Чтобы было проще и быстрее. Я слышал, что график отвода на новую границу очень жесткий.
Когда я дошел до своих пулеметов, русские уже туда подошли — молодые, красивые ребята, вроде (как нам говорили) курсанты из ленинградских военных училищ.
Один из двух пулеметов был трофейный, только выкрашенный нами в белый цвет. Может, русские потребуют свой пулемет обратно?
Не потребовали, даже помогли погрузить его на волокушу.
Потом ко мне подошел молодой младший лейтенант, который немного говорил по-фински.
— Вас тут очень мало солдат, — удивленно сказал он.
Я попытался ему объяснить, что на том берегу Вуоксы солдат больше. На самом деле там больше никого не было. Да что там говорить — во всем секторе обороны осталось нас только горстка изголодавшихся, смертельно уставших воинов.
У одного солдата из Юлямаа на плече была трофейная советская винтовка с колечком на мушке. Младший лейтенант подошел к нему, взялся за винтовку и сказал:
— Русская винтовка!
Парень обернулся, крепче сжал в руке ремень винтовки, пристально посмотрел младшему лейтенанту в глаза и выложил ему весь свой словарный запас русского языка:
— Фински солдат!
Русский лейтенант улыбнулся, похлопал нашего по плечу и сказал:
— Хороший солдат!
И рассмеялся. Наступил мир».
Виктор Искров, командир взвода разведки 68-й отдельной минометной батареи:
«…Вдруг звонок, с батареи мне звонит командир батареи старший лейтенант Внуков. Он звонит и говорит: «Витя, ты что это развоевался? Стрелять собрался?» — «Так точно!» — отвечаю. А у меня какое-то приподнятое настроение было: Линия Маннергейма уже позади, Выборг горит, помню как сейчас. Слева было видно и дым и пламя. «Так вот, конец войны», — он мне говорит. Я говорю: «Какое там! Даешь Ваазу! Как это так, такую линию преодолели, теперь только на Ваазу и все прочее». Командир батальона Соколов тоже ничего не знал о конце войны. А старший лейтенант Внуков говорит: «Ты там развоевался, Витя, а я тут на огневых позициях, и ни одной мины не будет выпущено. Конец войне, вчера договор о перемирии заключили». Я к Соколову. Он звонит в полк, и ему там говорят: «Да, все. Артподготовки не будет, солдат оставить в траншеях, не высовываться и ждать дальнейших указаний» Он мне говорит: «Вот так вот, лейтенант» Я говорю: «Ну, все ясно».
И сразу прекратилась всякая стрельба. Ни ружейно-пулеметная, ни тем более артиллерийская-минометная, и слышно, как птички поют — чик- чирик, чик-чирик, представляешь себе? И в это время вдруг белый халат сверху: смотрим, соскакивает финн — краснорожий такой, молодой. И испуганно так: «Конец войне!. Конец войне!» А из Карисалми, из этого поселка финны выходят с бутылками водки, или не знаю, что у них там было. Кричат: «Русский, иди водку пить! Русский, иди водку пить!» Я спрашиваю у Соколова, что говорит командование. Соколов говорит, что нам приказано никуда не двигаться во избежание провокаций. Мы сидим. А финны покричали, покричали и к себе в избы ушли».
Гуннар Лаатио, адъютант 3-го батальона 13-го пехотного полка:
«…Саперы уже открыли какие-то шлюзы, и уровень воды в озере сильно поднялся. Все ирригационные каналы и маленькие ручейки вздулись, а нам пришлось переходить их вброд! Шли по пояс в воде. Пришли к мосту, там саперы уже были готовы его взорвать, но мы с комбатом сумели их уговорить сначала пропустить наш батальон и потом взрывать. Связи не было, и комбату пришлось самому идти в штаб полка за приказом. Нам дали приказ контратаковать и занять высоту с поместьем на южном берегу озера.
Попробовали атаковать ночью, и ничего не вышло. Не было уже у нас сил в батальоне. Так что мы отошли и окопались на северном берегу озера, кто где. Часть солдат сидела в этих самых канавах, полных воды.
Утром 13 марта 1940 года мне позвонил комполка Ваала и передал приказ: «После 11 утра ни одного выстрела! Открывать огонь только в том случае, если противник пойдет в атаку». Я сказал: «Хорошо, пойду, передам солдатам». Я вышел из поместья, где был наш КП, и пошел передавать приказ солдатам на передовой. Советская артиллерия вела ураганный огонь, но большинство снарядов не разрывались. Я обошел солдат и вернулся на КП.
Там опять звонок от комполка: «После 11 утра огня не вести ни в коем случае! Понял?» — «Понял». — «Войне конец после 11 утра, это тебе понятно?». Вот это до моего сознания дошло не сразу, потому что после приключений с переходами ручьев вброд, когда я был мокрый по пояс, у меня началась температура, в тот день у меня был жар 39 градусов, и я с трудом понимал, что происходит. 337
В 11 утра стрельба вдруг прекратилась, и это был незабываемый момент. Мы услышали пение птиц! Это было какое-то сумасшествие.
В общем, я рад, что война закончилась в тот момент, когда мы все были измотаны до последней степени».
Лейтенант Крутских, командир взвода 16-го отдельного саперного батальона, 54-я горнострелковая дивизия:
«…Когда 13 марта наступило перемирие, поступил приказ огня не открывать с 12 часов. Только в случае нападения финнов. Замкомбата Вознесенского отправили на переговоры. Во что его одеть — все изношенное, порванное, обгоревшее! Одевали его всем батальоном. Еле-еле его одели поприличнее. Всего было три встречи, на второй я присутствовал. Оружие на переговоры не брали, но под мышкой наган был. Нас было три человека, и навстречу шли трое финнов. Шли с белыми флажками. Один из финнов что- то держал двумя руками. Страшно. Встали. Дистанция была между нами — 5 метров. Через переводчика стали общаться. Наши объявили, что мир заключен, война закончилась, радость большая — мы победили. Что больше не должно быть провокаций и выстрелов. Мы будем играть на гармони, петь песни, жечь костры. Они тоже повторили, что наше правительство заключило перемирие, что провокаций не должно быть. Под конец говорят: «Мы вас просим отведать нашего угощения». Снимают с подноса, что держал один из них что-то типа накидки, и мы видим, что там лежит нарезанная рыба, мясо, кажется, огурчики и фляга, в которой оказалась настойка на ягодах. Я не пил, а рюмку выпил Вознесенский вместе с финнами.
На первой и третьей встрече я не был, но знаю, что там они обменивались рюкзаками. Мы им положили консервы, галеты «Военный поход», водку. Когда мы уходили, нам было приказано взорвать всю оборону и засыпать траншеи. Финнам было приказано отойти от дороги на 100 метров. Мы пели песни, играли на гармошке. Они играли на губных гармошках. Видел я, что и руками нам махали, и кулаками грозили, ну и мы им отвечали соответственно. Потому, как мы были в окружении, ничего за Финскую мне не дали. Только значок «Отличник РККА». Правда, он был очень ценным. Что я скажу о финской войне? В политическом плане — проигрыш, в военном — поражение. Финская война оставила тяжелый след. Горя мы навидались. Потери мы несли очень большие — ни в какое сравнение с их потерями. Убитые так и остались лежать на чужой земле».
Форт Кеккиниеми, Армас Пааянен, 3-й полк береговой обороны: «13 марта утром поступил приказ о мире. Сначала этому никто не поверил. Но начали демонтаж орудий. Фенрик Тикка передал противнику карты минных полей посреди озера. Тикка пошел к середине озера в заранее оговоренное время, и одновременно с ним с противоположного берега вышли русские. Мы на берегу волновались и держали русских на прицеле. Мы ожидали, что это какой-то подвох. Но все прошло нормально, и русские пригласили нас вечером выпить водки, но нам в этой ситуации в гости идти как-то не хотелось.
Позади остался пустой форт и перепаханная земля. На площади двух гектаров от красивой сосновой рощицы не осталось ни одного дерева. Мы оставили орудия в школе Сапру и вечером были уже в Сорталахти. Там мы узнали о жестких условиях мирного договора, и все сильно помрачнели. На следующее утро ребята решили узнать у офицеров, можно ли будет еще раз сходить посмотреть на родные дома. Ответ был отрицательный. Я направился прямо к фенрику Тикка и спросил, неужели все так плохо.
— Те, кто со мной был на Тайпале, могут идти, я все еще ваш командир. Возвращайтесь через двое суток, не подводите меня.
Все ушли и через двое суток вернулись.
Выл полдень 14 марта, когда я пришел домой. Я ходил кругами, смотрел на родные места. Было пусто, все увезено. Выло ровно два часа, когда я запер дверь на замок и положил ключ в знакомое тайное место. Я поднялся на свой родной холм, прошел мимо Леппоинмяки и пришел в Сирканмяки. Там я остановился и еще раз посмотрел вокруг.
Я увидел замерзшее озеро Кахвеницанярви и деревни по его берегам. На дальней стороне озера оставался мой дом и все связанные с ним детские воспоминания. Небо было темное, шел мокрый снег. Казалось, низкие облака тоже скорбят по судьбе карельского народа. Я долго стоял там, многое передумал. Хотя мои щеки были обморожены морозами Тайпале, а все человеческие чувства во мне притупились из-за войны, по моей щеке скатилась слеза. Я шел по дороге в неизвестное будущее».
Поля сражений советско-финской войны в наше время
Часть полей сражений советско-финской войны остались на территории Финляндии, но большая часть находится на территории России.
Самым интересным для посещения объектом является, несомненно, Линия Маннергейма, расположенная на Карельском перешейке. Взорванные и избитые снарядами бункеры, каменные надолбы, траншеи, противотанковые рвы — все это достаточно хорошо сохранилось, несмотря на 70-летний возраст.
Расположены укрепления Линии Маннергейма примерно в 30–40 километрах южнее Выборга. Часть укреплений находится непосредственно у старых шоссейных дорог, но большинство интересных объектов спрятаны в лесах. На многих из них видны следы штурма и обстрела из тяжелых орудий. Если выехать из Санкт-Петербурга на один день на машине, то можно без спешки осмотреть один укрепрайон. Самые доступные и интересные укрепрайоны находятся на северном берегу реки Булатная (укрепрайон Салменкайта), на перешейке между озерами Глубокое и Охотничье (укрепрайон Муолаа), на полигоне 138-й мотострелковой бригады в Каменке (укрепрайон Ляхде), в районе шоссе Каменка — Выборг (укрепрайон Сумманкюля), в районе между станцией Куолемаярви и Приморским шоссе (укрепрайон Инкиля).
Самые крупные ДОТ с сохранившимися подземными галереями находятся вукрепрайонах Ляхде и Сумманкюля. При планировании посещения укрепрайона Ляхде обязательно выясните, есть ли стрельбы на полигоне 138-й мотострелковой бригады. Объявления об этом вывешиваются на станции Кирилловское и в самом гарнизонном поселке Каменка. Объявления о крупных учениях также делаются в средствах массовой информации (например, новостной портал Ленинградской области 47news.ru). Неукоснительно выполняйте указания военных — от этого зависит ваша жизнь.
При посещении полей сражений ни в коем случае не прикасайтесь к неразорвавшимся снарядам, минам и гранатам. Эти предметы были созданы, чтобы убивать, и до сих пор готовы нести смерть.
У каждого, кто спускается в подземную галерею ДОТ, должен быть с собой фонарик. В каждом крупном ДОТ есть колодец, не свалитесь! В некоторых ДОТ зимуют летучие мыши, которых лучше не будить. Летом в ДОТ огромное количество комаров. Почти на всех ДОТ растет в больших количествах земляника.
Из других полей сражений особо впечатляют места гибели 18-й стрелковой дивизии и 34-й легкотанковой бригады под Питкяранта, Карелия. В тех местах построено большое количество мемориалов, посвященных печальным событиям финской войны. В частности, в тех местах погиб отец Валентины Терешковой, первой в мире женщины-космонавта, и в 1960-е годы Валентина Терешкова посещала могилу отца в тех местах. Самый известный монумент тех мест — Крест Скорби, установленный у шоссе на Петрозаводск. В Питкяранта действует небольшой краеведческий музей, в котором есть отдел, посвященный советско-финской войне.
Самым красивым и заповедным местом, связанным с финской войной, является, несомненно, ландшафтный заповедник Толва-ярви в Суоярвском районе Республики Карелия. Расположен он примерно в 80 километрах севернее Ладоги. Дорожная сеть в тех местах не ремонтировалась со времен финской войны, но сам заповедник несомненно стоит посетить! О битве при Толва-ярви 12 декабря 1939 года, в которой финнам удалось взять верх над 139-й стрелковой дивизией, напоминает могила политрука Балаханова, руины гостиницы Толва-ярви, в которой погиб штаб 609-го стрелкового полка, и заплывшие ячейки и окопы.
На всех полях сражений, оставшихся на территории Финляндии, существуют небольшие музеи и мемориалы. Такие музеи есть в Иломантси, Кухмо, Суомуссалми. Самый известный из них — мемориальный комплекс и музей на Раатской дороге в Суомуссалми, примерно в 70 километрах от Костамукши. Помимо музея, там создан мемориальный комплекс с полем камней — каждый камень символизирует погибшего солдата. В середине поля стоит колокольня со 105 колоколами разной величины. На ветру они постоянно звонят, и звон у них не мелодичный, не церковный. Эта какофония символизирует хаос и безумие 105 дней советско-финской войны. Хотя само количество погибших в мемориале несколько преувеличено, мемориал и музей несомненно заслуживают посещения.