– Ты приложил колоссальные усилия, чтобы поладить с Томом, Лукас, и я ценю это.
Она села в кресло.
Лукас расположился на диване, вытянув длинные ноги. Отбросив ненужные любезности, брат прямо заявил:
– Мне не нравятся его наклонности. И я всерьез опасаюсь, что он подтолкнет тебя к действиям, которые ты при обычных обстоятельствах даже представить себе не можешь.
– Я не так безропотна и глупа, – возразила Джулианна, удивленная его словами.
– Но ты легко поддаешься чужому влиянию. – Пристальный взгляд серых глаз брата дрогнул.
Неужели он имеет в виду ее нелепую, безрассудную влюбленность в Педжета? Джулианна не знала, как начать такой важный для нее разговор – как спросить брата о лондонском доме, Педжете, собственных делах Лукаса в военное время.
– Почему ты не сказал мне, кто он?
Лукас замялся:
– Мне показалось, это не имело значения, Джулианна.
Она напряженно застыла на месте.
– Не сомневаюсь, ты лжешь мне и сейчас!
Как ни странно, он вспыхнул до корней волос, но промолчал.
– Во что тебя втянули? Ты почти не бываешь в Грейстоуне, зато вечно торчишь в Лондоне – или, по крайней мере, так говоришь! И как это мы можем позволить себе содержание такого дома? Ты что, тоже шпион? – вскричала она.
– Я – не шпион. Однако я – патриот. И если я могу внести какую-то скромную лепту, хоть как-то помочь своей стране, я сделаю это. – И в тоне, и в глазах Лукаса мелькнула твердость. – Этот дом принадлежит нашему дяде, и он никогда тут не живет. Я снимаю здесь комнату за очень маленькую плату.
«Насчет дома мы выяснили», – подумала Джулианна, потрясенная тоном и выражением лица брата.
– И как же ты помогаешь нашей стране? Спасая умирающего Педжета? Я уже начинаю думать, что домой его привез именно ты, не Джек, – бросила она, уже не зная, чему теперь верить.
– Меня отправили за Педжетом. Я попросил Джека помочь. Джулианна, ты – последний человек, которому мне стоит выкладывать подобную информацию.
Она уже не скрывала тревоги. Мысли судорожно метались в голове.
– Ты – мой брат, и я люблю тебя.
– Я это знаю. И ты не должна говорить никому – никому, включая Тома и Амелию, – что меня посылали во Францию, чтобы помочь Педжету вернуться на родину.
Джулианна крепко обхватила себя руками, осознавая, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Разумеется, она никогда не расскажет об этом Тому.
– Как хорошо ты знаешь Педжета? – помолчав, спросила она.
– В сущности, я вообще его не знаю. Мы познакомились, когда я приехал домой, а потом, во время нашего путешествия в Лондон, узнал его чуть лучше. Почему ты спрашиваешь? – строго спросил Лукас.
Джулианна вздохнула с облегчением.
– Разве я не могу полюбопытствовать? Он гостил у нас несколько недель, и все же у меня нет ни малейшего представления по поводу того, кто он на самом деле.
– Он – граф Бедфордский. Что еще тебе нужно знать?
Она была любовницей Педжета. Естественно, ей хотелось знать намного больше, чем этот один-единственный факт. Но разве теперь это имело значение?
Джулианна колебалась, чувствуя, как лихорадочно горят щеки.
– Он – все еще в Лондоне?
Лукас с подозрением сощурился:
– Полагаю, да. И снова хочу спросить: зачем тебе все это нужно?
Она не знала, что ответить. И в самом деле, ну почему ее так волновало то, где находится сейчас этот Бедфорд? Джулианна не собиралась наносить ему визит. Он жестоко, бессердечно предал ее. Она презирала Бедфорда, их любовная связь была окончена, Джулианне просто нечего было ему сказать. Или все-таки она хотела его видеть?
Как же он мог любить ее с таким самозабвением, а на самом деле намеренно обманывать?…
– Не знаю. Он вернется во Францию? – продолжала сыпать вопросами Джулианна. И вдруг ее пронзила мысль: если Бедфорд действительно туда вернется, как же быть с письмом Тома Марселю?
Голова Джулианны начала раскалываться от боли. А если она и правда узнает, что ему придется вернуться во Францию? Возможно, в таком случае ей стоит предупредить Педжета о том, что его врагам известны суть его деятельности и его истинное имя.
Лукас поднялся с дивана.
– Я не собираюсь обсуждать с тобой Педжета, – заявил брат. Он задумчиво помолчал, и в его глазах застыла твердость. – Позволь-ка мне поправиться. Я не собираюсь обсуждать с тобой его планы, ни в коем случае. Не то чтобы они мне неизвестны… – бросил Лукас и добавил: – Но у меня есть большое желание обсудить те отношения, которые связывали тебя с ним. Вы оба пустились в пространные объяснения, дав мне понять, что успели стать ближе, чем просто сиделка и раненый. Так же как и ты, он сказал мне, что вы подружились. Но это была странная дружба, не так ли?
«Он что-то подозревает», – с опаской подумала Джулианна.
– Он – умный, образованный человек. Вдобавок очень хорошо осведомленный о военных действиях. У нас нашлось немало тем для обсуждения. Ну как мы могли не подружиться? Особенно учитывая то, что я считала его союзником в великом деле установления всеобщей свободы.
– Я знаю тебя, Джулианна. Ты подружилась с ним, потому что считала его героем войны. Но между вами ведь было нечто большее? Он – настоящий эрудит и красавчик. Он обаятелен. И как мне кажется, он мог вызвать в тебе интерес романтического свойства.
Джулианна хотела скрыть, что брат попал в точку, возразить, но вместо этого лишь растерянно застыла на месте.
– У тебя к нему чувства, – мрачно догадался Лукас.
– Я сильно привязалась к Шарлю Морису. Так что – да, полагаю, ты прав. Но этим обманом он причинил мне боль. Я до сих пор в ярости на него. Но у меня нет никаких чувств к Педжету, – поспешила заверить Джулианна, но стоило ей произнести это, как сердце в груди пронзительно закричало, протестуя. И в самом деле, Мориса нельзя было отделить от Педжета, ведь, по сути, это был один и тот же человек.
Лукас мрачно поднялся и подошел к украшавшему гостиную изысканному буфету. Джулианна молча наблюдала, как брат налил шерри и вручил ей бокал. Лукас пристально взглянул на нее.
– Мне бы хотелось, чтобы ты держалась подальше от Мейфэра, – сказал он. – И от Бедфорд-Хаус тоже.
Джулианна быстро спускалась по Ньюгейт-стрит, понимая, что опаздывает. Шел второй день ее пребывания в Лондоне. Двое маленьких худых детей в лохмотьях встали перед ней, преграждая путь. Джулианна на ходу, не останавливаясь, вручила каждому по монете; дети радостно ухмыльнулись и умчались прочь. Она улыбнулась, хотя, конечно, ей не следовало раздавать свои скудные капиталы.
Вспомнив о цели своей прогулки, Джулианна посерьезнела. Гостиница, в которой проводилось собрание радикалов, находилась по меньшей мере в часе ходьбы от дома ее дяди на Кавендиш-сквер. Джулианна и не думала нанимать двухколесный экипаж – не хотела тратить впустую деньги. Но вчера вечером по пути домой, несмотря на усталость, ее вдруг неудержимо потянуло отклониться от Мэрилебон и направиться в Мейфэр.
Ее так и манила возможность увидеть, где живет Педжет. Ну что, ради всего святого, с ней творилось?
Джулианна не уставала спрашивать себя, что произошло бы, если бы их пути ненароком пересеклись.
Но их пути не могли пересечься. Джулианна не собиралась блуждать по Мейфэру, даже если какая-то часть ее существа неодолимо желала этого, а граф Бедфордский ни за что не оказался бы в районе Кавендиш-сквер или Ньюгейта. В сущности, она нисколько не сомневалась в том, что нога Педжета никогда не ступала на ввергнутые в нищету улицы Лондона или грязные, полные нужды мостовые Ист-Энда.
Ньюгейт отличался от Мейфэра, как ночь ото дня. Вдоль узких, грязных и замусоренных улиц тянулась вереница захудалых, громоздящихся друг на друге лавок, предлагавших товары за несколько пенни. Над лавками располагались маленькие квартирки, из окон которых были протянуты веревки с постиранным бельем. Вереницы этого белья, напоминавшего развешанные флажки, крест-накрест нависали над улицей. На домах виднелись вывески уличных сапожников, плотников, проституток и прачек. Ступеньки перед входными дверями были усеяны бездомными и голодными, вокруг то и дело крутились нищие, просившие подаяние.
Никто не умирал от голода в верхней части города, тогда как в Ист-Энде нищета царила повсюду. Это приводило Джулианну в ярость. Ее трясло от гнева, стоило только мельком взглянуть на джентльменов на чистокровных конях или в лакированных каретах, которые разъезжали по трущобам в поисках приключений, пытаясь решить, какая проститутка на сей раз претворит в жизнь их фантазии. Это зрелище внушало ей искреннее отвращение!
Если бы Педжет когда-нибудь удосужился проехать через эти лондонские трущобы, он, разумеется, тут же понял бы, почему Джулианна поддерживала политические и социальные изменения во Франции так рьяно, почему жаждала справедливости и равенства в Великобритании. Он, возможно, и не изменил бы свои взгляды тори, но, определенно, тоже захотел бы установления некоторой степени социальной справедливости.
В сущности, Джулианна даже не знала, каковы были его настоящие политические воззрения. Она почти жалела, что не может вернуться в прошлое и спросить у Педжета, почему он счел необходимым отправиться во Францию и шпионить за французскими республиканцами.
Нужная гостиница уже была в поле зрения. Джулианна помрачнела. Она слишком сильно страдала и злилась, поэтому не могла спокойно думать о том, что стоило бы потребовать правдивого объяснения важных вопросов перед тем, как Педжет покинул Корнуолл. Подумать только: она провела с мужчиной несколько недель – и ровным счетом ничего о нем не знала! Лукас не разъяснил ни одной интересующей ее темы. Джулианна даже решила: если бы она могла узнать одну-единственную вещь о Педжете, спросила бы, как он получил ранение. Педжет утверждал, что был ранен в сражении с вандейскими роялистами. Теперь же она всерьез опасалась, что он получил ранение в битве с французской республиканской армией!
Джулианна обошла попавшуюся на пути гору мусора и открыла дверь гостиницы. В конце концов, она находилась в городе, чтобы посещать дебаты и участвовать в дискуссиях, чтобы продвигать идеи французской революции и поддерживать права простых людей, а не для того, чтобы с грустью размышлять о прошлом или в подробностях представлять стычку с Педжетом. В конечном счете Педжет поддерживал все, против чего она так яростно боролась: он выступал за безразличие к бедам других, показную роскошь, неравенство и несправедливость. Джулианне пришлось напомнить себе о е