Джулианна была так потрясена, что едва могла поверить в происходящее. Ее поместили в Лондонский Тауэр – в качестве политзаключенной.
По обе стороны тюремного коридора тянулись огороженные решетками камеры. В настенных канделябрах пылали факелы, отбрасывавшие жуткие, мрачные тени – не настолько, впрочем, мрачные, как заключенные, мимо которых проходили Джулианна с конвоиром. Арестанты бросались к решеткам своих камер, чтобы с вожделением проводить взглядами новую арестантку.
Сердце Джулианны колотилось так неистово, словно она была во власти болезни.
– Что вы собираетесь со мной делать? – задыхаясь от страха, спросила она.
Тюремщик резко дернул ее за руку, так ничего и не ответив. Офицер, арестовавший Джулианну час назад, тоже отказался отвечать на этот вопрос. Ее просто бросили в заднюю часть кареты и приказали хранить молчание. Джулианна спрашивала об обвинениях, доказательствах, адвокате, но была проигнорирована. Вне себя от шока и изнеможения, она забилась в уголок кареты, слишком испуганная, чтобы плакать, прерывисто дыша в состоянии безграничного отчаяния.
– Камера шестнадцать – это ваша.
Джулианна увидела пустую камеру, и чувство облегчения наполнило ее душу. По крайней мере, ее не посадили с другими заключенными, которые поголовно были мужчинами. Пятеро арестантов сидели в камере по соседству. Они во все глаза смотрели на новую узницу, когда она с конвоиром приблизилась к двери шестнадцатой камеры. Джулианна отвела взгляд.
– Проходите, – мрачно изрек стражник, отпирая дверь и снимая с Джулианны наручники.
Спотыкаясь, она вошла внутрь, цепляясь за прутья решетки, чтобы не упасть.
– Когда мне предъявят обвинение? Когда я смогу поговорить с адвокатом?
Ах, если бы она только могла сообщить Тому, он обязательно помог бы ей!
Дверь камеры с грохотом захлопнулась. Замок щелкнул громко – прямо-таки зловеще. Даже не посмотрев на арестантку, тюремщик вышел в коридор и вскоре исчез из поля зрения. Так долго сдерживаемые слезы покатились из глаз Джулианны.
Никто не знал, где она находится. Она может просидеть в этой камере долгие недели, даже месяцы, до того, как ей предъявят обвинение и привлекут к ответственности. Джулианне доводилось слышать немало ужасающих историй о том, что происходило с заключенными. При одной мысли об этом ее начало яростно колотить. Горло перехватило, и она снова стала задыхаться.
– Мисс Грейстоун?
Окликнувший ее голос показался знакомым. Джулианна вздрогнула, не веря своим ушам, и увидела Джорджа Несбитта, находившегося в соседней камере с четырьмя мужчинами, в которых она узнала участников съезда. Джулианна вскрикнула. Возможно, у нее еще осталась надежда! По крайней мере, она была не одна!
– С вами все в порядке, мисс Грейстоун? – спросил Джордж. Его лицо было разбито, на глазу красовался синяк.
– Вы-то сами как? – в волнении выдохнула она.
– Жить буду, если только нас не приговорят к казни за подстрекательство к мятежу.
Джулианна так крепко вцепилась в прутья решетки, что пальцы заболели. Она немного ослабила свою железную хватку. Смысл сказанного соратником ускользнул от нее. Но, с другой стороны, она слишком устала, и это сказалось на ее умственных способностях.
– Что вы хотите этим сказать, мистер Несбитт?
– Я говорю о том, что слухи, которые доходили до меня многие месяцы, теперь подтверждаются. Это все Уиндхэм, не Питт, – ответил он, напомнив о военном министре, печально известном в качестве строгого прагматика и нетерпеливого поджигателя войны. – Комитет по делам иностранцев – его идея. На самом деле эта организация создана для того, чтобы принимать жесткие меры против возможных мятежников, выслеживать и бросать за решетку таких радикалов, как мы.
Джулианна сглотнула вставший в горле комок. В мае король в своей прокламации объявил любое подстрекательство к мятежу вне закона, не говоря уже о том, что любой королевский указ сам по себе уже был законом.
– Мы невиновны, мы не подстрекали к мятежу, мистер Несбитт. И это – страна закона. Наше правительство не может преследовать своих собственных граждан, а уж тем более бросать их за решетку по ложным обвинениям!
– Не может? Тогда почему мы все – здесь?
– Законы вечно игнорируются, а особенно во время войны, – вклинился в разговор один из сокамерников Несбитта. Это был высокий худой мужчина, представившийся Полом Адамсом.
Джулианна крепко зажмурилась, не зная, как справиться со стремительно накрывавшей ее волной страха. Ей стало плохо при одной только мысли о лидере Клуба Ривза. Этот человек умышленно сорвал их мирный съезд. И когда его люди принялись жестоко избивать присутствовавших, не приказал им остановиться. А еще у него в руках был список участников собрания – Джулианна своими глазами видела это. А вдруг незнакомец в синем тайно работал на этот Комитет по делам иностранцев? Или просто решил по собственному желанию помочь властям в их борьбе с радикалами? Неужели их и в самом деле могли обвинить в подстрекательстве к мятежу? А потом и признать виновными?
Джулианна вздрогнула, и холод внезапно пробежал по телу. На ней было надето лишь летнее платье – грязное и перепачканное кровью. В момент ареста она даже не подумала спросить, можно ли захватить с собой шаль. А что, если Джордж был прав?
– Этот предводитель людей Ривза – кто он?
– Роб Лотон, – злобно фыркнул Несбитт. – Фанатик и реакционер.
Джулианна снова вздрогнула.
– Вам предъявили обвинение?
– Нет. Но я не устаю спрашивать себя, в чем нас обвинят: в подстрекательстве к мятежу – или в государственной измене.
И Несбитт выразительно посмотрел на Джулианну.
Она тоже смотрела на него в упор, не в силах унять колотящееся сердце. Такое серьезное преступление, как государственная измена, каралось смертной казнью через повешение.
– Возможно, они станут утверждать, что на нашем съезде звучала бунтарская речь, но существует огромная разница между государственной изменой и подстрекательством к мятежу, сэр, – заметила Джулианна, но тут же вспомнила Джерома Батлера и съежилась от страха. Батлер как раз ратовал за государственную измену.
– А еще они вполне могут забыть, что мы сидим здесь, до окончания войны, – резко бросил Адамс.
– Но у нас есть законы, – с трудом выдавила из себя потрясенная Джулианна. – Нас не могут держать за решеткой без предъявления обвинения. В какой-то момент им придется в чем-то обвинить нас.
– Такие люди, как Уиндхэм, плевать хотели на закон! Разве вы не осознаете этого сейчас? – вскричал Адамс. – Они намерены остановить революцию – независимо от того, что для этого потребуется.
Джулианне хотелось спорить, но она слишком устала для того, чтобы пускаться в дебаты. Она придерживалась радикальных взглядов, но не верила, что такие люди, как Питт и Уиндхэм, способны извратить нормы права ради достижения своих собственных целей. Они были англичанами, в конце концов!
– Вы не должны находиться здесь, мисс Грейстоун, – сказал Несбитт, и в его тоне ясно зазвучала усталость. Он отошел от решетки и уселся на убогое соломенное ложе.
– Ни один из нас не должен находиться здесь. Мы не совершили ничего противозаконного, – твердо сказала Джулианна. Она старалась держаться, но снова хотела плакать. Никто из близких не знал ни того, где она, ни того, в какую ужасную переделку она попала.
Все это было чудовищной ошибкой! Неужели она не сможет найти способ убедить представителей власти отпустить ее, да еще и без предъявления обвинения? Боже праведный, если бы только этот проклятый Роб Лотон не появился на их собрании! Джулианна понимала, что сетования и мечты о том, чтобы этой ночи никогда не было, ничего не изменят, но она была так измождена и напугана, что просто утратила способность думать ясно. Мысли беспорядочно метались в голове, не принося желаемого решения.
В маленькой камере было несколько соломенных тюфяков. Джулианна дохромала до одного из них, уселась и сняла туфли. Покрывавшие ноги волдыри снова кровоточили. Ей срочно требовались мыло, вода и бинты. Но очевидно, здесь никто не принес бы ей ничего подобного.
Джулианна обняла колени, прижав их к груди, и поддалась захлестнувшей ее волне отчаяния. Ну как, как это вообще могло произойти? Слезы вот-вот готовы были хлынуть из-под закрытых век. Она из последних сил боролась с ними. Паниковать явно не стоило: она должна была найти способ выбраться из этого затруднительного положения.
Лукас собирался приехать домой завтра. В какой-то момент, возможно завтра поздно вечером, он поймет, что Джулианна пропала. И перевернет Лондон вверх тормашками, чтобы отыскать ее.
Но удастся ли ему когда-либо выяснить, где находится сестра? Возможно, кто-то из живущих по соседству заметил, как ее вывели из дома в наручниках посреди ночи? Джулианна попыталась точно, в деталях восстановить, что случилось сегодня, как ее вели от дома к карете, ожидавшей на улице, но не смогла вспомнить решительно ничего. Этот момент, наполненный паникой, неверием в происходящее и потрясением, начисто стерся из памяти. И сейчас оставалось только молиться, чтобы кто-то стал свидетелем этого события. Но рассчитывать на это Джулианна, разумеется, не могла.
Интересно, она оставила какие-то ключи к разгадке своего исчезновения, хоть малейшие зацепки? А даже если Лукасу удастся ее найти, как он сможет вызволить ее из тюрьмы? Когда-то, сотни лет назад, фамилия Грейстоун глубоко почиталась и слыла благородной. Но сейчас семья цеплялась за ниточки былой респектабельности. У Лукаса не было ни средств, ни власти, чтобы освободить Джулианну.
У Себастьяна Уорлока, ее дяди, которого она не видела многие годы, средства имелись. Но обладал ли он властью? Дядя, безусловно, не отказал бы в помощи, даже при том, что едва знал Джулианну. Амелия ведь, кажется, упоминала о том, что они с Лукасом довольно близко общались.
Джулианна покачнулась на месте, по-прежнему обнимая колени и чувствуя, как все переворачивается внутри.