Что же ей теперь делать? Ах, если бы только эта мучительная головная боль прошла, если бы только страх отступил и дал возможность мыслить ясно!
И вдруг в сознании Джулианны ясно всплыло одно слово: «Власть…»
Перед мысленным взором вдруг четко предстали зеленые глаза.
Джулианна рывком уселась, открыв глаза. Но по-прежнему видела перед собой не свою камеру или камеру, расположенную напротив. Она видела Доминика Педжета.
В голове вдруг зазвучали слова: «Ты спасла мне жизнь. Я многим тебе обязан… Если ты вдруг попадешь в беду, Джулианна, просто извести меня».
Доминик помог бы ей. Почему-то, несмотря на все, что произошло между ними, она верила в это.
Джулианна вскочила. Она босиком кинулась к решетке камеры и закричала:
– Стража! Стража!
– Они не отзовутся, – сказал Адамс.
Джулианна уставилась на него невидящим взором. Надежда сменилась отчаянием. Она должна была известить Доминика.
– Стража! Стража!
Но никто ей не ответил.
Джулианна боялась заснуть, опасаясь, что пропустит появление тюремщиков, приносящих заключенным завтрак. Так она и лежала на боку на соломенном тюфяке, обхватив себя руками в тщетной попытке согреться, мечтая об одеяле и запрещая глазам медленно слипаться.
В конечном счете все беседы сокамерников потонули в тюремной тишине. В конечном счете вокруг остались лишь звуки храпа и возня скребущихся грызунов. И в конечном счете в ее камере стал брезжить бледный свет.
Джулианна неподвижно лежала на соломенном ложе, когда первый луч рассвета проник в камеру сквозь маленькое окошко над головой арестантки. В камере становилось все светлее и светлее. Другие заключенные начинали просыпаться. Снова послышались разговоры. До Джулианны донеслись характерные звуки: кто-то пользовался ночным горшком. Она старалась не обращать на это внимания.
В тюремном коридоре раздались шаги, послышался скрежет проржавевших колес.
Усевшись, Джулианна увидела пару тюремщиков, которые катили заставленную мисками тележку. Запиравшиеся на засов маленькие окошки, имевшиеся в каждой камере, поочередно открывались, и стражники вручали миски изголодавшимся заключенным. Джулианна осознала, что ее товарищи по несчастью ели прямо руками. Тошнота мгновенно подступила к горлу.
– Ну и ну, какая у нас прелестная изменница! – зачмокал один из стражников, остановившись у ее камеры. – Подойди-ка, забери еду, милочка.
Джулианна встала.
– Я не голодна. Мне нужна ваша помощь.
Ухмыляясь, он смерил ее похотливым взглядом:
– Дай-ка угадаю. Ты позаботишься обо мне, если я позабочусь о тебе?
Джулианна так устала, что сначала не поняла смысла его слов. Потом вспыхнула, когда наглец уставился прямо на ее грудь.
– Мне нужно написать записку графу Бедфордскому. Вы, разумеется, можете принести мне перо и бумагу?
Тюремщик не спеша прошелся вдоль двери ее камеры.
– О, я с превеликим удовольствием принесу вам даже бриллианты, ваше высочество, если вы порадуете меня первой.
И он подмигнул.
Джулианна почувствовала, как кровь прилила к лицу.
– Я должна известить Бедфорда. И вас ждет щедрое вознаграждение, если вы поможете мне! Пожалуйста!
Доминик, несомненно, помог бы ей вознаградить этого человека. А даже если бы отказался сделать это, Джулианна обязательно нашла бы другой способ отыскать для него деньги.
Тюремщик дерзко разглядывал ее.
– Словно у Бедфорда есть что-то общее с тебе подобными! Но вы пригласите меня в гости, только скажите, и сегодня вечером я доставлю вам перо и бумагу, миледи, – с издевкой произнес он, подражая ее благородной манере речи.
– Сегодня вечером? – чуть не задохнулась от ужаса Джулианна. – Я не могу ждать до вечера. Я должна сообщить Бедфорду…
Тюремщик резко оборвал ее:
– Так ты будешь похлебку или нет?
– Нет!
Он прошел мимо, остановился у камеры Несбитта и подал сидящим там миски.
Джулианна не могла поверить, что ее просьбу так бесцеремонно игнорируют. Она вцепилась в прутья решетки камеры.
– Кто здесь главный? Черт побери! Бедфорд снимет с вас голову, наглец, когда узнает, что вы так дерзко разговаривали со мной и отказались мне помочь! – Джулианна была вне себя от гнева. – Кто главный? Ваше имя?
Тюремщик, нахмурившись, обернулся к ней:
– Главный здесь комендант, он отвечает за всех заключенных, леди. И мне известно, что вы графу не жена и не сестра. Граф Бедфордский не станет беспокоиться о вас. Это лишь хитрая уловка!
– Станет, еще как станет беспокоиться! Я – его любовница! – вскричала она.
Десятки мужчин разом обернулись на Джулианну, включая ее сподвижников в соседней камере. Вобрав в легкие побольше воздуха, Джулианна твердо заговорила:
– Он будет беспокоиться. Он будет сильно беспокоиться. У вас есть выбор: или помочь мне сейчас, или пострадать от последствий своего равнодушия позже. Потому что Бедфорд в итоге узнает, что я нахожусь здесь. И вам вряд ли захочется быть одним из тех, на кого он направит свой гнев.
Тюремщик, похоже, уже колебался. Он взглянул на другого стражника, глаза которого сейчас были круглыми от изумления, и сказал:
– Возможно, вам следует поговорить с комендантом. Я же закончу свою работу здесь.
В облегчении Джулианна чуть не осела вдоль решетки, но в такой момент не следовало демонстрировать свою слабость. Один тюремщик ушел, другой направился дальше вниз по коридору, раздавая миски заключенным.
– Вам стоит поесть, – тихо сказал Несбитт.
Бросив взгляд в сторону соседней камеры, Джулианна увидела мерзкую серую субстанцию в его миске. Можно было нисколько не сомневаться в том, что в этой массе кишели всевозможные бактерии.
– Я помогу и вам тоже, – успокоила Джулианна Несбитта.
– Бедфорд – тори, – возразил он.
Джулианна мрачно повернулась лицом к коридору.
Время тянулось мучительно медленно. Она не знала, сколько прошло – пять минут или пятьдесят. Но в итоге ушедший за начальством тюремщик вернулся. Один.
– Что случилось? – воскликнула Джулианна.
– Коменданта пока нет.
Она перешла на крик:
– Так отправляйтесь обратно и дождитесь его!
Тюремщик просто пожал плечами и ушел, явно равнодушный к ее бедам.
Джулианна принялась мерить камеру шагами. Этот тюремщик наверняка ведь поговорит с комендантом, когда тот появится? Но утро и день тянулись томительно, словно нарочно изводя ее. Комендант все не приходил. Появлялись лишь разные стражники, разносившие арестантам обед. Они подчеркнуто игнорировали просьбы Джулианны поговорить с комендантом. Наконец она погрузилась в сон, задыхаясь от страха и слез. Когда она проснулась, за окнами Тауэра было уже темно.
Еще через несколько часов Джулианна с ужасом осознала, что сидит в этой камере целые сутки. К этому моменту комендант, должно быть, давно уехал из Тауэра. Она даже представила главного тюремщика в уютной гостиной с женой и детьми.
– Вы отказались от ужина, – заметил Несбитт.
Джулианна попыталась изобразить на лице подобие улыбки, но не смогла. Желудок слишком сильно болел от постоянного страха, чтобы ощущать аппетит. Она медленно расхаживала по камере, погрузившись в печальные мысли.
Сколько раз Лукас умолял ее быть осторожной в выражении своих мнений? Сколько раз запрещал ей присутствовать на собраниях радикалов? Он лишь хотел защитить ее – и был абсолютно прав. Сейчас было чересчур опасно вот так открыто высказывать свою точку зрения и отстаивать политические воззрения. Но она не желала слушать доводы брата.
Интересно, Лукас уже вернулся в Лондон? Возможно, в данную минуту он даже был дома? Беспокоился ли он о ней? Расспрашивал ли соседей? Даже если они и видели, что Джулианну втолкнули в карету, Лукас вряд ли понял бы, куда ее увезли.
Возможно – просто возможно, – что он обратился за помощью к Педжету…
Внезапно ее накрыла волна головокружения. Джулианна поспешила к соломенному тюфяку, чтобы лечь. Рухнув на жалкое ложе, она так и лежала на спине, борясь с тяжестью век, норовящих закрыться, и измождением, терзавшим тело. Задыхаясь от отчаяния, Джулианна свернулась клубком, закрыв глаза, и принялась размышлять о своей жизни в имении Грейстоун, любовной связи с Педжетом и мятеже. В конечном итоге ближе к рассвету она погрузилась в сон.
Разбудил Джулианну яркий утренний свет. Тюрьма гудела от разговоров заключенных. Джулианна тут же узнала скрип колес тележки с едой. И медленно уселась, пронзенная страшной мыслью.
Она все еще в Тауэре.
Те же самые два тюремщика, что и накануне, приближались к ее камере с заставленной мисками тележкой. Джулианна встала – и накатившая снова волна головокружения заставила ее немедленно опуститься на солому. Пришлось подождать, пока неприятная слабость минует.
Потом Джулианна снова поднялась, на сей раз еще медленнее, и подошла к решетке камеры. Когда охранник, с которым Джулианна говорила вчера, взглянул на нее, она сказала:
– Комендант так и не пришел.
– Его не было здесь вчера, когда я закончил работу.
– Бедфорд должен знать, что я нахожусь здесь, – тихо произнесла Джулианна. У нее не было сил, чтобы кричать или выдвигать требования. – Вы получите щедрое вознаграждение.
– Я узнаю, смогу ли поговорить с ним, как только закончу работу здесь, – ответил тюремщик. Он взял миску с тележки и, приподняв окошко камеры, просунул Джулианне.
Ни отвращения, ни страха уже не было. Она взяла миску, уселась на тюфяк и съела похлебку руками, стараясь не обращать внимания на черные точки в мерзкой субстанции.
Потом Джулианна воспользовалась ночным горшком – так осторожно, как это только было возможно, – и снова села на солому, молясь, чтобы проклятый стражник все-таки поговорил с комендантом. Минуты тягостного ожидания превратились в час, два… Джулианна уставилась в конец коридора, не разрешая себе думать о том, что проведет в Тауэре вечность, так и не найдя способа выйти отсюда.
И тут дверь камеры отворилась. Джулианна увидела приближавшегося к ней хорошо одетого мужчину в коричневом бархатном сюртуке, медно-красном жилете, светлых бриджах и чулках. Парик этого франта даже был напудрен.