И прежде чем Нэнси успела ответить, раздался голос Доминика:
– Почему бы тебе не спросить об этом меня?
Джулианна резко обернулась. Педжет стоял, небрежно прислонившись к двери, на нем красовался изумительный шоколадно-коричневый сюртук, украшенный золотым шитьем. Под сюртуком проглядывал бронзового цвета жилет, манжеты и воротник были отделаны французским кружевом. Дополняли туалет кремовые бриджи и белые чулки. Вялый, томный взгляд Педжета ни на мгновение не отрывался от Джулианны.
Она почувствовала себя так, словно Доминик мог видеть ее обнаженное тело сквозь тонкую сорочку и нижнюю юбку.
– Почему ты встала с постели? – спросил он.
Нэнси замерла позади нее, опустив голову. Джулианна почти слышала ироничные и порочные мысли горничной.
– Я одеваюсь. Я ухожу.
– В самом деле? И когда же ты это решила? – Он принялся прохаживаться вдоль комнаты.
– Я должна уйти, Педжет.
Он подошел к Джулианне и коснулся ее подбородка, запрокинув ее лицо. Джулианна задрожала от нахлынувшего страстного желания.
– Ты никуда сегодня не пойдешь.
Дрожь уже била все ее тело. Джулианна ни за что не сказала бы ему о неприятной стычке с леди Педжет.
– Я не могу и далее навязывать тебе свою персону.
Он не стал скрывать удивление.
– Помнится, я навязался тебе на целый месяц.
– Доминик… – попыталась убедить она.
Педжет мягко отбросил несколько локонов Джулианны ей за плечо – это был обычный, понятный всем жест любовника.
– Нэнси, оставь нас на минутку, – бросил он, и это была не просьба, а приказ.
Нэнси выпорхнула из комнаты, стараясь скрыть понимающую улыбку.
– Она знает о нас – все знают, – сокрушенно бросила Джулианна.
– Она догадывается, а это совсем другое дело. Никто не может ничего доказать. Я стану отрицать любые слухи – на случай, если кто-то осмелится сплетничать, – невозмутимо заметил он. – Почему ты собираешься сбежать от меня?
– Потому что я буду десять раз дурой, если останусь! – вскричала Джулианна.
Педжет пристально взглянул на нее:
– Выходит, я должен понимать это так, что ты не простила меня за обман во время моего пребывания в Грейстоуне?
– Не простила.
Он отошел от нее и сказал:
– Ты должна отдохнуть. Ты пока не можешь уйти.
И он поднял на нее глаза.
Этот взгляд заставил ее решимость поколебаться.
– Лукас, вероятно, уже дома. Он сойдет с ума, когда поймет, что я пропала.
– Лукас пока не вернулся в город. Этим утром я отправил ему письмо.
Ощутив смутный страх, Джулианна взглянула на него:
– Что ты ему написал?
Он медленно улыбнулся ей:
– О, не бойся. Я не сказал ему в письме о том, что представители власти вытащили тебя прямо из твоей кровати и отправили в Тауэр, заключив под стражу перед предъявлением обвинения в подстрекательстве к мятежу. Я предпочитаю рассказать ему об этом лично.
– Пожалуйста, – вскричала Джулианна, – мы ни за что не должны говорить ему, что произошло на самом деле!
Доминик метнул в нее резкий взгляд:
– Ты перешла множество границ разумного, Джулианна. В этой тюрьме тебя могли убить, избить, изнасиловать – и обвинить в тяжком преступлении. И никто наверняка никогда даже не узнал бы об этом.
Она в ужасе обхватила себя руками.
– Но ни одна из этих страшных вещей не случилась, и я собираюсь быть намного осмотрительнее в будущем.
– Ни одна из этих вещей не случилась, потому что я тебя спас. И после всего этого ты еще собираешься продолжать агитацию за эти свои радикальные идеи? – Он с трудом мог в это поверить.
– Думаю, я едва ли смогу измениться.
– Люди то и дело меняют свои взгляды.
– Так ты хочешь, чтобы я превратилась в тори – и отстаивала реакционные убеждения, подобно тебе? – возмущенно воскликнула она.
Педжет вспыхнул:
– Я – тори, но не реакционер, Джулианна. – В его тоне ясно послышалось предостережение.
– Прости. Я даже не знаю тебя. Конечно же у меня нет ни малейшего права рассуждать о том, что ты думаешь или во что веришь, – скептически заметила она.
– Нет, у тебя действительно нет такого права. – Педжет взглянул ей в глаза, не улыбнувшись. – Я и не ожидаю, что ты изменишься, как ты думаешь. Я знаю тебя очень хорошо. Твои убеждения прочно укоренились. Они – в твоем сердце.
Да, Педжет знал ее достаточно хорошо, потому что она всегда была честна с ним. Но Джулианна не знала его вообще.
– Тем не менее я ожидаю, что ты изменишь свое поведение. Я просил тебя пообещать воздерживаться от продолжения своей активной радикальной деятельности, когда мы ехали в моей карете, и ты не дала мне слова.
Джулианна не знала, что сказать. У нее не было ни малейшего желания вновь когда-нибудь пережить подобный арест – и все же идея, за которую она так рьяно боролась, была гораздо важнее ее жизни.
С уст Педжета слетел резкий, безрадостный смешок.
– О, я прямо чувствую, как ты сейчас строишь тайные планы – ты совершенно не собираешься отступать! Джулианна, в следующий раз ты можешь серьезно пострадать! В следующий раз тебя могут обвинить в мятеже или еще чем-нибудь похуже! Я слышал, что Батлер говорил на вашем съезде.
Джулианна была озадачена.
– Я не согласна с ним.
– И слава богу!
– Но Питт – тиран.
Педжет чуть не задохнулся от негодования:
– Да верь ты во все, что хочешь! Но давай рассмотрим факты. Идет война, и к тем, кто поддерживает Францию, больше не будут относиться терпимо, Джулианна. Правительство объявило войну таким радикалам, как ты. Да, ты можешь придерживаться своих убеждений, но ты не можешь открыто поддерживать их, не можешь активно действовать ради этих целей. Поступать так – сущее безумие! Пожалуйста, – резко добавил он.
– Звучит почти так, – медленно произнесла Джулианна, – словно ты действительно беспокоишься обо мне.
Доминик потянулся к Джулианне и привлек ее к себе, прижавшись к ней крепко, всем телом.
– Я уже сказал тебе, что сильно беспокоюсь о тебе. Ну сколько еще мне нужно повторить это?
Она вдруг осознала, что находится в его объятиях.
– Когда-то ты уже обманул меня, целиком, полностью…
– Да. Я обманул и искренне сожалею об этом.
Джулианна застыла на месте, когда рот Доминика впился в ее губы – настойчиво, неистово. А потом сердце подскочило в ее груди, нахлынуло неудержимое желание, и она потеряла всякую способность сопротивляться. Доминик припал к ее губам в глубоком поцелуе.
Страсть заставила ее голову закружиться, Джулианна вновь почувствовала себя ослабевшей. Она ответила на поцелуй Доминика, спрашивая себя, осмелится ли снова довериться ему, потрясенная до глубины души. Оторвавшись от губ Джулианны, он обрушил град поцелуев на ее горло, потом спустился к груди. Тело укрывали лишь два слоя тонкой ткани, и Джулианна тихо застонала. В такой миг невозможно было думать связно.
Доминик схватил ее за плечи, буквально вцепившись, и снова прильнул к ней в требовательном, горячем поцелуе. В это мгновение Джулианна отбросила все попытки мыслить здраво. Теперь для нее остался лишь водоворот нарастающего возбуждения и наслаждения, усиливающегося трепета, предчувствия и потребности быть с Домиником.
Он прервал поцелуй и, тяжело дыша, обжег Джулианну страстным взглядом своих зеленых глаз.
– Я хочу тебя – сильно, неудержимо! – сорвалось с его уст.
Джулианна встретилась с ним взглядом. Дыхание перехватило так, что она не могла произнести ни слова, но разум постепенно начинал брать верх. Неужели она осмелилась снова начать их отношения?
И ее сердце пронзительно закричало: «Да!»
Доминик с нежностью коснулся ее щеки костяшками пальцев.
– Я не хочу еще раз испытать тот ужас, который мне довелось пережить, обнаружив тебя в тюрьме.
– А я ни за что не хочу снова попасть в тюрьму.
– Хорошо, – твердо постановил он. – Значит, мы договорились. И я хочу, чтобы ты оставалась здесь, со мной, до тех пор, пока полностью не поправишься.
Джулианна в полной мере осознавала: если останется, не сможет сдержать свои чувства и снова станет его любовницей.
– Я не позволю тебе уйти, – тихо сказал Доминик.
Их взгляды опять встретились.
– Это – тирания, – заметила Джулианна.
Он улыбнулся:
– Да, полагаю, так и есть.
– Не думаю, что леди Педжет позволит мне остаться.
Доминик в изумлении вскинул бровь.
– Это – мой дом, – отрезал он, – и мать будет делать то, что я хочу.
И тут Джулианна поняла, что этот спор она проиграла.
Джулианна лежала, свернувшись клубочком на кровати, когда в дверь спальни постучали. Бедняжка была так измучена, что провела в постели весь день, периодически проваливаясь в сон. Теперь она проснулась и поняла, что стояло раннее утро. Сердце подпрыгнуло в груди. Она надеялась, что в дверь стучал Доминик.
Но в комнату вошла Нэнси, неся целую стопку одежды.
– К вам посетитель. Я могу помочь вам одеться?
Единственным человеком, который мог приехать к ней, был Лукас, подумала Джулианна. Оставалось только молиться, чтобы Доминик куда-нибудь уехал. Встав с кровати, она спросила:
– Лорд Педжет дома?
– Он – внизу, с вашим гостем, – ответила Нэнси, вытаскивая прекрасную шелковую сорочку, отделанную кружевом.
Джулианна подошла к горничной и взглянула на украшенный лентами льняной корсет, кисейную нижнюю юбку и, наконец, на бледно-голубой шелковый туалет – обработанную тесьмой драпированную юбку и приталенный жакет.
– Чья это одежда?
Джулианне еще никогда в жизни не доводилось носить такие изысканные наряды.
– Я не знаю. Полагаю, его светлость отправил кого-то к швее леди Педжет. Или, возможно, эта одежда была заказана кем-то еще и он нашел способ приобрести ее?
– Не думаю, что мне стоит это надевать.
– Мне приказали принести эту одежду вам, – объяснила Нэнси, явно взволнованная. – Вы будете такой красавицей, мисс Грейстоун, в этом бледно-голубом!