– Война изменила меня, Надин, – сказал Доминик. – Она изменила и мою жизнь.
– Разумеется, изменила. Ни один человек, пройдя через такое, не сможет остаться прежним. Только не тогда, когда ты пережил хотя бы одно сражение, хотя бы один мятеж. – Она вздохнула и призналась: – Я тоже уже не та, что раньше.
– Но ты остаешься красивой и умной женщиной. Ты стала даже красивее и умнее, чем прежде. Ты остаешься просто необыкновенной!
Она не сводила с него взгляд удивленно распахнутых глаз.
– Тогда почему я уверена в том, что ты собираешься покинуть меня?
Доминик поймал себя на том, что ему сейчас трудно говорить.
– Мои чувства к тебе не изменились. Я – твой самый нежный обожатель, твой самый верный друг. Но я изменился, Надин, сильно изменился, и я никогда больше не смогу снова порхать с тобой с бала на бал.
Она во все глаза смотрела на него, нервно сцепив руки.
– Мне бы очень хотелось пойти на бал. Но это было бы как-то нелепо. Что ты пытаешься этим сказать?
– Я не могу жениться прямо сейчас. В сущности, я вообще не знаю, смогу ли когда-либо снова задуматься о браке.
Надин по-прежнему смотрела на него, явно удивленная, но сейчас Доминик не мог точно определить, о чем она думала. А ведь когда-то она была такой понятной, такой прозрачной!
– Я знаю, мы помолвлены, нас связывают обязательства. Я знаю, что дал слово. Но брак отныне невозможен.
– Я понимаю, – ответила Надин и, помолчав, еле слышно добавила: – Ты собираешься назад, не так ли? Ты вернешься к своему магазину гравюр и своей жизни в качестве Жана-Жака Карре.
Ложь пришла на ум сама собой и уже повисла на кончике языка. Но Доминик знал Надин слишком долго – и знал, что может доверить ей эту тайну.
– На самом деле я возьму себе новое вымышленное имя.
Надин тяжело вздохнула:
– Я хочу вернуться вместе с тобой.
– Это совершенно исключено! – Доминик был ошеломлен. Он ожидал, что Надин, возможно, будет просить не разрывать помолвку, но на подобное предложение не рассчитывал. – Почему ты хочешь вернуться во Францию? Дело не в нашей помолвке, не так ли?
Надин встала, ее темные глаза вспыхнули.
– Нет, не в помолвке. У меня тоже есть что тебе рассказать, Доминик. В том мятеже я получила тяжелые травмы, но сломанные кости заживали несколько месяцев – не полтора года.
Доминик пристально взглянул на невесту. Он часто задавался вопросом, почему ее возвращение в Англию так затянулось.
– Из разъяренной толпы меня спас один добрый владелец магазина, – поведала Надин, побледнев при воспоминании о том ужасе. – Он был свидетелем мятежа и после того, как толпа схлынула, обнаружил меня, лежавшую на улице без сознания. Поначалу он счел меня мертвой, но я подавала признаки жизни, и он забрал меня к себе. Его жена и дочь ухаживали за мной, пока я не выздоровела. Это чудесные, хорошие, простые люди, которые живут в страхе, что их измена государству однажды вскроется.
Доминик поднялся с дивана и взял Надин за руку, прекрасно понимая, через какие мучения пришлось пройти его невесте.
– Ты еще поддерживаешь с ними связь?
– Нет, это подвергло бы их серьезной опасности.
Доминику не терпелось узнать детали ее злоключений.
– Но что помешало тебе вернуться домой сразу же после выздоровления?
Надин выдернула руку из ладони Доминика и принялась медленно расхаживать по комнате.
– Я случайно наткнулась на мать и дочь, которые прятались в опустевшем магазине, боясь за свою жизнь, – ответила она, остановившись у окна и задумчиво глядя на цветущий за ним сад. – Они происходили из титулованной семьи. В этом-то и заключалось их преступление.
Главу этой семьи вытащили из собственной кровати в их доме в Марселе и забили прикладами до смерти – прямо на глазах дочери. Обеих женщин изнасиловали. Потом Марианну и Жанин бросили, как мусор. Они бежали в Париж, надеясь разыскать родственников. Но это им не удалось: их семья погибла. Я прятала их в пустом подвале несколько месяцев, прилагая все усилия, чтобы найти способ переправить их в Гавр, а оттуда – в Великобританию. В конечном счете мне удалось установить правильный контакт. Я встретила француза, который остался роялистом, в жандармерии – полагаю, он по-прежнему служит там, активно помогая таким людям, как Марианна и Жанин. Или, возможно, его разоблачили. В таком случае он наверняка уже мертв.
Надин обернулась, посмотрев Доминику в глаза.
– Тебя тоже могли разоблачить, – тихо сказал он.
– Да. Как только я вышла на нужного человека, Марианна и Жанин оказались на пути к безопасности. Тогда-то я и поняла, что могу помочь таким же несчастным, как они, как я сама, избежать ужасов, которые уготовили им кордельеры, бриссотины, жирондисты – якобинцы. Марианна и Жанин были первыми из десятков женщин, мужчин и иногда даже детей, которым я помогла тайком бежать из Франции.
– Ты была отважна, Надин, и подвергала себя опасности. Слава богу, ты благополучно выбралась из Франции!
– Я ни о чем не жалею.
– Я не позволю тебе вернуться туда. Ты можешь помогать нам здесь, в Великобритании, вместо того, чтобы отправиться во Францию, где тебя в конечном счете разоблачат и казнят.
Она задрожала.
– Одна часть меня боится возвращаться. Там я жила в постоянном страхе – и я едва ли могу обманывать саму себя! В сущности, причина, по которой я вернулась домой, заключалась не только в том, что я соскучилась по отцу и сестрам. Один из высокопоставленных жандармов сильно заинтересовался моей персоной. Думаю, он узнал обо мне правду, поэтому-то для меня стало небезопасно оставаться в Париже.
– Тогда я благодарен судьбе за то, что тебе удалось вернуться оттуда вовремя, – сказал Доминик. Теперь-то он понимал, почему Надин так боится шпионов – вероятно, ее разыскивают французские агенты. – Оставайся здесь, в Великобритании, Надин, а я свяжу тебя с нужными людьми – теми, кому требуются твои таланты и навыки.
Надин крепко обняла себя и потерла плечи, словно ее обнаженные руки замерзли.
– Тебе тоже не стоит туда возвращаться.
– Я собираюсь вернуться, – твердо произнес Доминик. И вдруг увидел слезы, выступившие на глазах Надин. – Ты ведь никогда не плачешь…
Она смахнула слезы.
– Я научилась плакать, Доминик. – Она замялась. – Ты сказал, что твои чувства ко мне не изменились, но я ощущаю, что это не так. И если ты теперь относишься ко мне иначе, я понимаю это. Я – не та женщина, с которой ты попрощался на балу два года назад, точно так же, как ты – не тот мужчина. Ни у тебя, ни у меня нет теперь времени на романы.
Доминик испытал неловкость, тут же вспомнив Джулианну. Он все гадал, стоит ли ему скрывать тот факт, что он увлекся ею. Тщательно подбирая слова, он сказал:
– Ты не отстаиваешь наш брак.
– Нет, даже не собираюсь. Подобно тебе, я потеряла интерес к нашему браку, но не из-за тебя – из-за революции. – Надин резко смолкла, ее взгляд вдруг стал каким-то отчужденным. – Сейчас я не могу выйти за тебя замуж. Как ты сам сказал, брак невозможен.
– Значит, я не причинил тебе боли этим решением?
– Нет, не причинил. – Надин улыбнулась и направилась к нему. – Я по-прежнему люблю тебя. И буду любить всегда. Я могу ждать тебя, если это именно то, чего ты хочешь. Или, когда эти ужасные времена закончатся, мы сможем решить, хотим ли все-таки пожениться.
Доминик понял, что должен рассказать ей о Джулианне. И очень осторожно сказал:
– Перед тем как покинуть Францию, я был ранен.
Обычно он ничего не скрывал от Надин, но в иных обстоятельствах наверняка утаил бы от нее эту информацию, чтобы не волновать понапрасну.
– Я провел июль в Корнуолле, поправляясь после ранения.
– И ты говоришь мне об этом только сейчас? Насколько серьезным было ранение?
Он помедлил, не решаясь признаться.
– Я чуть не умер.
Ошеломленная Надин во все глаза смотрела на него.
– Но я выжил. Перенес страшное заражение и жар, и все это время, днями и ночами, за мной ухаживала одна-единственная женщина – Джулианна Грейстоун.
Надин изумленно воззрилась на него:
– Эта женщина имеет отношение к Лукасу и Джеку Грейстоунам?
– Откуда ты знаешь братьев Грейстоун?
– Они помогли мне бежать из Франции, Доминик, – объяснила Надин и, помолчав, добавила: – Джек Грейстоун спас мне жизнь.
Доминик вздрогнул от потрясения:
– Он спас тебя, вывезя из страны?
– Жандармы напали на нас на берегу, прямо перед тем, как мы собирались сесть на корабль Джека. Несколько человек застрелили. Меня чуть не убили.
– Что именно произошло? – настойчиво спросил он.
– Кто-то нас предал. Жандармы уже скрывались в бухте. Когда мы прибыли туда, они сидели в засаде. Это было ужасное сражение. Я обязана Грейстоуну жизнью, он закрыл меня от пули своим собственным телом. Он унес меня с берега, посадил на корабль и был ранен вместо меня – хотя потом и словом не упоминал об этом.
Выходит, он обязан Джеку Грейстоуну вдвойне, помрачнев, подумал Доминик. Он внимательно смотрел на Надин, понимая, что сейчас она вспоминает мучительные детали той ночи.
– Джулианна – одна из его сестер, Надин. Так вышло, что я немного знаю этих братьев. Лукас и Джек вместе вывезли меня из Франции.
Надин не верила своим ушам.
– Вот уж воистину мир тесен! Ты сказал, что они отвезли тебя в Корнуолл? Наш новый дом находится близ деревни Сент-Джаст. Знаешь такую?
– Конечно знаю. Граф Сент-Джаст – мой друг, и я был в поместье Грейстоун, которое расположено совсем близко к деревне.
Безмерно удивленная, Надин улыбнулась ему:
– Какая ирония судьбы: сестра Джека спасла тебя, а сам он спас меня!
– Да, это действительно занятное совпадение. – Доминик закашлялся, словно готовясь сообщить нечто важное. Надин вопросительно взглянула на него, и он решился: – В настоящее время Джулианна находится в Бедфорд-Хаус. Она – моя гостья.
– Понятно. Мне хотелось бы встретиться с ней.
Доминик чуть не вздрогнул.