Сердце Джулианны дрогнуло с пугающей силой, стоило их взглядам встретиться.
Доминик спустился вниз.
– Можешь доехать в моей карете до Корнуолла.
Набрав в легкие побольше воздуха, Джулианна взмолилась:
– Я не могу уехать вот так!
– Я не оставляю тебе выбора, – отрезал он и, взяв ее за руку, настойчиво повел к карете.
Джулианну захлестнула паника. Ну как, как она могла вот так уехать? Что, если Нэнси все-таки была права? Вдруг однажды Доминик смог бы простить ее? Но он никогда не сделает этого, если Джулианна уедет прямо сейчас, без малейшего шанса объяснить ему свое поведение!
– Пожалуйста, позволь мне поговорить с тобой до отъезда! Пожалуйста, если я когда-нибудь хоть что-то для тебя значила!
Они оказались у кареты, и лакей распахнул перед ней дверцу.
– Нам больше нечего друг другу сказать, – бросил Доминик, не глядя на Джулианну.
– Прости меня! Я люблю тебя!
Но на твердом лице Доминика не отразилось ни одной эмоции. Он буквально втолкнул ее в экипаж. Джулианна влетела в салон и беспомощно упала на сиденье. Дверца кареты захлопнулась.
Резко дернувшись, Джулианна уселась и распахнула окно. Доминик смотрел на нее, она глядела на него в ответ. А потом Доминик кивнул, не отрывая от Джулианны взгляда. Она услышала, как кучер отпускает тормоз, и прокричала:
– Ты поедешь во Францию?
Доминик отошел от кареты, которая медленно покатилась по дорожке.
Он прогонял ее и возвращался во Францию. Все было кончено.
Отчаянно вцепившись в окно, Джулианна смотрела оттуда, пока Доминик не скрылся из вида.
Глава 17
Сентябрь 1793 года, Корнуолл, Англия
Джулианна плотнее закуталась в свою шерстяную накидку, когда в поле зрения показались строгие очертания имения Грейстоун. Сидя в карете Доминика, она печально смотрела вперед. Каким безлюдным, серым и одиноким казалось поместье теперь, вырисовываясь на фоне затянутого облаками неба, бескрайнего Атлантического океана, почти белых отвесных скал! Джулианна обреченно заметила, что в воздухе пахло дождем. Она чувствовала себя такой же потерянной, такой же одинокой, каким выглядел их унылый дом.
Джулианна обхватила себя руками за плечи, но вовсе не из-за холода.
Путешествие из Лондона казалось бесконечным. Нэнси приказали сопровождать Джулианну, и теперь горничная сидела напротив. Она делала все возможное, чтобы утешить и развеселить Джулианну, но эти усилия, разумеется, были тщетными. Удрученная Джулианна едва ли была в состоянии поддерживать беседу. После первого дня пути Нэнси погрузилась в чтение романа, понимая, что Джулианна не питает ни малейшего интереса к разговорам. Да и как она могла болтать о всяких пустяках сейчас, когда так нестерпимо терзалась ее душа? В этой карете Джулианна путешествовала с Домиником множество раз и сейчас могла вспомнить каждую поездку в мельчайших подробностях. Эти воспоминания и утешали, и опустошали ее, захлестывая стремительно, неудержимо… Никогда еще она не тосковала по Доминику больше.
Ее будущее представлялось таким же унылым, как этот осенний день в Корнуолле.
Карета остановилась, и Джулианна задумчиво посмотрела на родной дом. Все действительно было кончено, и теперь ей приходилось как-то мириться с этим. Воспоминания были ее единственными собеседниками. Но вместо того чтобы сокрушать Джулианну, они странным образом успокаивали, давая утешение. Она носила под сердцем плод своей любви к Доминику – ребенка, о котором стоило сейчас подумать.
В конечном счете ей придется рассказать ему о ребенке, если, разумеется, Педжет выживет во французской бойне.
Джулианна по-прежнему боялась за него, боялась того, с чем он может столкнуться во Франции. К настоящему времени Доминик уже был в республике. Может быть, в этот самый момент, когда Джулианна сидела в его карете целая и невредимая, он был в самой гуще битвы в долине Луары? А вдруг он выполнял какое-то опасное задание, играя в шпионские игры в Нанте или Париже?
Его враги были повсюду! Доминику могли угрожать республиканские солдаты – или якобинцы на улицах. Джулианна слышала о так называемых чрезвычайных комиссарах – гражданах с повязанными через плечо трехцветными лентами, которые прочесывали страну в поисках предателей революции. Эти агенты могли обвинить в государственной измене даже генералов, приняв у них руководство войсками. Им не составило бы труда обвинить в государственной измене и Доминика. И как Уорлок мог позволить ему вернуться туда?
А вдруг Доминик станет жертвой очередного покушения? Или будет арестован и брошен в тюрьму в ожидании гильотины? Дрожа всем телом, Джулианна рисовала картины одна мрачнее другой, и сама мысль о подобном исходе вызывала у нее приступ тошноты.
Джулианна должна была удостовериться, что с Домиником все в порядке. Она даже решила написать Надин: уж та-то наверняка была в курсе дел своего давнего друга. Но Джулианна боялась, что Надин ей не ответит. Леди Катрин, вероятно, уже успела все ей рассказать.
– Вот мы и на месте, мадемуазель, – сказала Нэнси, мягко коснувшись руки Джулианны.
Она печально улыбнулась.
Лакей распахнул для них дверцу кареты. Стоило им выйти, как входная дверь дома открылась, и к карете бросилась Амелия в сопровождении высокого, мускулистого мужчины.
– Джулианна! – просияла улыбкой старшая сестра. Она со всех ног устремилась к Джулианне, и ее серо-голубые юбки запорхали над дорожкой.
Из глаз Джулианны вдруг хлынули слезы. Забыв обо всем, она кинулась на грудь сестре. Они стиснули друг друга в объятиях.
– С тобой все в порядке? – вскричала Амелия. Сестра окинула Джулианну проницательным взором, и улыбка сбежала с ее лица. – Это что, карета Бедфорда?
И Амелия уставилась на Джулианну округлившимися от изумления глазами.
За время, проведенное в Лондоне, Джулианна написала сестре дважды. Она не рассказала Амелии о своем страстном романе, хотя отчаянно хотела довериться ей. Но Амелия не одобрила бы этих отношений, как не одобрила их любовную связь в июле. Джулианна написала, что Доминик чувствовал себя в неоплатном долгу перед ней и она стала гостьей его дома. А заодно заверила сестру, что Лукас одобрил ее переезд к Доминику, и развлекла рассказами о жизни света и мероприятиях, на которых присутствовала.
– Да, это карета Доминика, – дрожащим голосом произнесла Джулианна. Она больше не могла скрывать правду от сестры, она никогда не нуждалась в Амелии больше, чем сейчас.
Сестра с тревогой потрепала ее по щеке:
– Я так рада, что ты вернулась! Я сильно скучала по тебе. Пойдем в дом, Джулианна.
И Амелия настойчиво повела ее к дому. «Она знает, что я попала в беду», – подумала Джулианна.
– Нэнси, проходите. Вы переночуете у нас.
Горничная присела в реверансе:
– Мерси, мадемуазель.
Амелия обернулась к незнакомцу, который стоял у входной двери, молча наблюдая за ними.
– Гаррет, пожалуйста, проводи Нэнси на кухню.
Держа друг друга под руку, сестры вошли в дом. Мама сидела на одном из больших бордовых кресел у камина, в котором ярко горел огонь – в доме уже было довольно холодно. Она повернула голову, увидела дочерей, и ее глаза засияли радостью.
– Джулианна! – сердечно воскликнула она.
Мама ее узнала… Какое-то время Джулианна молча смотрела на нее, не веря своим глазам. Потом упала на колени перед матерью, которая тут же крепко ее обняла.
– Как ты, моя дорогая? – спросила мама, поглаживая Джулианну по волосам. – И почему ты так расстроена?
Джулианна подняла глаза на мать, чувствуя, как слезы стекают по щекам. Мама не узнавала ее долгие месяцы.
– Я была в городе, мама, в Лондоне. Я просто устала после долгого путешествия домой.
Она заставила себя улыбнуться.
– Надеюсь, там было великое множество балов, – расплылась в ответной улыбке мама. – Не могу вспомнить – у тебя есть кавалер?
Джулианна напряженно замерла, но сумела сохранить улыбку.
– Конечно есть.
Мама кивнула и посмотрела на Амелию.
– Что-то я вдруг так устала… – сказала она и смолкла.
Амелия глядела на Джулианну, и ее серые глаза сияли от непролитых слез.
– Я провожу ее наверх и тотчас вернусь.
Джулианна кивнула и поднялась, когда Амелия и мама направились к лестнице. Она в задумчивости обхватила себя руками за плечи, и тут в комнате показалась Нэнси:
– Могу я сделать чай вам и вашей сестре?
Джулианна кивнула, силясь улыбнуться. Потом она услышала, как сестра спускается вниз. Амелия быстро подошла к ней, стиснув ее руки.
– Она вспомнила меня, – прошептала Джулианна.
– Для нее это был самый сильный момент прояснения за долгие месяцы или, возможно, даже годы. – Амелия внимательно посмотрела на нее. – Итак, твое сердце разбито, и на сей раз все гораздо хуже, чем прежде.
– Да, мое сердце разбито.
Амелия распахнула объятия, и Джулианна с облегчением прижалась к сестре. Она думала, что у нее уже не осталось слез, но, возможно, из-за ребенка она стала слишком чувствительной. Горькие ручейки снова и снова струились по ее лицу. Потом Джулианна отстранилась от сестры.
– Я так люблю Доминика, да и он любил меня – до недавнего времени…
– О, Джулианна! – воскликнула Амелия, и в ее тоне послышались нотки жалости.
«Она сравнивает Доминика с Сент-Джастом», – догадалась Джулианна.
– Нет, Амелия, ты не поняла: он тоже любил меня! Он порвал со своей невестой и подарил мне это. – Она подняла руку и отодвинула длинный рукав, чтобы продемонстрировать сверкавший на запястье бриллиантовый браслет. От этого великолепия у Амелии перехватило дыхание. Джулианна не стала показывать сестре камею, которую Доминик в бешенстве швырнул ей – она не могла и ни за что не стала бы ее носить.
Амелия взглянула ей в глаза:
– Если он любит тебя, тогда почему ты так несчастна?
Джулианна задрожала:
– Амелия, мне угрожали, и у меня не было иного выбора, кроме как начать шпионить за Домиником.