— Я прошу вас немедленно прекратить этот разговор, лорд Уэйкот.
— Пусть поможет мне Бог, но я не могу остановиться. — Голос Уэйкота стал резче. — Не думайте, что я начал бы разговор, если бы мог сдержаться. Если бы все было так просто… Я не могу не думать о случившемся с Элизабет. Видения преследуют меня. Это съедает меня живьем. Я мог бы ее спасти. Но она мне не позволила. ~~ Впервые Софи начала понимать, что, каковы бы ни были чувства Уэйкота к Элизабет, они не были столь легкомысленны или поверхностны, как казалось на первый взгляд. Уэйкот явно страдал, и естественный порыв — выразить ему свое сочувствие — заставил ее шагнуть к нему и дотронуться до его руки.
— Тише, не надо себя обвинять. Элизабет была легковозбудимой. И все жители Рейвенвуда знали об этом. И что бы ни случилось — все в прошлом. Не терзайте себя.
— Он погубил ее! — Голос Уэйкота звучал глухо. — Именно он сделал ее такой. Элизабет не хотела выходить за него замуж. Ее заставила семья. Ее родители думали только о титуле Рейвенвуда и его деньгах. И совсем забыли о ее чувствах. Они не понимали ее нежной натуры.
— Пожалуйста, милорд…
— Он убил ее! — Голос Уэйкота стал громче. — В самом начале это было не очень заметно… Он делал ей мелкие пакости. А потом вел себя с ней все хуже. Она говорила мне, что несколько раз он бил ее плеткой, точно она лошадь, а не хрупкая женщина.
Софи торопливо покачала головой и подумала, что хотя частенько она сама вызывала гнев мужа, но он никогда не применял силу, чтобы отомстить.
— Нет, я не могу в это поверить.
— Однако это правда. Вы же не знали ее, какая она была раньше. И как изменилась после замужества. Он всегда пытался запереть в клетку ее дух и погасить ее внутренний огонь. Она боролась единственным возможным способом — не поддавалась ему. Но, стараясь освободиться, она сходила с ума и порой казалась совсем дикой.
— Но все говорят, она была не просто дикая, а сумасшедшая, — тихо сказала Софи. — А если это и правда, то очень печальная.
— Он сделал Элизабет такой.
— Однако вы не можете осуждать Рейвенвуда за ее болезнь. Сумасшествие — это в крови, милорд.
— Нет, — стоял на своем Уэйкот. — Ее смерть — дело рук Рейвенвуда. Она могла бы жить, если бы не он. И он заслуживает мести за свое преступление.
— Какой вздор! — возмущенно проговорила Софи. — Ее смерть — случайность. Вы не должны бросаться такими обвинениями. Вы знаете, что подобные заявления способны принести вам неприятности.
Уэйкот покачал головой, будто хотел освободиться от тумана. Казалось, его глаза потухли. Он провел рукой по волосам:
— Послушайте меня, Софи. Я, конечно, выгляжу глупо, распинаясь тут перед вами.
Сердце Софи потянулось ему навстречу, когда она догадалась, что заставляет его бросать эти дикие обвинения.
— Вы, наверное, очень-очень любили ее, милорд.
— Больше жизни, — проговорил Уэйкот усталым голосом.
— Мне очень жаль вас, милорд. Очень жаль. Это все, что я могу вам сказать.
Виконт слабо улыбнулся:
— Вы добры, Софи, очень добры. Я начинаю верить, что вы действительно понимаете меня. Я не заслужил вашей доброты…
— Да, Уэйкот, ты, конечно, не заслужил. — Голос Джулиана, точно лезвие ножа, прорезал ночь.
Он вышел из-за кустов, снял руку Софи с рукава Уэйкота. Бриллиантовый браслет блеснул на запястье, когда он властным движением взял свою жену под руку.
— Джулиан, пожалуйста! — воскликнула Софи, испуганная его грозным видом.
Он не обратил на нее никакого внимания. Кроме виконта, для него сейчас никого не существовало.
— Моя жена питает слабость к тем, кто, по ее мнению, испытывает боль. Но я больше никому не позволю воспользоваться этой слабостью. И тем более тебе, Уэйкот. Ты понял меня?
— Да. Спокойной ночи, мадам, благодарю вас. — Уэйкот грациозно поклонился Софи и крупными шагами удалился в темноту сада.
Софи вздохнула:
— Джулиан, не было никакой необходимости устраивать сцену.
Джулиан выругался про себя, увлекая ее к дому:
— Нет необходимости устраивать сцену? Софи, ты не понимаешь, что я вот-вот потеряю терпение. Я, кажется, ясно сказал, что не хочу видеть тебя рядом с Уэйкотом.
— Он вышел за мной в сад. А что я должна была делать, по-твоему?
— А почему ты, черт побери, одна выходишь в сад? — вопросом на вопрос ответил Джулиан.
Софи молчала. Не могла же она сказать, что хотела выудить из лорда Аттериджа побольше информации.
— Было очень жарко в зале, — нашлась она, пытаясь сочинить что-то правдивое, чтобы не краснеть от собственной лжи.
— Ты должна знать, что нельзя уходить одной. Где твой здравый смысл, Софи?
— Ох, милорд, я начинаю подозревать, что брак может оказать неблагоприятное воздействие на удивительную способность мыслить здраво.
— Это не Хэмпшир, чтобы свободно бродить, где тебе вздумается.
— Да, Джулиан.
Он застонал:
— Когда ты говоришь таким тоном, я понимаю, что кажусь тебе занудой. Софи, я понимаю также, что читаю тебе слишком много нотаций. Но ты сама вынуждаешь меня делать это. Почему ты всегда попадаешь в такие ситуации? Может, хочешь доказать мне, что я не имею права контролировать поступки своей жены?
— Да, нет нужды контролировать меня, милорд, — проговорила отчужденно Софи. — Но я начинаю верить, что вам никогда этого не понять. Не сомневаюсь, вы чувствуете необходимость так поступать, исходя из печального опыта с вашей первой женой. И я не могу вас убедить, что никакой контроль с вашей стороны не в состоянии был спасти ее от собственных страстей. Она была неподвластна ни вашему контролю, ни любому другому. Насколько я понимаю, ей никто не в силах был помочь. И вы, милорд, не должны осуждать себя за то, что не справились с ней.
Сильная рука Джулиана сжала ее пальцы.
— Черт побери, я не хочу обсуждать Элизабет. И один Бог знает, что это я не сумел ее спасти. И ни один мужчина не сумел бы защитить ее от того, что привело ее к сумасшествию. Не сомневайся, Софи, я сумею защитить тебя.
— Но я не Элизабет, — отрезала Софи. — И пока не собираюсь в сумасшедший дом.
— Мне это известно, — спокойно ответил Джулиан. — И благодарю Бога за это. Но тебе нужна защита, Софи, ты слишком уязвима.
— Я в состоянии постоять за себя, милорд.
— Если ты такая умная, почему же тогда купилась на трагическую сцену, разыгранную Уэйкотом? — нетерпеливо спросил Джулиан.
— Он не лгал. Я уверена, у него были глубокие чувства к Элизабет. Он, конечно, не должен был влюбляться в чужую жену, но его чувства к ней были искренними.
— Я не оспариваю: он обожал ее. Поверь, он был не одинок в своем горе. Но вне всякого сомнения, сегодня он пытался вызвать у тебя сочувствие.
— А что в этом плохого? Мы все иногда нуждаемся в сочувствии.
— Уэйкот не впервые отправился за добычей в открытое море. При малейшей возможности он сбросит тебя на дно. Для него главное — соблазнить тебя и швырнуть свой успех мне в лицо. Ты хочешь, чтобы я выразился еще яснее?
Софи была в ярости:
— Нет, милорд! Вы очень ясно все изложили. Но вы ошибаетесь относительно чувств виконта! В любом случае я вам торжественно обещаю: никто не сумеет соблазнить меня! Ни он, ни кто другой. Я уже клялась вам в своей преданности. Почему вы не верите мне?
Джулиан помолчал, потом тихо сказал:
— Софи, ты можешь попасться на его уловку.
— Милорд, — продолжала Софи, не обращая внимания на его попытки загладить свою резкость. — Самое меньшее, что вы можете сейчас сделать, — это принять мою клятву.
— Софи, я не имел в виду…
— Хватит! — Софи резко остановилась посреди дорожки. Он тоже вынужден был остановиться. Она посмотрела на него с горячей решимостью. — Поклянитесь честью, что вы уверены в том, что я не позволю соблазнить себя Уэйкоту или кому-то другому. Я должна получить от вас слово чести, милорд, прежде чем сделаю еще один шаг.
— Неужели? — Джулиан долго всматривался в ее лицо в свете луны. Его лицо, как всегда, было непроницаемо.
— Вы меня очень обяжете, милорд. Неужели так трудно произнести эти слова? Когда вы дарили мне браслет и книгу Калпепера, вы сказали, что я должна их хранить как знак вашего уважения. Я хочу иметь доказательства вашего уважения и имею в виду не бриллианты или изумруды.
Что-то блеснуло в глазах Джулиана, когда он поднял руки и взял в ладони ее лицо.
— Ты приходишь в бешенство, когда затрагивается твоя честь.
— Так же как и вы, если подвергается сомнению ваша честь.
Его брови поднялись.
— А ты собираешься подвергнуть сомнению мою честь, если я оставлю твою просьбу без ответа?
— Конечно, нет. Я не сомневаюсь, что ваша честь не запятнана. Я просто хочу быть уверенной, что вы в равной степени уважаете и мою честь. И если уважение — это все, что вы чувствуете ко мне, милорд, дайте мне хоть какое-то значительное свидетельство своего уважения.
Он еще некоторое время постоял молча, глядя ей прямо в глаза.
— Ты слишком много просишь, Софи.
— Не больше, чем вы от меня, милорд.
Он медленно наклонил голову и нехотя сказал:
— Да, ты права. Я не знаю другой женщины, которая отстаивала бы свою честь таким образом. И я не знаю других женщин, которые вообще беспокоились бы об этом.
— Может быть, потому, что мужчины не обращают внимания на чувства женщины. Кроме тех случаев, когда появляется угроза их собственной чести.
— Больше не надо. Прошу тебя. Сдаюсь. — Он поднял руки, желая прекратить спор. — Отлично, мадам, я торжественно клянусь, что целиком и полностью доверяю вашей женской чести.
Софи почувствовала глубокое облегчение. Она трепетно улыбнулась, зная, как трудно далось ему это признание.
— Благодарю, Джулиан. — Она вдруг встала на цыпочки и коснулась его щеки губами. — Я никогда не предам тебя, — прошептала она горячо.
— Ну тогда вместе мы справимся со всеми неурядицами. Ты и я.
Он обнял ее, привлек к себе, его губы прижались к ее губам с требовательной жаркой страстью. А когда Джулиан поднял голову, то прочел в ее глазах ожидание.