Наконец он отвел взгляд и посмотрел на запущенные, заросшие сады.
— Если желаете, я поговорю с вашим мужем о своих шрамах, миледи.
Джаспер проснулся один — его объятия были пусты. Всего лишь несколько ночей, и ее отсутствие уже вызывало странное ощущение. Неприятное ощущение. Он должен чувствовать свою милую жену рядом, ее мягкие формы рядом с твердыми мускулами его тела и запах ее волос и ее кожи вокруг себя. Сон рядом с ней был как живительный эликсир — никаких метаний и беспокойных движений за всю ночь. Проклятие! Куда она подевалась?
Он встал и торопливо оделся, с сердитым ворчанием застегивая пуговицы на рубашке. Отложил в сторону шейный платок и, набросив на плечи камзол, вышел из комнаты.
— Мелисанда! — выйдя в холл, позвал он, совершенно забыв, где он находится, — замок был так велик, что она никак не могла бы его услышать, если бы только не была совсем рядом. Он снова позвал: — Мелисанда!
Спустившись вниз, он направился на кухню. Там он нашел Пинча, разжигавшего огонь. Позади него на тюфяке спала маленькая камеристка Мелисанды. Тюфяков было все-таки два, машинально отметил Вейл. Пинч лишь молча кивнул в сторону задней двери.
Джаспер вышел и зажмурился от яркого солнца. А потом он увидел Мелисанду. Она стояла и разговаривала с Манро, и даже эта картина вызвала у него укол ревности. Конечно, Манро был искалеченным отшельником, но он умел обращаться с женщинами. А Мелисанда стояла слишком близко к этому человеку.
Джаспер зашагал к ним. Его заметил Маус и оповестил о его появлении громким лаем.
Манро повернулся:
— Встали, наконец, Реншо?
— Теперь Вейл, — проворчал Джаспер и положил руку на талию Мелисанды.
Манро проследил взглядом за этим движением, и бровь над его черной повязкой приподнялась.
— Да, конечно.
— Ты уже позавтракала, моя дорогая жена? — обратился Джаспер к Мелисанде.
— Еще нет. Мне надо посмотреть, что есть на кухне.
— Сегодня утром я послал Уиггинса на ближайшую ферму за хлебом и яйцами, — пробормотал Манро. Его щеки чуть порозовели, как будто он осознал, наконец, свое негостеприимство, и это смутило его. Он угрюмо сказал: — После завтрака я могу показать вам обоим башню. Вид оттуда великолепный.
Джаспер почувствовал, как дрожь пробежала по телу его жены, и вспомнил, как она опиралась о стенки его высокого фаэтона.
— Может быть, в другой раз.
Мелисанда кашлянула и осторожно отстранилась от Джаспера.
— Если мужчины извинят меня, я бы хотела поискать на кухне каких-нибудь обрезков для Мауса.
Джасперу оставалось лишь поклониться, и его возлюбленная жена направилась в замок.
Манро задумчиво посмотрел ей вслед.
— Ваша жена — очаровательная женщина. И к тому же умна.
— М-да, — согласился Джаспер и нашел нужным пояснить: — Она не любит высоты.
— А… — Манро взглянул на Джаспера. — Вот не подумал бы, что она в вашем вкусе.
Джаспер разозлился.
— Вы и понятия не имеете о моем вкусе.
— Имею. Шесть лет назад он ограничивался женщинами с большой грудью и слабой моралью.
— Это было шесть лет назад. С тех пор многое изменилось.
— Да, многое изменилось, — задумчиво проговорил Манро. Он направился к заросшим сорняками террасам, и Джаспер зашагал рядом с ним. — Вы стали виконтом, Сент-Обин умер, а я утратил половину лица. Между прочим, вас я в этом не виню.
— Что? — От удивления Джаспер остановился. Манро тоже остановился, повернулся к нему и указал на черную повязку на глазу:
— Это. Я не виню вас за это, никогда не винил. Джаспер отвел глаза.
— Но как вы можете не обвинять меня? Они вырезали вам глаз, когда я сломался. — Тогда он громко застонал от ужаса, увидев, что они делали с пленниками.
Манро немного помолчал. Джаспер не мог заставить себя посмотреть на него. Когда-то шотландец был красавцем. Но и будучи молчаливым, он никогда раньше не был отшельником: любил посидеть у камина вместе со всеми мужчинами и посмеяться над их грубыми шутками. Смеялся ли Манро когда-либо с тех пор, как его изуродовали?
Наконец Манро заговорил:
— Мы побывали в аду, разве не так?
Джаспер сцепил челюсти и кивнул.
— Но это были люди, как вы знаете, а не демоны. — Что?
Манро стоял, откинув назад голову и закрыв единственный глаз. Можно было подумать, что он наслаждается легким ветерком.
— Индейцы вайандоты, это они пытали нас. Они были людьми. Не зверями, не дикарями, просто людьми. И это они решали выколоть глаз мне, а не вам.
— Если бы я не застонал… Манро вздохнул:
— Если бы вы не издали ни звука, они бы все равно лишили меня глаза.
Джаспер удивленно посмотрел на него. Манро кивнул:
— Да-да. С тех пор я досконально изучил нравы этого племени. Таков их обычай обращаться с пленниками: они пытают их. — Неповрежденный уголок его рта чуть приподнялся, хотя вид у него был далеко не веселый. — Подобно тому, как мы вешаем за шею мальчишек за вытащенный из чьего-то кармана кошелек. Просто у них такой обычай.
— Не понимаю, как вы можете смотреть на это так бесстрастно, — сказал Джаспер. — Неужели вы не испытываете гнева?
Манро пожал плечами:
— Меня учили быть наблюдателем. Во всяком случае, я не виню вас. Ваша жена упорно настаивала, чтобы я сказал вам об этом.
— Спасибо.
— Думаю, в список добродетелей вашей жены можно прибавить «преданная» и «неукротимая». Не понимаю, как вы нашли ее.
Джаспер усмехнулся.
— Знаете, такой повеса, как вы, не заслуживает ее.
— Именно потому я буду драться, чтобы удержать ее. Манро кивнул:
— Разумно с вашей стороны.
Они зашагали дальше. Ни одному, ни другому не хотелось разговаривать. Но в их молчании Джаспер, как ни странно, ощущал дружелюбие. Манро никогда по-настоящему не был его другом — у них были слишком разные интересы, да и личности их казались несовместимыми. Но он был там. Он знал людей, которые уже умерли, он шел с веревкой на шее через те адские леса. И он был изувечен, попав в руки врагов. Ему не надо было ничего объяснять, ничего не надо было скрывать. Он был там, и он знал.
Они дошли до второй террасы, где Манро остановился полюбоваться видом. Вдали виднелась река, справа зеленела роща. Это была красивая страна. Шотландская борзая, сопровождавшая их, вздохнула и улеглась у ног Манро.
— Вы за этим приехали сюда? — как бы, между прочим, поинтересовался Манро. — Просить у меня прощения?
Джаспер на минуту замешкался, думая о своей исповеди прошлой ночью.
— Да, возможно. Но это не единственная причина. Манро взглянул на него:
— Что вы хотите сказать?
И Джаспер рассказал ему. О Сэмюеле Хартли и проклятом письме. О том, как Дик Торнтон смеялся в Ньюгейтской тюрьме, бросив ему напоследок те слова, что предателем был один из пленных. И, наконец, о неудавшемся покушении на лорда Хаеселторпа как раз после его разговора с Джаспером.
Манро молча и внимательно выслушал всю историю и, покачав головой, сказал:
— Чистой воды чепуха.
— Вы не верите, что был предатель, и что нас предали?
— О, в это я готов поверить! Как иначе можно объяснить, почему индейцы устроили засаду на нашем пути? Но вот тому, что это был один из нас, я не верю. Кто это мог быть? Может быть, вы думаете, что это был я?
— Нет, — сказал Джаспер, и это было правдой. Он никогда не думал, что предателем был Манро.
— Остаетесь вы, Хорн и Гроу, если только вы не думаете, что нас предал кто-то из умерших. И кого же, интересно, вы видите в этой роли?
— Никого. Но, черт побери, ведь кто-то же предал нас. Кто-то сообщил французам и их индейским союзникам о нашем маршруте. — Джаспер поднял голову, подставляя лицо солнечным лучам.
— Согласен, но вы имеете только слово полубезумного убийцы о том, что это был один из пленников. Откажитесь от этой идеи. Торнтон разыгрывал вас.
— Не могу, — отозвался Джаспер. — Не могу отказаться, потому что не могу забыть.
Манро вздохнул:
— Взгляните на это с другой стороны. Почему кто-то из нас пошел на это?
— Вы имеете в виду — предал всех нас?
— Да, именно это. Должна быть причина. Симпатии к французам?
Джаспер покачал головой.
— У Рено Сент-Обина была француженка-мать, — бесстрастно проговорил Манро.
— Не будьте идиотом. Рено мертв. Его убили сразу же, как только мы вошли в тот проклятый поселок. Кроме того, он был верным англичанином и самым лучшим человеком из всех, кого я знал.
Манро поднял руку:
— Это вы расследуете дело, а не я.
— Да, я. И я думаю, была очень весомая причина для предательства — деньги. — Джаспер повернулся и многозначительно посмотрел на замок. Он не верил, что Манро мог быть предателем, но слова, сказанные им о Рено, задели его за живое.
Манро проследил за его взглядом и рассмеялся скрипучим смехом:
— Подумайте, если бы я продал нас всех французам, был бы этот замок в таком запустении?
— Вы могли спрятать деньги.
— Если у меня и были какие-то деньги, то я их получил по наследству или заработал. Это мои собственные деньги. Но тот, кто пошел на это, вероятно, был в долгах, а теперь разбогател. А как у вас с деньгами? Вы, помнится, любили играть в карты.
— Я говорил Хартли и говорю вам: я давным-давно заплатил карточные долги.
— Чем?
— Наследством. И у моих поверенных есть бумаги, подтверждающие это, если хотите знать.
Манро пожал плечами и снова зашагал дальше.
— А вы не интересовались финансами Хорна? Джаспер пошел с ним в ногу.
— Он живет с матерью в городском доме.
— Ходили слухи, что его отец потерял деньги на операциях с акциями.
— В самом деле? — удивился Джаспер. — Его дом находится в «Линкольнз инн».
— Дорогое местечко для человека, не имеющего наследства.
— И, тем не менее, у него нашлись деньги, чтобы путешествовать по Италии и Греции, — задумчиво проговорил Джаспер.
— И по Франции.
— Что? — Джаспер остановился.
Через минуту Манро заметил, что обогнал его, и обернулся: