— Если вы в таком виде пойдете вниз, у вас появится прекрасный шанс споткнуться и свернуть себе шею, — предостерег он. — Ваши шансы выжить резко возрастут, если вы отправитесь наверх, крепко держась за перила. Я кого-нибудь разбужу и прикажу найти что-нибудь съедобное в кладовке. — Махнул ей рукой. — Идите.
— Фенвик, должно быть, еще не спит, — сказала Леони. — Ему не нравится рано ложиться. Он вырос в мире, где не соблюдался режим.
— Я его найду.
Здание было высоким и, как множество других домов в Лондоне, — узким. Дома такого типа имели примерно одинаковую планировку. Лисберн довольно хорошо представлял себе, что комнаты слуг здесь были намного меньше тех, в которых жили слуги в его городском доме на Риджентс-Парк. По правде говоря, он никогда не наведывался на половину слуг — не хозяйское это дело. А нарушение традиции могло подвергнуть испытанию самоуважение слуг. Домашнее хозяйство — хрупкий и сложный механизм. Ему вредны любые потрясения.
В то же время Саймон досконально знал поэтажные планы своих домов. Всех домов! Он знал, кто и где работает, чем слуги занимаются и сколько это ему стоит. Он жил за границей, но это вовсе не означало, что его недвижимость оставалась заброшенной, как и те, кто работал на него. С положением, властью и деньгами пришло осознание собственной ответственности. Это был один из первых уроков, который отец преподал ему.
Кто-то ведь должен быть хорошо организованным. Кто-то ведь должен прочно стоять на земле. Кто-то ведь должен брать на себя ответственность, не важно — готов он к тому или нет.
Немного позже
Маркиз Лисберн сам приготовил сэндвичи. Для нее!
Леони посмотрела на поднос в его руках, потом на его лицо. Ей стало интересно, уж не спит ли она и не вступила ли в сказочную страну волшебства и чудес.
— Мальчишка уже почти заснул, и я так и не понял, что он мне говорил, — объяснил Саймон. — Я знаю несколько языков, но кокни среди них нет. Поэтому нашел все сам — хлеб, ветчину, сыр и горчицу. А еще добрую бутылку вина. Я знаю, как ее открыть. Я даже знаю, как приготовить сэндвич.[15]
Он поставил поднос на стол.
Леони так и не добралась до своей туалетной комнаты, чтобы провести утомительную процедуру раздевания, только скинула мантилью. Ее сил хватило лишь на то, чтобы добраться до гостиной. Войдя сюда, она увидела на столе тетрадь Софи. Открыв ее, вгляделась в такой знакомый почерк сестры. И заплакала. Через минуту глаза у нее снова стали сухими. Она была рада за свою сестру. За обеих сестер. Правда! Они влюбились, и мужчины-избранники женились на них, несмотря на то, что быстро обнаружили, что это означает — принадлежать к роду проклятых Делюси или к их французскому двойнику Нуаро. Это было чудесно и волшебно! Они были счастливы! Леони очень хотелось, чтобы ее сестры были счастливы.
Проблема заключалась в том, что она устала, и вечер выдался тяжелым и обескураживающим, ей так и не удалось поесть, и да, вела она себя… излишне эмоционально.
Все это было очевидно, и Леони внутренне собралась.
И тут он вошел в дверь, неся поднос с сэндвичами, которые сделал сам, своими аристократическими руками.
Именно в этот момент она перестала бороться с собой и влюбилась в него.
— Полагаю, вы составите мне компанию, — сказала мисс Нуаро твердо, насколько было возможно. — Вы не могли всерьез рассчитывать на то, что я съем все это одна.
— Очень надеялся, что вы меня пригласите, — признался он. — Умираю от голода. В отличие от Суонтона во мне нет и намека на изнеженную чувствительность, и я не способен жить одними чувствами. — Переставив с подноса на стол тарелки, бокалы и бутылку, Саймон прислонил его к ближайшей стене. Потом занялся сервировкой.
Он сел на место Марселины — не напротив Леони, но и не рядом.
— Ешьте, — приказал он. — Я трудился как раб, готовя это.
— Вы одержимы едой, — заметила мисс Нуаро.
— Вам слишком много приходится работать, чтобы еще и от еды отказываться, — сказал маркиз. — Вам нужно быть сильной. Вашим девушкам нужно, чтобы вы были сильной. Мне это тоже нужно. У нас есть загадка, которую необходимо решить, и как можно быстрее. — Он поднял бокал. — Но не сегодня. Сегодня нам нужно успокоиться и поддержать наши тела пищей и выпивкой. А завтра мы выходим на охоту.
— Мы… — сказала она.
— У нас на двоих одна проблема, — объяснил он. — В наших лучших интересах решить ее вместе. Мне никогда не удастся сделать это со Суонтоном. Мне нужны ваши мозги. Те самые, которые сократили количество вероятных вариантов до двух. Именно они. Мне нравится, как вы мыслите.
Сердце у нее подпрыгнуло. Дважды. Она подняла свой бокал.
— Тогда за справедливость.
— Да, — согласился он. — Сегодня просто за нас.
Немного беспокоило, что они были вдвоем. Беспокоило, потому что Лисберн ощущал отсутствие ее сестер. Он не был мнительным человеком. И это не имело никакого отношения к ощущению, что в доме кто-то присутствует. Просто здесь, в гостиной, имелись характерные признаки: тетрадь на столе с записями, сделанными женским почерком, но не ее… Блокнот для эскизов, принадлежавший, должно быть, герцогине Кливдон… Вокруг стола три стула… Какие-то обрывки и обрезки, которые явно принадлежали кому-то другому. Сама комната была устроена для троих.
Ему было неуютно от ощущения, что здесь кого-то не хватает, но пока они ели, Саймон говорил о пустяках. Фенвик оказался вполне удачной темой. Леони давала мальчишке уроки, и как понял Лисберн, тот оказался хорошим учеником. Его манера говорить изменилась к лучшему, сказала мисс Нуаро, и он уже выучил алфавит и научился писать свое имя. Кроме того, распознавал большое количество слов, в особенности в печатном виде. Мальчуган делал заметные успехи, хотя она занималась с ним время от времени и всего несколько недель. Но когда он уставал или волновался, кокни снова вылезал наружу — эти чудовищные согласные, и гласные, и сленг, и да, тогда очень трудно было разглядеть какую-то связь с английским языком.
— Вам известно, почему ваша сестра решила подобрать его на улице и привести в дом? — поинтересовался маркиз.
— Софи сказала, что такой криминальный ум опасно оставлять на улице. Нам он больше пригодится.
— Я пока видел только, как он открывает двери перед клиентами. — Саймон снова наполнил бокалы.
— У него отличный контакт с лошадьми и большой багаж знаний относительно всего, что имеет отношение к экипажам, — сказала Леони. — У него в друзьях ходят все конюхи, просто кучера и кучера наемных карет. Через него мы получаем море полезных сведений. Его бывшие сообщники и знакомые не раз помогали нам в определенных делах. И нашим дамам он, кажется, нравится. У некоторых он ходит в любимчиках. Но нет, — вам, кажется, именно это интересно, — у нас не заведено в привычку спасать мальчиков от улицы. Мы решили сосредоточить наши усилия на женщинах.
Более чем двухгодичные усилия… Которые парочка аристократов порушила в течение нескольких минут.
Ему нужно восстановить справедливость. Но сначала стоит трезво взглянуть на вещи. Нужно все крепко обдумать.
Они покончили с едой, и дальше тянуть время было неприлично. Он уже и так задержался здесь.
Лисберн встал, намереваясь попрощаться, но снова замешкался. Потому что вид у нее, сидевшей в одиночестве за столом на троих, был бесконечно несчастным. Он с легкостью представил себе три женские головки — брюнетки, блондинки и рыженькой, — которые, сдвинувшись над столом, делятся между собой секретами, жалуются друг другу, шутят.
Задумался.
— Пожалуйста, скажите мне, здесь живет еще кто-нибудь помимо слуг?
— Недавно ко мне переехала Селина Джеффрис, по настоянию Кливдона, — ответила Леони. — Вы ее не видели, потому что она в постели уже несколько часов как.
— Мне кажется, лучше это была бы Матрон, — сказал Саймон. — Все-таки пожилая женщина.
— В качестве компаньонки-наставницы? — Она приподняла бровь. — Я ведь не леди. Хозяйкам магазинов не требуются компаньонки.
— Может, и так, однако большинство женщин держат при себе мужчин из соображений безопасности.
— Мы с сестрами не относимся к большинству женщин, — отрезала Леони. — Вы говорите прямо как Кливдон. Он хочет, чтобы я переехала к ним в особняк. Можете себе такое представить?
Он мог. Так поступить было бы правильно с точки зрения приличий, если не сказать — мудро.
Это было бы чертовски неудобно.
— За мной по пятам всюду следовал бы лакей, если мне нужно было бы выйти из дому, как это происходит с Марселиной, — продолжала она. — Я не понимаю, как сестра выдерживает. С другой стороны, она неважно себя чувствует, в особенности в последнее время. В любом случае я знаю, что вытащить меня отсюда — это приманка. Он хочет, чтобы мы перестали работать в магазине. У него на нас другие планы. А я не… готова.
Лисберн задумался. И было над чем, потому что женщины его круга не работали, а ему трудно относиться к ней как к женщине вне его круга. Кто бы там ни отвечал за ее воспитание, он воспитал ее так, как воспитывают настоящих леди. И она была леди. Это заметно по ее речи, по манерам, по походке. Это не было актерством. Или маской, которая соскользнет при случае.
И тем не менее она не являлась леди.
Саймон прошелся по комнате, любуясь коллекцией гравюр на стенах. Тут еще висела дюжина очаровательных французских модных картинок. И, что удивительно, подборка сатирических гравюр Роберта Крукшенка. Каждая высмеивала чрезмерности и абсурд в мире моды.[16]
— Вам стало бы скучно, я полагаю, — сказал он. — От ничегонеделания. Если вы не выросли на этом, жизнь кажется пустой. Ах, какая прелесть! — Он остановился перед гравюрой, названной «Денди в обмороке или… Совершенство в судорогах». Крукшенк изобразил сцену в оперной ложе. Персонажи были уморительны, сопроводительный текст — под стать им. Лисберн не выдержал и расхохотался.