Если бы Леони стояла к нему чуть ближе, он уловил бы ее запах. И тогда уж точно не был бы паинькой.
Саймон отошел к зеркалу и посмотрел на себя. Вид у него был не совсем аккуратным. Пуговицы на своих местах. Сапоги сияют. Вот волосы слегка взлохмачены, и галстук сдвинулся с места — все благодаря непредвиденным осложнениям с Кливдоном. Но ни единого признака «неряшливости отчаяния».
Услышал за спиной короткий смешок, тут же подавленный. Обернулся.
Выражение лица у нее было серьезное, но Лисберн не сомневался, что Леони развеселилась, увидев, как он выступает в роли Нарцисса — это он-то, который всегда перекладывает на своего камердинера сомнительную честь устраивать суматоху из-за его внешнего вида!
Она рассматривала лист бумаги в своих руках.
— Опять две колонки? — усмехнулся Лисберн. — И проведенные по линейке?
— Ну, конечно, — не стала отпираться Леони. — Мне нужно взвесить все «за» и «против», вызывать Софи или нет. «Против» больше, чем «за». Не буду вас утомлять подробностями. Она сможет найти способ обратить эту ситуацию в нашу пользу, я не сомневаюсь. Но у нас есть веские причины против ее немедленного возвращения. И поэтому, я считаю, мы должны выпутываться сами, но сначала нужно докопаться до правды. Мне объяснять причины?
Ему стало интересно, почему Софи, которая была так важна для «Модного дома Нуаро», должна оставаться в стороне. Он слышал какие-то разговоры насчет ее и Лонгмора, но ничего, за исключением их свадебного путешествия, не могло объяснить этого вынужденного отсутствия.
Саймон понимал, что лучше не спрашивать. Иногда Леони могла быть поразительно прямой и откровенной. Но если — нет, значит — нет, и вопрос исчерпан.
— Мне самому хочется разгадать тайну этой женщины Суонтона, — сказал он. — Но мои мотивы очевидны. Хотелось бы услышать ваши.
— Все очень просто, — объяснила мисс Нуаро. — Если мы узнаем, что Суонтон неправ, он выплатит ей компенсацию. Для нас это будет хорошо. Так как «Модный дом Нуаро» и Общество модисток теперь ассоциируются с его именем, мы лучше будем ассоциироваться с правильными поступками. Люди любят признания в собственной вине и ее искупление.
— Они еще любят, когда вздергивают на виселицу.
— Надеюсь, до этого не дойдет, даже если мы обнаружим жульничество, — сказала она. — Но сначала нужно узнать, что это такое.
У него не было ни малейшего сомнения, что Леони уже расписала все возможные действия для каждого ожидаемого результата.
— Я с удовольствием выбью правду из Тикера и Меффата, — заверил ее Лисберн. — И хотя я не нуждаюсь в помощниках, думаю, что Кливдон будет рад мне в этом посодействовать. Это, кстати, хороший способ восстановить наши… э… дружеские отношения. Мне не нравится конфликтовать с ним.
Ему это очень не нравилось. В особенности когда он понимал, что заслужил нападение со стороны герцога.
— В последние дни Кливдон страшно раздражителен из-за Марселины, — заметила Леони. — Но я предпочла бы оставить кулаки на потом как последнее средство убеждения. Нам лучше найти женщину.
— За исключением Тикера и Меффата никто не знает, кто она такая, — напомнил Лисберн. — Она может находиться где угодно. Мы не знаем, как ее зовут. Я даже толком не рассмотрел ее.
— У меня есть номер их наемной кареты, — сказала мисс Нуаро.
Лисберн удивленно заморгал. Затем сообразил, как это глупо с его стороны — удивляться. У нее было все в порядке с логикой, с внутренней дисциплиной. Плюс к тому цифры — ее стихия. Ей хватило присутствия духа — или безрассудства! — или того и другого — чтобы пойти за Тикером и женщиной, пока Лисберн со Суонтоном в замешательстве пытались поймать свои собственные хвосты.
— Вы знаете, сколько наемных карет курсирует по улицам Лондона? — поинтересовался он. — Больше тысячи. Это означает, что они могут находиться в любом месте в течение дня. Или ночи.
— Фенвик знает большинство из этих кучеров, — сказала она. — По-моему, я упоминала об этом.
Лисберн вспомнил. Ее сестра Софи подобрала Фенвика на улице. Паренек любит лошадей и дружит с конюхами и кучерами. Леони говорила ему об этом. Прошлой ночью.
Перед чрезвычайно приятной интерлюдией.
— Мы все еще мало знаем о Фенвике, — призналась мисс Нуаро. — Мальчуган молчит о своем прошлом. Но мы совершенно точно знаем, что он хорошо знаком с менее элегантным населением Лондона. Я отправлю его поискать следы женщины в черном.
— Вы отправляете на поиски мальчишку, который носит роскошную ливрею и который говорит на своем варианте английского, — сказал он. Ум у него был занят другим, не тем, чем стоило бы. Лисберн не мог оторвать взгляда от кушетки. Потом проделал мысленный путь наверх, в гостиную. Он вспомнил, как раздевал Леони. Такое не забывается. Ее трогательный жест стыдливости, когда она прикрыла роскошную грудь корсетом… И полное отсутствие стыдливости и чувства неловкости немного позже.
— Люди, с которыми он разговаривает, прекрасно его понимают, — объяснила мисс Нуаро. — Он уже не первый раз помогает нам найти пропавшего человека. Будем надеяться, что у него это получится быстро. Сегодня пройдет последняя ассамблея в «Олмаке». Никто из Лондона не разъедется сразу после нее, но к концу месяца город опустеет.
— Это десять дней, — заметил Лисберн.
— Мы не можем позволить себе десять дней оставаться без клиентов, — сказала Леони. Помолчав, отошла к креслу и забрала с него обрывок ленты. Сегодня покупателей не было, значит, он остался со вчерашней ночи.
«Вчерашняя ночь! Вчерашняя ночь!»
Он мог бы закрыть дверь. Посетителей не ожидалось. Швеи работали на нижнем этаже. Ее можно было бы увести за занавес…
— Боюсь, я буду вынуждена продать Боттичелли, — объявила она.
Надо было видеть лицо маркиза Лисберна в этот момент.
Ум его блуждал где-то в другом месте. Леони понимала это и прекрасно представляла, где именно. Ее ум стремился туда же. Телом она уже была там. В его объятиях! И занималась с ним тем же, чем занималась прошлой ночью, и позволяла себе даже больше того. Ею владели такие прекрасные, такие бесстыдные мечты.
Но сейчас была середина дня. Отвратительного дня! А эти мечты предназначались для ночи, как и занятия любовью.
Чтобы их осуществить, нужно было сбежать отсюда. Но она не могла позволить себе этого. Имелась насущная, опасная проблема, которая требовала немедленного решения. Если ее не решить, то она потеряет все самое важное в жизни, все, чего ей и сестрам удалось добиться, ради чего они рисковали и боролись. Она потеряет все, чему ее научила кузина Эмма, и это будет то же самое, как снова увидеть ее умирающей.
Леони должна сосредоточиться на своих делах.
Лисберн — это наслаждение. Нет, для нее он значил гораздо больше. Она влюбилась и с радостью отдалась ему и будет делать это снова и снова, пока он не порвет с ней. Или пока вдруг не случится чудо, и она не придет в себя и не порвет с ним сама.
Но дело — это самое первое, последнее и самое главное всегда. Нужно преодолеть проблемы, при этом не теряя ни минуты.
— Боттичелли? — переспросил он.
— Наш спор, — напомнила Леони. — Леди Глэдис, ее воздыхатели, предложения и приглашения до конца месяца. Вы забыли?
Его зеленые глаза прищурились.
— Не забыл. Две недели со мной. Нераздельное внимание мне. И никаких дел.
— Если ситуация не изменится, у меня не останется никаких дел.
— Так какого же дьявола вы рассчитываете победить, если дамы не пойдут к вам в магазин? — удивился Лисберн. — Глэдис живет у леди Уорфорд, вы знаете, пока ее отец — знаменитый генерал — находится за границей, отправляя солдат на смерть непонятно где. Это не важно, даже если вы связаны узами брака. Даже если бы вы были родной сестрой Клары и угодили в скандал, леди Уорфорд отправила бы вас жить с овцами на пустынный остров возле шотландского побережья, и Кларе было бы строго-настрого запрещено даже написать вам послание.
— Леди Глэдис должна появиться у нас, — сказала Леони. — Мы сшили ей два платья для променада, бальное платье и платье для ужина. А Джоуни Баркер соорудила очаровательную шляпку. Софи — гений в этой области, а Джоуни — ее протеже.
— Куда, к чертям, подевалась Софи, если она такая незаменимая?
— Туда, где ей необходимо быть, — отрезала Леони. Она вспомнила, что сказал Кливдон о возвращении Лонгмора в Лондон для того, чтобы убить Суонтона. В течение нескольких часов этого, однако, не случится. В данный момент они находились в Шотландии. — Я лучше напишу ей и отправлю письмо экспресс-почтой. Объясню, что все под контролем, поэтому ей не стоит приезжать, чтобы не усложнять ситуацию.
Она направилась к двери. Лисберн остановил ее, взяв за руку. Прикосновение было легким, однако она почувствовала, как ее охватил жар, как сжалось все тело, в особенности в том месте, которое соединяло их вчера ночью.
— Я не собираюсь лишаться моего Боттичелли, — сказал он. — Однако мне хочется дать вам реальный шанс. Хотите, я напишу Лонгмору? Или поговорю с ним, если это возможно.
Что ей оставалось делать? Леони поднесла руку к его щеке. Лисберн повернул голову и поцеловал ее в ладонь.
— Я хочу помочь, — сказал он. — Я не собираюсь сидеть в ожидании новостей от Фенвика. Может, мне самому отправиться к Лонгмору, чтобы он убил меня?
— Живым и здоровым вы принесете больше пользы. — Леони убрала руку. — Если я напишу, Софи меня послушает и уговорит его — или отвлечет его чем-нибудь, если потребуется. Вы нужны мне в Лондоне.
— Звучит многообещающе, — оценил он. — Но у меня такое ощущение, будто вы имеете в виду совсем не то, о чем я думаю.
— Мне нужен шпион, — сказала она.
— Это означает, что я должен сообщать вам информацию, изменив внешность и глубокой ночью?
Он произнес это тихим, вкрадчивым голосом. Губы сложились в улыбку. Он придвинулся к ней, наклонился с таким видом, будто в мире не существует больше ничего, кроме нее.
Леони не могла позволить, чтобы он пришел сюда опять среди ночи. Она не могла рисковать, в особенности в такое время.