Суонтон сглотнул.
— Это слезы счастья, и все. А что касается ее отца — он вернется в Лондон, метая громы и молнии, как только получит наши с лордом Уорфордом письма. Но он уполномочил лорда Уорфорда выступать в качестве родителя, и у меня есть его согласие.
— Тебе известно, что Боулсворт сделает все, чтобы лишить тебя воли к жизни, — сказал Лисберн. — Ты помнишь, что сам говорил о том, как враги спасаются бегством, только заслышав его голос?
— Да, но у меня будет Глэдис, и тогда совершенно не важно, что он станет говорить, — заявил Суонтон. — Кстати, у нас есть собственная стратегия, как разрушить планы врага. — Он улыбнулся. — Мы с ней придумали несколько сценариев. Она заставляет меня смеяться, она так вышучивает меня… О, не обращай внимания. Я смотрю, ты утомился, слушая мои речи.
Что угодно, только в данный момент Лисберн не чувствовал себя утомленным. Возможно, он был слегка ослеплен внезапно сошедшим озарением.
— Заставляет тебя смеяться, — задумчиво произнес Лисберн. — Вышучивает тебя. Родственные души, говоришь?
— Да, это и еще много чего другого, — подтвердил Суонтон. — Но я заболтался. Теперь ты все знаешь, и мы можем объявить об этом всему свету. О черт, Саймон, я никогда не представлял, что могу быть таким счастливым!
Воодушевленный, он удалился, а полный задумчивости Лисберн отправился на поиски мисс Нуаро, которая скрылась где-то в толпе, воспользовавшись своим таинственным умением исчезать прямо на глазах. Его усилия не увенчались успехом, потому что то тут, то там его останавливали, чтобы задать вопрос о Суонтоне или о каких-нибудь пустяках.
Тем временем Уорфорды не стали затягивать с объявлением главной новости гостям. Перед началом танцев ошеломленный лорд Уорфорд огласил помолвку. Леди Уорфорд сияла.
В зале воцарилась мертвая тишина.
Лисберн зааплодировал. Глэдис метнула взгляд в его сторону. Потом улыбнулась ему, и в этот момент она была… Нет, не красавицей. Но она вся светилась изнутри. Стало понятно, что именно Суонтон нашел в ней.
Другие гости тоже начали аплодировать.
Только что помолвленную пару попросили начать первый танец.
— Мамочка просто вне себя от счастья, — леди Клара объяснила Леони. — Вы не представляете, какая это удача для нее. Леди Бартэм повела себя исключительно отвратительно, выказывая свою симпатию из-за того, что мы предоставили Глэдис кров и развлекали ее. Однако леди Бартэм не может выдать замуж ни одну из своих очаровательных дочерей, а тут — в мгновение ока! — Глэдис находит себе мужчину, о котором мечтала каждая девушка.
— Не каждая, — заметила мисс Нуаро.
— Ну, разумеется, моя дорогая. Я о нем тоже не мечтала, хотя он хорош собой, богат, владеет недвижимостью и довольно мил. Но его поэзия! — Оглянувшись, леди Клара понизила голос. — Это такой ужас, до дрожи. Однако Глэдис говорит, что у него прекрасная душа и… Вы ведь видели, как он на нее смотрит.
— Мне было бы все равно, если бы на меня так смотрели, — сказала Леони. — Хотя это случится рано или поздно, должна заметить.
Изумившись, Клара слегка отодвинулась.
— Вы что, совсем слепая? Мой кузен Лисберн точно так же смотрит на вас.
Но Лисберн смотрел так на любую девушку, у него это получалось чисто инстинктивно. Леони тоже умела так смотреть. Она могла заглянуть мужчине в глаза и заставить того поверить в то, что он — и солнце, и луна, и все звезды на небе.
Леони не стала говорить об этом Кларе. Ее светлость со временем сама лишится подобных иллюзий.
Хотя однажды какой-нибудь джентльмен посмотрит на эту прелестную девушку взглядом, полным любви. Этот взгляд пронзит все ее существо, достигнет самых потаенных уголков ее сердца. А потом в один прекрасный день на нее посмотрит тот самый, нужный ей человек, и леди Клара ответит ему взаимностью. И сможет свободно отдать ему свое сердце, потому что…
— Так и знал, что найду вас вдвоем в уголке, украдкой наблюдающих за всеми, — донесся низкий мужской голос, от которого у Леони по спине побежали мурашки.
— Саймон! — воскликнула Клара. — Мы только что о тебе говорили. У тебя уши не горят?
— Даже если и так, то нет ничего удивительного в том, что я этого не заметил, потому что мне столько лапши навешали на уши, — усмехнулся он. — На каждом шагу кто-нибудь отводил меня в сторону, чтобы поделиться тем или иным, или спросить, что я собираюсь делать, или рассказать, как их можно одолеть, взмахнув перышком. Если бы у меня было перышко, сейчас половина народа в зале уже растянулась бы на полу.
Лисберн посмотрел на Леони. Его взгляд смягчился, и это заставило затрепетать ее сердце, как у юной девицы.
— Я целую вечность искал вас. Вы обещали мне танец.
— Насколько помнится, вы обещали оказать мне величайшую честь.
— Ну вот, я тут, — склонил он голову. — Меня заверили, что следующим будет вальс. Думаю, что ваше платье от вальса только выиграет.
— Вижу, что лорд Геддингс уже ищет меня, — сказала Клара. — Мне страшно интересно, чем закончатся ваши переговоры, но если кто-то обещает танец, обещание нужно держать, за исключением случаев, когда поломаны конечности, да и то только если переломы множественные.
И она удалилась — видение в сиреневом.
— Ты выиграла, — признал Лисберн.
— Да, — кивнула Леони. — Ты не рад?
— Если это шутка такая, то довольно жестокая, — заметил он. — Две недели! У меня было бы целых две недели наедине с тобой, если бы мой глупый кузен подождал еще один день, чтоб ему провалиться.
Она попыталась найти намек на шутку в его глазах, в звучании голоса. Но нет!
Лисберн, должно быть, понял ее, потому что коротко хохотнул.
— Я просто неудачно выразился. Но все так… — Он замолчал, потом тряхнул головой. — Оркестр начинает. А у меня есть танец. Я потом прикину, чего еще смогу добиться.
— Если будешь милым, — сказала Леони, — то могу гарантировать тебе два танца. — Она понимала, что не должна этого делать. Но не знала, как сопротивляться соблазну, который стоял прямо перед ней.
Он улыбнулся.
— Иди сюда, вредная девчонка. Ты чересчур красива сегодня. Это почти невыносимо. Я едва удерживаю в узде свой дурной нрав.
— Иди сюда? — возмущенно переспросила она.
Лисберн только тихо засмеялся, привлек ее к себе, а затем вывел на паркет, где в танце уже кружились пары.
А потом…
А потом…
Чудо!
Все было, как он и говорил. По сравнению с этим сверкающим собранием «Воксхолл» был просто мерцанием светлячка в безлунной ночи.
Величественный бальный зал заполнен роскошно одетыми людьми. Над их головами из-под сводов свисали три огромные люстры. Свет преломлялся в мириадах хрустальных подвесок, разбрасывая вокруг радужные всполохи. А внизу плыли бальные платья из всех видов муслина и шелка разнообразных оттенков белого и любого другого цвета, встречающегося в природе. Как и в «Воксхолле», одетые в черное мужчины казались тенями на фоне красочного водоворота. Но в отличие от «Воксхолла» здесь было больше пищи для взора, для слуха и для чувств. И было по-настоящему красиво.
Рядом кружились не дюжина, а десятки пар. Сверкали роскошные драгоценности. Жемчуга и брильянты, и сапфиры, и рубины, и изумруды, и камни других оттенков вспыхивали в женских прическах, в ушах, на груди, на запястьях и пальцах, сияли на их платьях.
Оркестр играл божественно. Вместе с музыкой доносился другой, текучий звук, похожий на порывы летнего ветерка или на шепот тайн на ухо. То было шуршание муслина и шелков. Танцевать этой ночью оказалось сравнимо со сном наяву, а временами шуршащий звук напоминал хруст простыней на постели.
Одна его рука, затянутая в перчатку, лежала у нее на талии, другая — сжимала ее руку. Леони казалось, что в движении она переносится в какую-то другую реальность. Этим вечером она уже танцевала с другими мужчинами, но теперь все было по-другому. Это и не могло быть таким же. Она ощутила свое родство с ним в первый же раз, когда встретила Лисберна, ощутила сильно, почти физически. И это ощущение родства становилось только сильнее, проникало в кровь, в самое сердце.
Он сделал ее своей, и теперь она принадлежала ему. Так ей казалось. Разум твердил совсем другое, но тело не желало слушать его. Сердце тоже не желало слушать голос разума.
Лисберн еще никогда не был настолько похож на римского бога, как сейчас. Он блистал, как это полагается богам. Сияющие огни танцевали над его головой и мерцали в его зелено-золотистых глазах. Леони опустила взгляд, потому что, смотря ему в лицо, она становилась глупой и непростительно мечтательной — а он ведь всего лишь мужчина, в конце концов! — и изумруд на его галстуке как будто подмигнул ей.
Она почему-то была уверена, что леди Глэдис и лорд Суонтон танцуют где-то рядом, но они могли танцевать и в другом мире. Несмотря на то что гости целиком заполнили бальный зал и рассыпались по соседним комнатам, ей казалось, что эти люди оставались в отдалении, далеко под ними. Они топтали землю, а она в это время парила среди звезд. Сердце у нее было разбито, и все равно Леони не могла припомнить, когда еще была так счастлива.
Ах, да, когда в последний раз лежала в его объятиях.
— Ты вошла в зал, и у меня перехватило дыхание, — сказал Лисберн.
— Наше появление втроем не всякий ум сможет выдержать и остаться трезвым, — усмехнулась Леони.
— Нет, я говорю только о тебе, — возразил он. — Другие с таким же успехом могли бы быть занавесями, которые обрамляют вид из окна.
— Ну, хорошо, — сказала она. — От твоего вида у меня тоже перехватило дыхание. Здесь нет ни одного мужчины, одетого так, чтобы подходить моему платью.
— Вообще-то это я подхожу тебе.
— Ты недооцениваешь свой жилет.
Лисберн театрально вздохнул.
— Проклятый Полкэр! И благослови его господь. Когда он подал мне этот жилет, я сказал ему: «Вы с ума сошли? Слоновая кость и золото? Этим вечером?» На это он мне ответил, что в ужасе от моей стычки. С кем — не сказал, но я подозреваю, что ему это известно. Так как он знает все — провидец. Пойдем со мной в сад.