— Тихо! Ты только что разрушила все мои надежды и мечты. Если будешь так любезна и останешься грациозной, пока я тебя несу, то мне удастся побороть в себе жгучее желание кинуть тебя в декоративный бассейн лорда Уорфорда.
Последний раз, когда он на руках нес ее до магазина, ему это не показалось трудным. Карманной Венерой ее, конечно, нельзя было назвать, но Саймон был сильнее, чем казался. В любом случае он бы донес ее до Луны, если бы потребовалось. Но это не требовалось. Он просто шел под горку. И разговаривал, чтобы отвлечь ее, что удалось, но ненадолго.
— Лисберн, ты пьян? — забеспокоилась Леони. — Магазин в другой стороне.
— Но стоянка наемных карет в этой стороне.
— О, я, оказывается, слишком тяжелая для тебя? — съязвила она. — Поставь меня сейчас же, я пойду своими ногами.
— Нет. — Ответ был короток.
Возникла напряженная пауза.
— Куда ты меня тащишь?
— Домой.
— Но он в нескольких шагах вверх по улице.
— Я же не сказал, в чей дом, — возразил Саймон.
Как она могла быть настолько глупой, чтобы поверить в то, что он легко сдастся?
Он был аристократом. А когда им в голову втемяшится какая-нибудь идея, то даже все лошади из конюшни Авгия, запряженные в одну упряжку, не вытащат ее оттуда.
— Сейчас не Средневековье, — возмутилась Леони. — Ты не можешь унести меня в свое логово.
— Так посмотри на меня, — предложил Лисберн.
Она забилась у него в руках.
— Поставь меня на землю!
Его хватка стала лишь крепче.
— Поставь меня на землю или я закричу, — пригрозила Леони.
— У меня есть отличная идея, как не дать тебе закричать.
Он может поцеловать ее, и тогда она растает, сдастся и откажется от всех, кто зависит от нее. И откажется от себя!
Она принялась извиваться, работая руками и ногами, и так неистово, что ему пришлось отпустить ее. Но прежде чем ей удалось вырваться и броситься бегом вверх по улице, он схватил ее и, перекинув через плечо, зашагал в сторону Сент-Джеймсского дворца.
— Лисберн, отпусти меня!
— Саймон, — поправил он ее.
— Я в жизни не назову вас так, милорд! Отпусти меня, ты… ты…
— Зверь, — подсказал Лисберн. — Зверь — это хорошее слово. Клише, в известной степени. Но клише удачно описывают реальность, иначе они не стали бы клише. Вот мы и дошли. — Он остановился у первого из наемных экипажей, выстроившихся в линию, и повернул ручку двери.
— Меня похитили! — что есть сил завопила она. — Помогите!
Лисберн засунул ее внутрь.
— Это моя жена, — пояснил он кучеру. — Немного перебрала. Живо трогай. — Бросил ему монету. Наверное, то была гинея, да и пес с ним.
— На Риджентс-парк, — приказал Лисберн.
Глава 18
Мы тщетно пытались найти многих щеголей, принадлежащих к высшему обществу, которые стали постепенно исчезать из Лондона. И хотя сейчас город вряд ли можно назвать пустым, те, кто еще остался, старательно избегали нас, явно рассчитывая не отставать от своих модных сверстников в период летних каникул.
«Ассамблея красоты», август, 1823 г.
Ночь была теплой, и предыдущие пассажиры опустили окно в карете. Понимая, что без труда дотянется до ручки на дверце, Леони притворилась, что обессилела, и устроилась в уголке своего сиденья. Лисберн сел напротив. Но когда она вскочила, чтобы открыть дверцу, тут же оказался на ногах и снова усадил ее.
Леони вспомнила, с какой скоростью он среагировал в Британском Институте, когда перехватил ее, не дав упасть. Из всех мужчин в мире ее похитил тот, у кого молниеносные рефлексы.
— Гони! — крикнул он кучеру. После этого Лисберн поднял окно больше чем наполовину. — Хорошенькое получится похищение, если ты сбежишь до его начала. — Он откинулся на спинку сиденья.
В этот час Сент-Джеймс-стрит была пустой, и кучер смог гнать коней во весь опор. Даже если бы ей удалось быстро опустить окно и выпрыгнуть наружу, она наверняка свернула бы себе шею.
Паника овладела ею. Но Леони не была самоубийцей.
Она села прямо и сложила руки на коленях. «Думай», — сказала себе. Все-таки она из рода Нуаро. И Делюси. Она обязательно выберется отсюда.
Но чтобы думать, нужно было успокоиться, а этого не удавалось. Леони попыталась подсчитать количество гостей на балу, соотношение мужчин к женщинам и процент дам, которые не были одеты в наряды от «Модного дома Нуаро». Не помогло. Она принялась разрабатывать план.
Тем временем карета миновала Пиккадилли и свернула к Квадранту. В голове у нее рождались планы, один за другим, и так же один за другим отвергались как невозможные и безумные. Она была в растерянности — в состоянии, которое ненавидела всей душой. Слезы навернулись на глаза, и от этого Леони по-настоящему разозлилась. Чем дальше они уезжают от Сент-Джеймс-стрит, тем труднее ей будет добираться до дома. У нее не было с собой денег, чтобы нанять другую карету. С каждой минутой обратная дорога становилась длиннее, а газовые фонари уже не могли разогнать уличную темноту. Но освещенная или нет, улица Риджентс-стрит была небезопасной для одинокой женщины в такой час.
Для обычной женщины — возможно, но только не для Леони Нуаро! Разве она не ходила в одиночестве по куда более опасным для здоровья кварталам в Париже и в других городах?
Но тогда Леони была ребенком, потом подростком, одетой так, чтобы не привлекать к себе внимания. В те дни она не одевалась роскошно и не носила драгоценности. Марселина настояла, чтобы она надела ее жемчуга. Жемчужина, которая сейчас прижималась к ее горлу, была просто огромна. Даже если она снимет драгоценности…
Дура! Никчемная дура! О том, чтобы идти пешком, одной, не могло быть и речи.
— Я тебя ненавижу.
— Пожалуйста, мадам, вы можете придумать что-нибудь получше.
— Ты мне отвратителен, — заявила она. — Меня от тебя тошнит. Вы — не джентльмен.
— Это мне больше нравится.
Леони ощутила собственную беспомощность. Ей захотелось спрятаться в его объятиях и разрыдаться. Но она была взрослой женщиной, у которой имелся собственный магазин, вероятно, самое успешное в Лондоне ателье по созданию женской одежды. И в жизни она видела столько, сколько ни одна из благородных леди не видела. И уже оказывалась в ситуациях тяжелее, чем эта.
Но она распадалась на части.
Гнев все больше охватывал ее. Она почему-то перешла на французский, чтобы гвоздить его словами. Обидные слова сами собой приходили на ум по-французски, но Леони не успела высказать ему все до конца, потому что карета остановилась перед виллой Лисберна в Риджентс-парк.
Он улыбнулся и протянул ей руку.
Что ей оставалось делать? Бежать? Как бы то ни было, трусихой она себя не считала. Он привез ее сюда, чтобы воспользоваться ее слабостью.
Ее слабостью к нему, конечно. Что означало, что в программе стоит соблазнение. Физическое и финансовое. Он покажет ей свой роскошный дом — один из нескольких! — и заставит ее понять, как нелепо она ведет себя, отказываясь выйти за него.
Все в мире сочтут ее странной. Или сумасшедшей.
Потому что никто не может понять ее.
Ладно! Пусть делает, что хочет. Она выжила в Париже во время эпидемии холеры. Выживет и сейчас.
Вздернув подбородок, Леони приняла его руку и позволила ему помочь ей выйти из кареты.
Оглядела фасад дома — современного дома, построенного не более десяти лет назад, прикинула она. Классический портик, а также строгие, элегантные линии здания вызывали ассоциации с греческими и римскими храмами. Именно такая резиденция больше всего подходила римскому богу.
Он тоже поднял глаза вверх.
— Его построил Бертон, как и множество других красивых зданий в Лондоне. Отец вложился в строительство. Он очень любил этот дом. Жаль, что так недолго пожил в нем.[27]
Леони отметила незнакомую напряженную интонацию в его голосе и посмотрела на Лисберна. Но его лицо оставалось замкнутым.
Этому виной она?
Она действительно сделала ему больно?
Ее затопило чувство вины, ей стало стыдно за себя.
У нее имелись свои проблемы, которые принимали угрожающие размеры. Однако он не делал ей больно. Ни разу со времени их знакомства Лисберн не повел себя нелюбезно. Раздражал? Да. Но никогда не сделал ей ничего плохого.
Что с ней случилось, если она платит ему злом?
— Ты абсолютно-абсолютно уверен, что не хочешь засунуть меня в карету и отправить назад?
— Искушение просто невероятное, — сказал он. — Но я решительно его преодолею. А вот и мой дворецкий Эдкинс, который собственноручно открывает нам дверь в такой неурочный час. Вне всякого сомнения, кто-то из слуг высмотрел нас в окно и сообщил ему, что хозяин приехал с красивой юной девушкой, личность которой неизвестна. Надеюсь, Эдкинс не упал в обморок. Я никогда еще не привозил домой красивых молодых женщин. Однако он явно готов к этому, как и к любой другой ситуации, я прав, Эдкинс?
— Ваша светлость изволит шутить, — произнес дворецкий. — Я уже несколько дней не падал в обморок.
Лисберн протянул ему шляпу и перчатки.
— Распорядитесь, чтобы прохладительные напитки подали в кабинет, и как можно скорее, — бросил он ему через плечо и стал подниматься по главной лестнице.
Леони, как слепая, двинулась следом, но вдруг остановилась.
— В кабинет?
Обернувшись, он пристально посмотрел на нее, приподняв бровь.
— Ты думаешь, я отведу тебя в мою спальню после того, как ты себя вела? — приглушенным голосом спросил Лисберн. — Нет, кабинет — как раз то, что нужно. Мне даже почти захотелось использовать его по примеру отца, который учил там провинившихся и наказывал розгами. — Оглядел ее с головы до ног. — Я уже готов… — Голос его упал до шепота. — Я наклоню тебя над столом, задеру тебе юбки, стяну панталоны, а потом… — Лисберн замолчал и покачал головой. — Искушение чрезвычайно велико, потому что ты мерзко обошлась со мной. Но нам нужно заняться делом.