А потом Саргона выбило из облегченного миросозерцания очередным витком перепалки.
— Не так, демоны тебя возьми, не так! Слишком много думаешь!
— Копье есть копье… — Указательный палец тыкал в древко так, словно там изобразили город, который надо оккупировать.
— Слишком мало думаешь!
— Почему вообще мечник учит тебя копью? Ударь его дубиной, Ма!
— Не о том думаешь! А Камею стоит заткнуться!
— Ай! Почему ты ударил меня, а не его?
— За твои мысли!
— Ха! Скорее, за мелкие мышцы и ссыкливую душон… Ты! Мелкий ублюдок, как ты посмел сожрать мой кусок вяленого мяса⁈
— Оно было просто великолепно. Я урчал от удовольствия, старик…
— Мне всего двадцать восемь! Или девять… Даже тридцати еще нет, отродье ты Апладада!
— Этот почтенный отрок удивлен, что его грозный товарищ еще не умер от старости! Наверняка он уже стал бессмертным, ведь простые люди столько не живут…
— Твой отец вдвое старше меня!
— Ах, вы тоже умеете видеть духов!
Дикий подростковый ржач прервал попытки вести почтительную беседу из мирной жизни.
Саргон улыбнулся.
Они все также ссорились… Но теперь он видел в галдящей толпе ростки доверия.
Юлвей, в конце-концов, смирился со своим местом в отряде, начал общаться не только с Саргоном и Уру. Сейчас он даже помогал Ма освоить копье! Камей играл с Ванем в крестики-нолики на пыльном полу с помощью искривленных веток чертодрева. Игру когда-то сам Саргон со скуки показал своему сверстнику Каню. Давно, еще до первой волны. А тот, видишь, запомнил и передал.
Рядом лежал на нарах бывший чиновник Уру. Лежал и тихонько наигрывал запутанную мелодию на своей флейте, а потоки Ци в странной, игривой беспорядочности шевелили волосы бывшего бандита и старого мечтателя.
Юншэн сидел в своем углу, буквально заставленным и завешенным всевозможными травами, кусками окаменелой коры, лопухами, чертодревами, рисунками на первых, вторых и третьих, царапинах на четвертом. обрывками чужих, явно выброшенных табличек, кое-как соскобленных и снова использованных по назначению, а также многими другими вещами неясной принадлежности.
Однако больше всего изменений претерпела стена позади фармацевта: он покрыл обрывками свитков, дощечками и гладкими каменными пластинами всю стену, сделал эдакое монументальное мозаичное полотно, не меньше трех метров в длину и двух — в ширину. Оно освещалось сразу четырьмя факелами и одним тусклым кристаллом по центру.
В расположении, цветовой схеме и нечитаемых с такого расстояния знаках виделся некий общий смысл, глобальная задумка сродни таблице Менделеева, про которую Саргон, пускай и с экивоками, рассказывал Юншэну.
К сожалению, сам фармацевт настолько же сильного впечатления не производил.
Со стороны тот вообще сильно походил не то на сумасшедшую бабку-гадалку с синдромом плюшкина, не то на посконного старовера в окружении всех экологически чистых вещей, которые он смог напылесосить с округи самыми разными способами, вплоть до унизительных.
А еще рядом с ним сидела Айра.
Оба они выглядели бледными, осунувшимися, неприкаянными грешниками, которые вдруг перестали получать удовольствие от нечестивых дел.
Однако если элами казалась злой, но красивой сироткой из пьющей семьи, то фармацевт со своим профилем мог бы сыграть в советских фильмах и Кощея, и утопленника, и каждый из двенадцати стульев.
А еще Юншэн с Айрой общались.
Событие редкое, как парад планет, удивительное, как комикс: «Удивительный Человек Паук», и, что уж говорить, пугающее. Как пугает Лавкрафт, если после смерти попасть в его писанину вместо обычного фелино-феминного исекая со свальным грехом и длинными названиями.
Еще более удивительно, что сидящие вокруг люди от такого зрелища не бегали по казарме с выпученными лицами и амплитудой безголовых куриц. Не кричали про конец света. Даже не пытались осторожно разнять две огнеопасные, ходячие угрозы (по их мнению — сам Саргон сомневался в мифической способности элами проклинать всех вдоль и поперек. С мнением сокомандников по фармацевту пришлось согласиться)!
Большая часть лишь косила на них лиловым глазом, иногда Камей перехватывал улыбчивого от злого куража Каня, брал огонь на себя, лишь бы тот не превратил и без того кошмарный дуэт в тройственный союз абсолютной мерзости.
Иначе подобный триумвират обязательно устроит местным Верден с Ипром.
Правда, почему мир спасал бывший бандит, а не сидящий рядом с ним Вань, было решительно непонятно.
"Хм, а ведь раньше мальчик никак не пытался лезть ни к Юншэну, ни, тем более, к Айре. Только перед моей вынужденной вылазкой за алтарем начал робко пытаться наладить контакт с фармацевтом… Ага, кажется я понял, где здесь собака зарыта… Слава Митре, не в буквальном смысле.
Все еще молодому юноше, даже скорее подростку, куда легче отбросить вбиваемые обществом установки. Фармацевт с недугом Яншао — сумасшедшее зло, не подходи, а то он тебя больно укусит, может даже не за жопу.
Зло-то оно зло, а вон, его ровесник, пусть и странный, вполне себе общается — к обоюдной выгоде. Может и мне стоит попробовать? Ага, примерно так. Или вообще не так. Не важно, мне же проще. Или сложнее, если Юншэн действительно начнет слушать мелкого пакостника. Тогда грустно станет всем…"
Тем временем, между элами и фармацевтом шел странный диалог.
Айра размахивала руками, потом Юншэн что-то мычал. Иногда они замирали, при этом девочка упрямо старалась поймать взгляд своего визави, чего психотичный оппонент откровенно избегал, зато резко вытягивал голову и щелкал зубами перед ее лицом, из-за чего уже сама элами отскакивала назад с придушенным визгом, а странные переговоры начинались сначала.
Этот цикл словно не имел очевидной формы завершения. Только вялую эскалацию, когда фармацевт почти укусил мелкую спорщицу за нос, после чего та начала агрессивно тыкать указательным пальцем в один из свитков-пазлов, составляющих причудливый узор на всей северной стене.
При этом Айра время от времени отвлекалась, смотрела себе за плечо или строго налево, затем кивала, принималась монотонно двигать губами. Словно повторяла вызубренный текст или читала с листа.
Что именно говорилось, сам Саргон с такого расстояния услышать не мог. Зато он хорошо различил фразу Каня:
«Гребаный Камей, а ведь я хотел предложить им ДЕЛО. Может, даже нашли бы Саргона…»
— Не надо меня искать с ТАКИМИ жертвами, — вымученно рассмеялся он, правильно оценив гипотетические жертвы среди населения.
Камей заслужил памятник, если не гранитный, то хотя бы из автомобильных покрышек или бытовых отходов, как на грядках вокруг хрущовок.
— Саргон!!!
Он предполагал, что его появление вызовет переполох. Может радость, может обвинения в пропаже, может облегчение или скрытую злость у некоторых. Он не ожидал, что…
— Останови эту пару голодных духов, ты, гребаный погонщик монстров! Они ВАРЯТ!!! — Глаза Камея бешено вращались, словно у сумасшедшего, фигура нависла над ним засохшим деревом в ночь Хэллоуина.
Саргон испуганно отступил. Он даже не понял, как его охочий до выпивки и драки, но не особо подвижный товарищ так быстро оказался рядом.
— Ва-варят?
— Варят!!! — В правую руку вцепился Ма. Грязного ворюгу, по совместительству самоназванного жреца Богини Чанъэ, трясло от напряжения.
— Варят!!! — Визгливо повторил он свой крик прямо в ухо растерянному юноше, который сам уже не рад своему приходу.
— Варят! — У входа попадали на колени и заплакали в унисон два раба. Один храбрый рыжий, что кинулся в схватку с отрядом Цзяо, а второй предатель-горбун. Их имена Саргон успел позабыть.
— Господин, умоляем! Сжальтесь! Они варят!!! — Рыжего храбреца трясло, а Горбун и вовсе стал елозить лицом по холодной наледи казарменного пола.
«Ээээ⁈»
— Варят, — Кань даже не ухмылялся — скалился, но при этом не забывал под видом дружеских похлопываний осторожно выяснять, нет ли у его товарища каких-то скрытых ран.
— Варят, — Со вздохом подтвердил еще более постаревший Вань.
— О, как они варят, — Юлвея передернуло, а мелодия Уру сменила тональность: из расслабленной гармонии стала тревожным диссонансом, после чего оборвалась на самой высокой ноте.
Владелец флейты прерывисто вздохнул и осторожно убрал дрожащие пальцы от драгоценного инструмента.
— Гос. По. Дин, — Айра и Юншэн сказали это в унисон. Ломкий девичий голос, истерично высокий, прерывистый, вибрирующий от внезапного удара противоречивых эмоций и холодный, но не отстраненный, тревожно глубокий баритон с механическими паузами голосового помощника.
Они встали одновременно.
С медленными, будто сонными, неверящими движениями людей, которые давно отвыкли, что хорошие вещи происходят просто так. Ведь Ксин пришел злой, как собака для супа, лично отвел, нет, потащил Саргона на какое-то непонятное испытание, после чего о последнем ни слуху, ни духу.
И вот, их странный друг просто вернулся обратно. Без испытаний, превозмоганий или подлянок судьбы.
— Это правда вы!!!
Они бросились к нему так стремительно, что столкнулись в проходе, принялись толкаться, рычать друг на друга. Потом более мелкая элами воспользовалась своими габаритами, скользнула под костлявым боком фармацевта.
Камей, Ма и Кань тут же отошли от растерянно замершего товарища, собранные и невозмутимые, будто бы не случалось никакой вспышки непонятного психоза.
Так что Айра успела подойти к нему первой, но первая вспышка эмоций схлынула, верх взяла робость, неуверенность, самоуничижительное восхищение.
Поэтому девочка просто замерла рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки. Она оглядела его фигуру глазами цвета погруженного в воду янтаря, с улыбкой робкого счастья на лице и комком в горле.
Саргон вдруг понял, что возвышается над подопечной на целую голову, а не просто слегка превосходит ростом. Да и тонкие прежде конечности заметно потяжелели от мышц, пресс под пальцами обрёл рельефность, плечи ощущались шире, почти как в прошлой жизни.