А теперь из-за скуки или интриг коменданта Ба (а может, второго заместителя Лу. Вряд ли здесь прошли манипуляции первого — Фенга или командующего Лагерем Новобранцев Чжэнь Ксина, не их почерк) очередная арена окончилась опасной травмой.
Неплохой, крепкий боец целую неделю будет загибаться от мерзкого яда Суня. Выжить — выживет, все же особые тренировки приблизили парня к прорыву на «Сборщика Ци», но сколько мышц потеряет? Кто вернет ему гибкость суставов, дни пропущенных тренировок, душевное равновесие?
Кто вернет доверие в отряд, один член которого без колебаний калечит другого, причем по собственной воле?
«Если волна Люйшунь или первая волна месяца будет сильнее, чем обычно, то поломанный паренек может умереть, если не успеет полностью восстановиться за передышку в семь-десять дней. Интересно, бой с заведомо более сильным противником случайность или "случайность?», — Продолжал бубнить про себя Цзе:
"Кому он мог перейти дорогу? Тем более так публично, еще и с недостатком бойцов. Ведь зашиваемся каждый раз! Благо, хоть прорывы от очередной партии мяса последние три раза сюда не доходили. Палочная дисциплина Гвардейца Императора сотворила Чудо. Чудо, которое обязательно выйдет нам боком.
После потери Насыпи стало совсем тяжело. А тут еще… Эх! Брат Сунь казался таким… беспристрастным. Почти честным, пусть и на свой лад. А сейчас такая расправа да над своим сотоварищем! Неужели и на него есть чем надавить? О Митра, какой я осел…"
— Как тебе драка? Хотя нет, можешь не говорить. Ты так расстроился, что снова начал зудеть… — Друг, то есть товарищ, вернее, соотрядник снова начал болтать за них двоих, тормошить людей на соседних сиденьях, камнях, ветках чертодрева — всех доступных зрителей Арены.
Цуй аж извертелся, пока пытался одновременно выражать возмущение чужой жестокостью размахиванием руками, подпрыгивать на неудобной каменной лавке, законной собственности их отряда Сороки, тормошить самого Цзе, а также находить взглядом статную фигуру Главы на почетном месте позади семи аристократов комендантской ложи. Рядом с ней сидело только трое человек вместо пяти — командиров «Загадочной Улыбки Хризантемы» и «Вскрытой глотки» убрали к простым зрителям.
Сяхоу поневоле улыбнулся энтузиазму своего… сокомандника. Стоит ценить простые радости, искать вечное в мимолетных жестах. Ведь дальше всегда будет только хуже, больнее и гаже. Демоны бьют по телу, пока люди топчутся на светлых чувствах.
Он знал, когда-нибудь Цуй предаст его. Или он предаст Цуя. Это нормально, в Желтых Источниках никак не может быть по-другому.
В аду нельзя привязываться к другим грешникам, но и быть саму по себе невозможно. Извечная дилемма: медленная пытка одиночеством или резкая, ослепляющая боль от предательства.
— Это уже пятый за неделю! Теперь каждое выступление на арене не обходится без серьезных увечий, а то и смертей! — Возмущенно лепетал ему на ухо Цуй.
Несмотря на подчеркнуто безалаберный вид, товарищ отличался поистине демоническим коварством: он научился говорить странным тоном полного энергии восьмилетнего ребенка, что серьезно осложняло все попытки услышать разговор, а также поневоле убирало подозрительность, расслабляло возможных доносчиков.
Даже самые хулительные речи Цуй произносил так, что весь их смысл мог дойти до незнакомых с ним собеседников лишь спустя некоторое время, а то и вовсе забыться под натиском повседневных забот.
— Это я же тебе и сказал, еще вчера. И про официальное донесение Фенг-лаоши тоже я, — Предупредил он следующую фразу-предложение Цуя. При всех своих достоинствах, память на разговоры и лица у прия… сокомандника была ужасно, раздражающе отвратительной.
— Ну тогда…!
— Глава разберется. Тем более, день еще не кончился, кто знает, что…
— А теперь на арене мо шен рен! Загадочная красавица вышла попытать силы…
Такого действительно никто не ожидал. Таинственный путник, незнакомец, партнер по спаррингам, смесь тренировочного столба для отработки ударов с палкой из рук наставника — это и многое другое представляло из себя явление мо шен рен.
Человек с признанной силой, но дешевой жизнью, отчаянный или безразличный, черная клетка на поле игры бел-накбу, непредсказуемый элемент хаоса, обезличенный демон в сетке боев, пронизанных эмоциональными связями сверху донизу.
Отличный вариант, когда надо через опасную, непредсказуемую схватку возвысить бойцов на грани прорыва, когда нужно расшевелить сонное царство, встряхнуть болото, ударить по носу слишком много о себе возомнивших лягушек…
Однако ситуация в Форте как никогда близка к критической: играть в такие игры сейчас — безумие, особенно без благословения Митры, пусть это и официальный праздник коменданта. Вот только главный жрец Воинственного в этих мерзлых стенах отказался даже смотреть на представления, а значит все бои проходят под незримой эгидой Апладада.
Проклятый горшечник в этот раз снова получит себе материал для глины из сырых человеческих душ.
Щуплая, трогательно-невыразительная фигурка появилась на арене с деликатностью приблуды в глухой деревне.
Традиционный черный плащ странника, капюшон накинут так глубоко, что на обозрение остаются только узкие, плотно сжатые губы, худые руки неуверенно тискают странный посох — возмутительно дешевый вид без нанесенных глифов, украшений или хотя бы личных девизов диссонирует с несомненно качественной обработкой: дерево настолько гладкое, что почти сливается с кожей маленьких узких ладоней мо шен рен, и от этого почему-то становится не по себе.
Опять загадки, странности, совпадения. Только и разницы, что теперь видна точка отсчета — девка для битья на арене.
Он сам не заметил, как пристальный взгляд перетек в транс. Сознание щелкнуло рабочим кнутом коменданта, образ странницы в черном плаще вырос в его глазах, оказался совсем рядом. Темные фалды объяли его сухие, исчерченные венозными нитями предплечья.
Запах чужой Ци — плотный, угрожающий, словно каменная змея из леса подле Форта, миазмы гнилой старой крови из-под плаща, тлеющий уголь глаз в глубине капюшона.
Внезапный ветер обошелся без завываний и ледяной крошки. Задумчивый порыв не дал заглянуть слишком глубоко, оставил лишь парочку противоречивых эмоций, нервную дрожь, предвкушение. Весь этот клубок ощущался наносным, почти наигранным. Только неясная тоска панибратски свернулась кошачьим клубком между ребер, пустила острые коготки в легкие…
«Я не доживу… скорее всего не доживу до конца дня», — Вдруг понимает Сяхоу и некий влажный, тяжелый узел в груди блаженно распрямляется, убирает обратно на полку темных эмоций клубок страхов, противоречий, чужих и собственных чаяний.
Единственный посыл, распознать который удается чуть ли не сразу. Впрочем, это не приговор, просто возможный путь, спасибо духам предков и за такое видение. В любом случае, он в выигрыше.
Его мучения так или иначе подойдут к концу, это ли не считать хорошей новостью?
Может и нет, если он снова избежит напророченой смерти, как в ту проклятую ночь падения Насыпи. У них, бойцов обсидиана, лучше остальных получается читать знаки судьбы, чувствовать угрозу и морось чужих намерений. Поэтому и гибнет их вдвое меньше, чем пурпурных выскочек.
В аду нужно доверять своей интуиции. Фальшивые улыбки плывут, как плохие иллюзии, треск огня в жаровне может перейти в хруст костей самого невезучего из часовых, старый, казалось бы изученный, вид демонов всегда выдает новую подлянку, а товарищ рядом может в самый ответственный момент бросить тебя и твою спину, лишь бы максимально отдалить от стены свою.
Разумеется, в итоге трусы всегда умирают. Вторыми.
Первыми — те, кого они бросили.
Вряд ли это утешит храбреца, когда мерзкое, уродливое существо обглодает тело до костей, а потом выдавит из своей задницы где-то на холодной обочине плотный до черноты результат десятков лет твоей жизни. Пустой и никому не нужной, разумеется, как и сама борьба за человечество и Империю.
Империю, в которой никто из жителей других областей не знает даже о самом факте существования Форта.
Поэтому смотри, слушай, чувствуй других людей вокруг себя. Демонов невозможно понять, в отличие от собственных товарищей по оружию.
Цзе всегда пытался узнать о проблеме конкретного человека прежде, чем она ударит наотмашь по всему отряду. Он был хорош в этом, еще с самого детства, когда по одной лишь походке отца мог предсказать очередной приступ ярости или темное желание отыграться за плохой день.
Эта мо шен рен выглядела, ощущалась и даже пахла, как опытный культиватор, которым она не могла быть ни в каком виде. Смертные не имеют ауры, лишь высокомудрые практики, начиная со Сборщика Ци, испускают вовне свое уникальное энергетическое давление.
Не специально — просто присутствие возвышенного существа продавливает реальность, оставляет след, как солнце высвечивает тень человеческой фигуры.
И теперь все его чувства, ощущения, смутные догадки, интуиция вопили: о подставе, о серьезных переменах, о чем-то остро-сладком, о благостном, мученическом страдании пополам с возможностью вознестись.
Эти шансы витали в воздухе, вились вокруг черного плаща субтильной заклинательницы, словно духи ветра или морозные призраки на отрогах гор, сновали между ней и ложей аристократов.
Чжэнь Ксин, который наверняка и вытащил свою «живую куклу» из коробки с театральным реквизитом, позволил забраться перспективному ребенку себе на плечи;
Фэнг, что давно уже бросил попытки решить все миром, все сильнее увязал в долгоиграющих интригах, пытался растить сад на пепелище;
Ба Мяо, гениальная и гениально-послушная дочь коменданта, которая, по неизвестной причине, никогда не принимала участия в обороне Форта, но всегда сама зачищала руины от оставшихся отродий, ходила с исследователями вглубь территории бывшего Аркада, договаривалась со знатью провинции.
Имелись и другие связи, столкновения, случайности и встречи.
Возможности пополам с опасностями сыпались на зрителей арены опавшими листьями красного клена глубокой осенью. Вероятности смерти, возвышения, бесчестья и множество, множество самых разных путей сверкали над головами посетителей арены сияющими тропами, менялись чуть ли не каждый удар сердца.