Твари пытались ограничить его, ранить, лишить подвижности, превратить бой в уродливую свалку, в битву пчел с шершнем.
Змеиные тела бросались на объятые Ци ладони без малейшего страха смерти, хелицеры непрерывно щелкали, отбивали группе свой командный ритм, хвосты бессмысленно хлестали пространство, гибкие уворачивались, маневрировали, подставляли под удар толстую нагрудную пластину вместо слабой головогруди, контратаковали, наваливались всем роем.
Саргон ломал через колено все потуги чудовищ добраться до собственной плоти.
Самая крепкая чешуя рвалась как бумага от концептуально острого трехгранного лезвия лунной техники, усиленные удары пробивали тела насквозь, скорость тела, быстрота восприятия, эффективное боевое искусство позволяли маневрировать, ускользать из самых сжатых колец, самых безнадежных ситуаций.
Тела чудовищ становились еще одним объектом пространства. Саргон прикрывался ими, отталкивался от них, скрывался за массивными фигурами, запутывал… и убивал, убивал, убивал.
После боя с Ксином ему нужно было ощутить свою силу, свою значимость. Понять, что именно дало ему возвышение на противниках сравнимого уровня, а не босса всей локации под названием Гвардеец Императора.
Теперь зримо ощутимый прогресс пел в его жилах, подпитывал гордость и самодовольство, разливался теплом осознания в горячем пурпурном сердце даньтяня. Он смог, он сделал это. Он не слабак. Хотя бы по сравнению с прошлым собой.
Люди бы смогли понять собственную слабость, отступить, перегруппироваться, придумать другую, более эффективную тактику. Монстры лишь упрямо перли вперед, пытались если не ранить, то хотя бы измотать, разменять свою смерть на потерю энергии.
Вот только Форт давно научил Саргона бережливости.
На том же поле боя, рядом, но не вместе, суетился Ма. Возникал то тут, то там, тыкал казенным копьем дилоу сзади, уворачивался от рывков предсмертной агонии, от ударов змеиным хвостом.
После атаки моментально отходил, отбрасывал копье в сторону, скрывал себя собственной сырой, недоработанной техникой, которой не хватало на заляпанное кровью оружие. Выжидал, затем осторожно поднимал казенное имущество, выискивал цель с краю толпы и повторял заученный порядок действий.
Две трети тварей успели кончиться, прежде чем в бой вступил фармацевт. Он опоздал, однако сумел впечатлить как оставшихся монстров, так и своих товарищей.
Густой белесый дым с мелким привкусом терпкой аптекарской Ци накрыл сразу весь жучиный отряд вместе с Саргоном внутри. Полынный запах с тошнотворной ноткой влажного мха и землистой жгучестью выедал глаза, заставлял слезиться нос, непрерывно капать слюной изо рта.
Юный практик слишком поздно заметил вытянутое агрессивное облако: оно неслось к нему на всех парах с впечатляющей скоростью, словно кто-то направил заводскую трубу параллельно земле и поддал тяги.
«В эту дрянь лучше не попадать».
Мысль пришла в голову слишком поздно, когда часть газовой атаки коснулась его фигуры несмотря на резвую попытку сбежать.
Саргон пробыл в облаке не дольше пары секунд. И все равно столкнулся с последствиями.
Он выскочил из зоны поражения, закрыл пленкой Ци дыхательные и иные отверстия, скорректировал работу защитной системы. Следовало поблагодарить Юншэна за найденную дыру в безопасности, но истекающий слюной, слизью и даже ушной серой практик не чувствовал себя ни на одну букву в слове «спасибо».
Монстрам дилоу пришлось куда хуже. Неприятный, совершенно не птичий клекот сменился воем, писком, высокочастотным писком, ультразвуком, чтобы внезапно оборваться на самой высокой, уже не слышной для обычных ушей ноте. Шевеление силуэтов в накрытой облаком стае тварей сошло на нет, а сами испарения бесследно рассеялись меньше чем за минуту от начала атаки.
Чуть позже перестал кашлять и сам Саргон, а второй участник сражения и вовсе разглядел приготовления фармацевта сильно заранее, поэтому благополучно избежал газовой атаки. Сказалась привычка следить за бедовым сокомандником в любой обстановке.
— Сдохли? — тривиально спросил злой, иссопливленный практик у бывшего вора, пока Юншэн счастливо прыгал вокруг подаренного артефакта да вытряхивал под ноги уголек.
— Вроде бы да. Подходить к ним не охота, — Ма покосился на мокрое от носовой слизи лицо своего визави, на его омытый слюнями подбородок, на неприятные, желтушные потеки от ушей по скулам.
— Неохота, — согласился Саргон, достал одну из тряпок, которые носил на манер платка, тщательно вытерся. Сама тряпка, после секундных раздумий, полетела в снег.
Он кинул взгляд на два других театра боевых действий. Как и ожидалось от Алтаджина с его напарницей, они справились немногим медленнее их группы. Остались только дилоу, против которых направили Акургаля сотоварищи, и вот там дела шли довольно плохо.
Не в боевом смысле: последнюю пятерку тварей деловито дорезал Юлвей. Рядом громоздились истыканные копьем трупы, раздробленные дубиной Ваня трупы, трупы с дырой от камня, а также другие мертвые монстры. Проблема находилась во взаимодействии.
Десятник окончательно утратил общее доверие: это становилось понятно по самому рисунку боя. Они словно бы сражались отдельно — отдельно Акургаль, отдельно остальные члены отряда. Изредка его поддерживал Уру или метал камень Кань, но именно формальный командир выглядел наиболее потрепанным, хотя трупов рядом с ним лежало всего три.
— Отвратительно, — бросила Ян, когда все они вышли обратно на дорогу, — как вы вообще стали Первым Отрядом с таким уровнем дисциплины в бою⁈
Взгляды остальных скрестились на Саргоне. Тот смущенно кашлянул.
— Это ничего не объясняет! — все больше распалялась девушка, — он ведь не сразу стал культиватором! Ведь не сразу⁈
— У нас возникли, эм, трения совсем недавно, Ян-шицзе, — дипломатично ответил ей десятник, словно бы не замечая ненавидящих взглядов Камея, Юлвея, даже Ваня.
— Ваши «трения» уже устроили пожар в столице! — возмущенно закричала она, — после таких «трений» сам Митра плюнет с небес в настолько бестолковых защитников. Вы даже не ослы на выпасе, вы — стая кошек у одной-единственной миски!
Она, забывшись, тыкала огромного, по сравнению с ней, десятника пальчиком в грудь и аж подпрыгивала на месте от эмоций. Буйную шевелюру подбрасывало вместе с ней, а потом пряди лезли ей в глаза с назойливостью рекламы без адблока.
— Ха! Зато некоторые из этих кошек выросли до размеров жертвенного теленка, — Алтаджину, напротив, стало весело от местечковой драмы, — типичный Лагерь Новобранцев. Сборище черноногих раззяв, которые только и ищут, где пожевать сена да кого подергать за вымя.
— Обычно отряды более сплочены, — изрекла Дун Цзе своим дипломатичным тоном, в котором совершенно не скрывалось откровенное равнодушие, — я согласна с оценкой шимей. Как единая группа они почти безнадежны.
Тот мальчик едва не зашиб камнем собственного командира, бугай с копьем сразу срывается в кровавую ярость, мечник, явно аристократ, почему-то стоит и позорится среди черни, черноволосый так фальшивит на своей свирели, что начинают скрипеть зубы, а старик слишком старый и никак не сдохнет.
— Нет, ну последнее точно несправедливо… нюйши, — не смог удержаться Саргон.
— О тебе, мальчик, мы еще поговорим отдельно. О тебе и, — она остановила взгляд на нервном Ма, затем перевела его на довольного, как родина слонов, Юншэна. Тот наглухо игнорировал социальные пляски, — и твоих глупых ослах.
Да-да, твоих, маленькая кукушка. Бездарный десятник честно несет трудовую лямку, тогда как ты перетянул на себя весь авторитет и полномочия. Не нужно читать труды Лао-цзы, чтобы знать, чем такое положение дел заканчивается.
На несколько долгих секунд воцарилось молчание.
— Впрочем, на время миссии меня это никак не касается. Алтаджин, — долгий взгляд на собственного товарища, который самым бессовестным образом ковырялся в ухе, — знает про тебя больше, однако напрочь отказывается говорить. Пускай.
Она вдруг подошла к Саргону вплотную и он отметил, что смотрит на нее сверху вниз с высоты своего роста. Неужели он правда вырос во время…
— Мы вернемся к вашей странной компании после. Все равно ты задолжал спарринг моей шимей.
— Вот именно.
— Ха! {Мой!} советует тебе отказаться, Ян-шимэ… то есть гуйфэй, — Алтаджин проигнорировал яростный вопль последней, — В прошлый раз все его спарринги закончились изгвазданной мерзкой дрянью площадкой, грязными оскорблениями, отъявленным богохульством, стремительным отупением, вероломным предательством и бесстыдным флиртом с достойными мужами в возрасте.
Две девушки посмотрели на него как на мерзкое насекомое.
— В каком еще возрасте, кайнозоя⁈ Какой еще достойный, причем здесь богохульство и причем тут, прости Богиня, гребаный флирт⁈ Все было совсем не так!!! — впервые с момента своего самого первого цикла ему хотелось зарыдать от выражений лиц окружающих.
— Да я блистал, как герои древности! Я сразил врагов одного за другим, пока они не убежали от меня в свои зловонные дыры! Ни один Вуконг так не обращался с по, эм, с копьем, как я! Откуда в твоих словах столько лжи и ненависти, шисюн! А всякая дрянь сама полезла, из-за твоего «достойного мужа»!!!
— То есть остальное ты не отрицаешь? Если соврешь, я расскажу, где ты нашел «зловонные дыры», чтобы загнать туда своих врагов.
Саргон открыл рот, потом закрыл, открыл еще раз, сжал губы и недовольно добавил:
— Не по сути, но по форме точно.
Ян ахнула. Вперила в него негодующий осуждающий, неприязненный взгляд котенка, которому решили померить температуру. А потом демонстративно обратилась к Алтаджину:
— Шисюн, почему э-э-этот так фамильярно к тебе обращается?
«Ох, она так старается меня оскорбить… но выглядит так по-детски. Где она вообще росла со своим незамутненным характером в таком возрасте? На вид вполне себе взрослая (ну почти) девушка, а опыта и хитрости меньше, чем у тринадцати-четырнадцатилетнего подростка. Хотя пубертат для нее в прошлом. А вот у меня — в тоскливом настоящем. Блин».