Саргон сделал такой вывод через силу, — злость и жажда мести застилала глаза.
А еще он не забыл взгляд Уру, которым тот одарил его перед нападением Акургаля.
У бывшего чиновника, оказывается, есть свои причины ненавидеть отрядного культиватора, желать ему если не смерти, то несчастий, ничтожества, шуток Каня в двойном размере.
«Вопрос: насколько понимает, знает или разделяет такие мотивы сам десятник? Непонятно».
Как вариант: Юлвея убивает не таинственный предатель во время опаснейшей ситуации для КАЖДОГО человека в ловушке, а один из лесных духов-теней или паук. Он мог придушить паутиной, утянуть к себе, выпить кровь и сбежать, пока никто не хватился. Версия притянута за уши, но имеет право на жизнь.
«Единственный способ точно узнать, кто убил Юлвея в прошлом цикле — это присмотреть за ним ночью», — позволил себе улыбнуться Саргон.
И не позволил себе думать о том, за кем ещё он мог бы присмотреть ночью, если бы Алтаджин вдруг взял да испарился.
«Ага, а остальные две девушки вдруг стали бы героинями хентай-манги. Нет, лучше пусть останется на месте. Без него нам отсюда не выйти»
Саргон вздохнул, когда мрачная, величественная громада Ясного Зала темным мороком предстала перед глазами.
Как назло, именно в этот момент его нагнали два самых скользких вопроса.
Первый: точно ли нужно вести группу в мин тан?
Второй: почему он еще жив?
«Да, нужно. Проклятие уже на нас. Мин тан лучше, чем рандомная чащоба, где опасностей будет больше, способов защититься — куда меньше, да еще непонятно, как снимать проклятие. В Ясном Зале проще — мы уже успели нащупать алгоритм».
Саргон зажмурился, вспомнил стишок Дун Цзе, затем продолжил мысль:
«Сперва надо дать подношение в главном зале, затем двигаться по мелким Алтарям, активировать их в четкой последовательности. Непонятно, правда, какой. Вроде бы начать с "зала угольника» — правильный ответ, если бы не накосячили изначально.
Главная ошибка — мы тупо взяли артефакт, без подношений, без уважения. Вот и обиделся сидящий в них божок. Или духи предков, тут нельзя сказать точно. А ведь Вань пытался предупредить, но его не послушали. Вот он, минус безусловного подчинения.
Слава Бо…гине, хотя бы ломать голову над жертвами не придется. Щедрая доля крови, если больше ничего не придумаем, даст нам карт-бланш на использование всех этих циркулей, уровней и прочих станков ЧПУ".
Какая-то настойчивая мысль зудела в подсознании, момент, который он упускает. Забытый диалог, кусок мозаики.
Он решил подумать над этим позже.
А пока Саргон вернулся и позвал остальных.
К этому моменту снаружи стемнело настолько, что отряд пришлось вести чуть ли не под руку. Начался мелкий, едкий, как слабая кислота, дождик, от капель которого воспалялись глаза, моментально гасли факелы и кружило голову.
Саргон слишком долго бродил по лесу, успокаивал себе нервы. В итоге — дождался непогоды, которую в прошлый раз они вовремя переждали внутри. Пришлось поторапливать испуганных, сбитых в кучку людей.
Самым сложным оказалось играть напряжение и скрываемый испуг, в прошлый раз вполне естественный. Сейчас же… вещи, которые его пугали, еще не произошли, а из напряженных мест оставалась стена с паутиной, исследовать по темноте Юлвею он запретил, да массивная дверь в Великую Кумирню — ее откроют лишь поутру.
«Тоже ведь источник будущих проблем. Нет убийства — нет запрета шарахаться по территории. А паук-культиватор не сказки, я его видел, чтоб ему Арахна чумное одеяло сплела, как англичане индейцам! Хоть бери и сам иди в разведку».
— Помогите мне отодрать доски. Быстрее, если не хотите мокнуть под этим ливнем. Он явно насыщен Ци! — Саргон подбавил испуга в голос, его удачно поддержала напряженная Ян.
Девушка чувствовала потоки воды даже лучше, чем он, а бледная Дун Цзе старалась больше всех — ее подводило чутье, но вел опыт.
Из всей группы на загадочное сооружение и хляби небесные плевать было только Алтаджину: кочевник подгонял других людей пинками, ругался на вездесущих ворон, шипел от боли в сломанной руке, громко сморкался в ров обеими ноздрями поочередно.
В общем, вел себя в разы энергичнее, чем в прошлый раз, когда, из-за раннего прихода, успешно очнулся в самой башне, а не на полпути.
В результате, отряду не удалось в должной мере прочувствовать пряную, насыщенную пылью и нотками ладана, атмосферу тревоги и предательства мин тан, что медленно, неутомимо варилась в закрытом казане былых обид, темных делишек, военной разрухи, а также падшего величия старой династии.
— А-а-а, чертова вода! — Ма, как всегда, плаксиво ныл, когда пытался счистить найденным куском деревяшки пятна с его халата.
Капли дождя снаружи никак не хотели счищаться, вели себя как жир на человеческой коже. Приходилось стряхивать или смахивать их, ни тряпки, ни зола пятна не брали. Только львиная доля Ци помогала окончательно избавиться от токсичных осадков.
Кроме четверки культиваторов, остальные члены отряда вдоволь промучились со странной жидкостью, поэтому страх перед неизвестной постройкой, боязливая почтительность и тревога значительно ослабли по сравнению с предыдущим циклом.
Они обследовали башню наспех, без сакральной дотошности и богобоязненной почтительности другой реальности. Лишь перед дверью во внутренние покои практики завороженно замерли, поклонились, после чего дружно решили отложить поход в глубину Ясных Залов на завтрашний день.
В этот раз они тоже поделили башню на две части, для практиков Старого Города и всех остальных. Саргон успел перехватить взгляд Ян, когда она ставила найденную в башне ширму. Девушка стыдливо прикрыла глаза, а потом неловко улыбнулась и вдруг подмигнула, с задором, щедро окрашенным смущением.
Саргон застыл как вкопанный, что довольная девушка отнесла за свой счет и сноровисто скрылась за пологом.
Дун Цзе зашла следом, после неодобрительной гримасы на своем круглом лице.
Алтаджин сидел за ширмой, все еще ненормально деятельный, хотя тревожная тень уже омрачила его фигуру, а в глазах поселилась неясная тоска. Подобную эмоцию Саргон частенько наблюдал в своем прошлом мире, когда навещал деда в больнице. Так смотрели на мир неизлечимо больные люди.
На ум снова пришел неловкий флирт Ян.
И от собственного стыда вдруг захотелось побиться головой о стену или сбежать в никуда, чтобы очутиться среди незнакомцев.
«Прости меня», — тихо прохрипел он и повторил еще раз, для Дун Цзе, пока внезапный приступ самоуничижения с оттяжкой бил его под дых и катал слезливый ком в горле.
Пока он переживал душевные муки, остальные постепенно заканчивали обыденную подготовку ко сну и отдыху, расстелили обрывки старой ткани в углу, прикрыли одну сторону обломком балки со второго этажа, чтобы дуло не так сильно, а их отрядный берсерк пытался приготовить кашу понажористее из того, что нашлось у Первого Отряда по карманам.
«Спасибо тебе дождь за то, что хоть немного сплотил нас перед лицом непогоды», — через силу выдавил Саргон дурашливую благодарность, попытался вернуть себе оптимизм.
Тем более, в прошлый раз жрать остатки еды всухомятку ему совсем не понравилось.
Костер из обломков старой мебели разгорелся еще сильнее, растопленный снег в котелке забурлил, их остатки нехитрой снеди довели до готовности. Камей слегка притушил пламя, снял котелок с огня, повесил на стену за фонарную петлю, затем с беспокойством обратился к своему товарищу:
— Эй, Саргон, у тебя все в поряд…
— А давайте рассказывать страшные истории, — вдруг предложил Кань, причем вполне искренне.
Хмурые, усталые люди недовольно повернулись к юному баламуту, однако Саргон смог разглядеть искры интереса у большинства.
На возмущение своих сокомандников, дескать, и так страшно, он ответил гнусной провокацией.
Это решило дело, а недовольный Акургаль не стал протестовать, к облегчению Саргона. Тот не думал, что сможет сдержаться во время споров, даже по пустяковому поводу.
Тем более, и десятник, и бывший чиновник Уру успели отметить странные взгляды, которые он на них бросал, а также немногословность, демонстративную отчужденность их отрядного культиватора.
Правильных выводов они сделать не могли, но от такого поведения серьезно напряглись, от чего сидели тихо, как мышь под метлой.
— Отлично, тогда ты первый и рассказывай, — Ма попытался заставить выступить инициатора, вдруг тот приготовил очередную гадость?
Но был высмеян и отметился первый глупеньким рассказом о своем раннем «деле» — воровстве в пустом особняке пропавших хозяев, пока остальные ели с треском и жадностью их отрядного костерка.
— Так вот, иду я по второму этажу. Вокруг темень, а факел, там, или фонарь нельзя, соседи или патруль свет в окнах заметят. Не видно ничего, за что схватился, то проверяю, надо-не надо. Золото с серебром на ощупь, статуэтки, если маленькие, бумагу. Затем опускаю в мешок, иду дальше. Хорошо, запомнил расположение, когда днем заглядывал в окна. По памяти иду…
— Ну темно, ну и что такого? — проворчал Камей.
— А сам бы попробовал так, чтобы чуть оступиться и шею свернуть на лестнице или шум поднять! — взвился Ма, затем сбавил тон, — особняк старый, мало ли что хозяева в защиту накрутили. У нас, в воровской гильдии, проклятия — самый частый способ уйти на Запад.
— Так вот, дошел я до середины, дальше спуск вниз, до подвала, а там у них склеп фамильный. Я замер вдруг, безо всякой причины. Не хотелось мне дальше идти, друзья, как есть не хотелось.
Ма вздрогнул, воспоминание ранней юности пугало даже спустя дюжину лет после происшествия.
— Стою я. В руке — мешок с добром набранным. А спину точно взгляд сверлит. Но не прямо сзади, а как… снизу, что ли. Как будто на стене я стою, а меня с караулки нашей Чжэнь лао сянь-шен взглядом ищет.
— Ну, а дальше?
— Не стал я идти дальше. Ни шажочка вперед не сделал. Даже разворачиваться не стал: пошел задом наперед, четко по следам своим, с испугу ни одной ошибки не сделал. Потом знакомый стражник нашим рассказывал, когда особняк еще через год отсутствия хозяев вскрыли: следы, дескать, в пыли обрывались, точно исчез человек. Но вот что странно…