Саргон помнил то щемящее чувство благодарности, когда десятник не стал отмахиваться от впервые увиденного мальчишки. Когда согласился с ним и погнал народ на тренировку, когда доверил наладить общение с фармацевтом, пусть совершенно не верил в результат.
Когда прислушивался к его советам вопреки собственной гордости, вопреки патриархальной синской традиции с почтением к старшим, вопреки даже здравому смыслу, ведь как сопляк может разбираться в чем-то лучше опытного воина?
Но он решил довериться Саргону. Не до конца, не сразу, однако именно действия Акургаля сохранили Первый Отряд в его сегодняшнем виде.
А теперь десятник словно предал собственное наследие, наплевал на их общую кровь, что щедро лилась на выветренные камни Облачного Форта.
Как будто все жертвы: его, людей под его началом, оказались напрасными, ненужными.
Как будто такие беспринципные подонки, как Цзяо, все же победили, вырвали право эксплуатации человека человеком.
Он наплевал на память тех людей, что честно выполняли свой долг, а потом замерзали насмерть, голодные, брошенные и проклятые молчаливым, запуганным согласием безликой толпы.
Своих же собственных друзей. Тех, кто умер из-за мелких интриг и жажды власти одного лагерного подонка.
Саргон старался не смотреть на десятника. На его насупленное, натужно-бесстрастное лицо, всклокоченную бороду, красную лысину с капельками от тающих снежинок.
Какое облегчение, что первым прервал молчание именно Уру.
— Оправдание⁈ — нейтрально-участливое выражение лица, с самого первого дня точно приклеенное к лицу чиновника, сошло с него дорожками злого пота.
— Оправдание будешь искать ты, черноногий выродок, когда мои братья станут выдавливать тебе глаза, рвать тело клещами, хлестать батогом, как последнего ишака!
Первый испуг прошел, теперь Уру сверкал глазами в показной насмешливости, за которой скрывалась злоба, пренебрежение,
дрожь осознания, что неразумно игнорировалась шокированным рассудком.
Юный практик молча повернул голову вправо.
Акургаль все еще молчал.
Не испуганно, не потеряно, не озлобленно.
С выражением принятия судьбы, меланхоличной отстраненностью. В такой позе он всегда стоял на скользком от росы камне замковой стены, перед тем как очередная орда пробовала старый Форт на прочность.
Саргон решил начать с чиновника.
Может, десятник еще одумается, начнет сотрудничать, когда подельник сдаст его секреты.
Глупая, неоформленная даже в мыслях надежда все еще теплилась в его надломленном ненавистью рассудке.
— О, то есть у тебя есть братья. Многодетная семья, да? Нелегко пришлось папашке, — дурашливо-сочувственный кивок головой.
Камей зашелся в кашляющем смехе. Уру оскалился, открыл рот
Саргон не стал пытаться давить, угрожать, пугать аурой Ци. Скорее, мягко провоцировал бывшего чиновника раскрывать свою душу, дать понять, как много у него связей, сильных людей, что примчатся на выручку, в какой опасной организации состоит.
С каждым словом в нем крепла необоснованная надежда подавить, запугать умного, чересчур талантливого для своего возраста, но пока еще наивного, прямодушного пацана. А затем, кто знает, даже привлечь к своим делам во славу Ордена и к выгоде самого же Саргона…
Юный практик продирался сквозь оскорбления, азиатские славословия и самовосхваления, постепенно вытаскивал из Уру крупицы информации, по которым мог ориентироваться дальше, понять, какие вообще вопросы стоит задать.
Саргон не показывал истинных чувств: лишь улыбка становилась все более елейной, да Камей качал головой, искал взглядом будущие инструменты. Он успел достаточно хорошо узнать своего юного гения, чтобы видеть, как медленно сгнивает его мораль под гнетом перемен. А еще
Еще Саргону было совсем не жаль Уру.
Постепенно тот становился все наглее, начал громко требовать, чтобы его вытащили из-под земли, почистили одежду от отвратительно-липких комьев. Но последним гвоздем в крышку гроба оказалось
— Вот, посмотри на своего десятника. Сколько он сопротивлялся Цзяо-шисюну? — чиновник успокоился достаточно, чтобы выдать одну из своих загадочно-очаровательных улыбок, — а потом вы, смерды, зашли слишком далеко. И к Акургалю пришлось зайти одному из братьев нашего Ордена. Ах, как приятно видеть искреннее сотрудниче…
БАХ!
Уру вырвало из-под земли с силой промышленного крана.
Голова мотнулась вверх, глаза закатились, несколько пальцев на руках сломаны от внезапного рывка, ноги подкосились, тело рухнуло на землю, нейтральная Ци подается в чужой даньтянь, шок, долгий воплевдох, рвота, дрожащая челюсть, шалый взгляд
— То есть кто-то из вашей шатии похитил Цзяо, точнее, надавил на Акургаля, и уже он передал ублюдка с рук на руки, — спокойно заключил Саргон.
Уру на вопрос не отреагировал, пришлось добавить мыском под ребра. Тот как стоял на четвереньках, так и поднялся в воздух визгливой псиной, чтобы мгновением позже растечься по земле пролитым кефиром.
К сожалению юноши, пришлось серьезно сдерживаться, а на первый удар вовсе обхватывать собственной Ци подбородок предателя, чтобы голова не улетела в дальние края, как Карлсон, оставив тело-Малыша грустно сидеть в земле.
— Так я правильно понял? — ненависть под фасадом дружелюбия, губы расходятся едва-едва, по миллиметру, чтобы не распахнуться разом в фирменном оскале Алтаджина.
— Б-бгавин-на, — прогундосил он со свернутым набок носом.
Залитое кровью лицо, грязная, в земляных комьях, одежда, дорожки слез, синеющие на глазах сломанные пальцы, огромная краснота на челюсти грозит налиться в большой синяк. Все еще непокорный взгляд, в глубине которого начинает плыть смирение.
Выглядело совсем не эстетично.
— Давай, я расскажу тебе ситуацию так, чтобы точно дошло, — с фальшивым дружелюбием произнес Саргон, пока Камей, после короткого кивка, принялся раскладывать нехитрый инструмент: деревянный клин, ржавые клещи, выловленные во рву башни, небольшой молоток, стандартный для рядовых Облачного Форта.
Уру смотрел на его неторопливые жесты точно на священнодействие, сакральное таинство, из которого нельзя пропустить ни мгновения.
— Проклятие места — не шутка, не интрига Алтаджина, — Саргон намеренно пропустил хонорифик, — мы правда не сможем выйти, пока не пройдем опасные Испытания на Алтарях. При этом среди нас есть предатель… может быть даже невольный, — дал он призрачную возможность избежать ответственности, — одно его вмешательство способно уничтожить всю группу. В таких условиях…
Саргон взял бывшего чиновника за толстую косу, вздернул, намотал волосы на пальцы, безжалостно поднял хрипящее тело на вытянутую руку, так, чтобы мучитель и жертва оказались лицом к лицу, пока белые руки с переломанными пальцами пароксично цеплялись за рукава и запястье, а ноги висели на цыпочках, царапали взрытую землю.
— Мне плевать кто ты, какие есть связи, — Уру затрясся, когда нейтральный фасад треснул и он увидел под ним выражение холодной, рассудочной жестокости, — война все спишет, никто не станет тебя искать — погиб при исполнении. Я хочу вернуться живым. Мне не нужны предатели.
— Камей, готовь клещи. Зубы всегда лечить больнее всего…
Он отпустил волосы, пленник рухнул на бок, попытался встать, ноги не держали.
— Ржавые, — тот с сомнением оглядел подобранный инструмент, — занесем заразу.
— Не моя проблема.
«Вылечу, если понадобится. Уж с инфекцией нейтральная Ци справляется лучше всего».
Даже в такой безвыходной ситуации чиновник не бросился Саргону в колени, не стал молить о пощаде, как поступило бы абсолютное большинство людей в Форте. Предпочел пройти до конца, но
Переоценил себя.
Стоило только Камею потянуть первый же зуб…
Уру сдался вскоре после того, как затрещали корни. И начал говорить.
Он мог сказать не так много.
Таинственный «Орден» назывался: «Указующий путь Хунцюэ», сам чиновник имел там ранг «адепта», второй снизу, после «неофита». Правда, для высших рангов он назывался по-другому, Уру случайно подслушал часть названия: «Орден Звезды…», но полностью истинного наименования организации не знал.
«Адепта» заработал уже здесь, когда пережил первую волну и сам нашел контакт. «Неофита» получил ради продвижения по службе еще в родном городе соседней с Ки-Ури провинции. Получил по семейным связям: привел двоюродный брат жены.
Чем занимался здесь? Ничем особенным, клянусь милосердной Гуань-Инь! Рассказывал куратору (своему, не Чжэнь Ксину), общие дела и события отряда, описывал личности сокомандников, некоторые сцены рассказывал в подробностях, если того требовал собрат по ордену, обобщал информацию, давал свои выводы и точку зрения.
За доклад после волны «безбожной ночи» мертвецов удостоился зримого подтверждения ранга: «адепт», получил возможность различать своих, а значит, продвигаться выше. Не за горами и «ученик», следующий уровень.
Третий, самый важный для соискателя, так как «ученика» прикрепляют к «учителю» (пятый ранг), он становился вхож (как сопровождение наставника) в основную часть ложи, на собрания Ордена, получал доступ к скрытым от низших рангов тайнам и так далее.
— Зачем Ордену Цзяо?
— Я не знаю. Он тоже имел ранг «адепта». Так и узнали друг друга. Братья нижних ступеней могут опознать только людей своей иерархии, и то лишь на ближайший год, может два.
Потом, если человек не сумел добиться ничего важного за такой срок, выпадает из общей жизни, с ним больше не связываются, а знаки отличия меняются каждый год-полтора, поэтому он не сможет узнать бывших братьев.
Говорят, таким неудачникам дают последний шанс. Моя потеря должности должна была закрыть доступ, но Форт, почему-то, важнее. Наоборот, повысили. А я ещё и отличился!
Нотку гордости он не смог спрятать даже на допросе.
— Кто куратор, посредник между тобой и Орденом?
— Не знаю имени. Тоже адепт. Брат из отряда: «Загадочной Улыбки Хризантемы». Культиватор, «Сборщик Ци». Он часто бывает у Йи Шенга. «Улыбка» отвечает за поставки сырья. А я «пытаюсь понравиться практикам Старого Города», помогаю со всем, что поручат при больнице, — Уру презрительно хмыкнул.