Саргон остановился как вкопанный.
«А не была ли та дуэль наказанием не за игнорирование главного Алтаря, а… неправильный выбор? Или наоборот? Одно из двух. Дерьмо!»
— Стой! Нам точно нужна зима? Вань же говорил: сейчас осень.
— Ах, неважно, какой сейчас сезон, — снисходительно посмотрел на него Вань, — цикл начинается с зимы.
Старик повернулся к Юлвею, чтобы тот подтвердил его слова, но тот замер с фальшивой, приклеенной улыбочкой на тонких губах.
Которая быстро менялась на неопределенную гримасу попранной гордости и боли в заднице одновременно. Удар по личному и духовному сразу.
— Традиционный круг соблюдался со времен Желтого Господина Хуан-ди. Шан-ди появился раньше, там приносить жертвы можно было не раз в год, а раз в сезон, поэтому…
Все всё тут же поняли.
«То есть осень — все-таки правильный выбор⁈ Ох, ладно. Главное — разобрались».
Повисло неловкое молчание.
Которое прервал Алтаджин, вернее, его низкий, неприятный, визгливый, как несмазанная калитка смех.
— Жаль, я бы поглядел бой насмерть между вами, идиотами. Саргону не привыкать, — он открыто оскалился в сторону юного практика, но тому, в кои-то веки, оказалось все равно.
Он помнил, что его временный командир тот еще ублюдок еще по прошлому циклу, когда тот, в угоду сиюминутному желанию и наведенному гневу, раскрыл всем сущность мо шен рен.
«Уверен, это бы здорово мне аукнулось, сумей мы каким-то образом выбраться из этого места в прошлый раз», — уныло подумал он.
К многочисленным проблемам добавилась еще одна: несдержанность кочевника, его наплевательское отношение к чужим тайнам.
«Надо будет, на всякий случай, предупредить Ксина о чьем-то длинном языке. Если тот все еще не до конца убрал кровожадность, то он пойдет и вытрясет душу из тупого выродка… Эх, будет ли у него время после нашего доклада?»
Осень встретила их знакомым угольником.
Каменный Алтарь, зловещее свечение, невыносимая яркость ушедших никогда не существовавших в новой реальности воспоминаний.
Саргон до сих пор боялся повторения. Он не хотел чувствовать на себе ту самую волну энергии, пусть даже она несла подсказки, нет, «хотелки» духов предков или божка конкретного Алтаря, а не девятый вал деструктивного безумия, как в параллельной реальности с мертвым Юлвеем…
Пока все робко жались у входа и настороженно оглядывались, Саргон пересек небольшое, скромное помещение, схватил каменный кинжал с постамента в центре, а затем полоснул себе предплечье: один-в-один Камей в прошлом цикле.
Алтарь осени с урчанием принял подношение.
Комната затряслась.
В тот момент, когда Саргон принес жертву, настоящее землетрясение бросило практиков на колени. Каменный грохот въелся в уши, тяжелая строительная пыль припорошила зрение. На несколько минут люди оглохли и ослепли.
— ЭТО НОРМАЛЬНО⁈ — прокричал он на ухо Юлвею, но ответ не разобрал.
Внезапный катаклизм кончился также быстро, как и начался. Тряска улеглась, комната перестала ходить под ногами синским паланкином, пыль деликатно убралась обратно в трещины.
Их глазам предстало удивительное в своей зловещности зрелище.
Все те же странные, исполосанные гипнотическими черными лентами стены с эффектом легкого головокружения, абсолютно одинаковые с любой стороны, скромный плиточный пол без всяких признаков мозаики или иных украшательств, такой же каменный потолок.
Всё.
Никаких следов присутствия двери.
Они оказались заперты.
Замурованы.
В небольшой каменной коробке с погасшим, неактивным Алтарем.
Сущность внутри получила подношение и передала энергию дальше. До следующего раза взывать хоть к Богам, хоть к духам предков на осеннем Алтаре бесполезно.
Выходная дверь, которая раньше окутывалась невидимым барьером, теперь закрывали натуральные, дебелые каменные плиты. И Юлвей настоятельно просил недовольного таким обстоятельством кочевника не пытаться разбивать их.
Вообще не делать лишних движений в этом сакральном месте.
Старом, как их Империя. Месте, где каждый шаг, каждое действие просчитаны. Несут особый, ритуальный смысл.
Саргон сомневался, насколько канонным являлось решение сдохнуть от голода и обезвоживания.
Зато он многое мог сказать об их «тайной комнате».
Например, именно жизненная сила вторженцев шла на поддержание герметичности «коробки». Это говорила тусклая воронка Ци над их головами, что водоворотом кружила по периметру комнаты с центром на Алтаре.
Еще?
Они не смогут разбить стены, даже если наплюют на все сакральные запреты мин тан. И Алтаджин сам мог прекрасно видеть причину.
Недостаточно?
Воздуха внутри должно хватить немногим дольше барьера из прошлого цикла, что не продержался и одного кэ. Здесь? От сорока минут до полутора часов максимум. Культиваторы, традиционно, в два-три раза дольше. Если Зал не успеет раньше выпить их жизненные силы, чем выкачать воздух из легких.
«О, какое облегчение. Мы все же не умрем голодной смертью», — саркастически выдавил он, пока группа пчелиным гулом выкрикивала в пространство гроздья праведного гнева.
— А знаете, в чем состоит самая большая ирония? — спросил он, не слышанный никем из-за диких криков, — я абсолютно уверен, что мы все сделали правильно.
Глава 13
"И дикий крик и стон глухой
Промчались в глубине долины"
Продекламировал Саргон.
Дальше в лирике шло бегство каких-то робких представителей малых народов, но последовать их примеру не могли ни он, ни его товарищи. Вся группа так и осталась заперта в «глубине долины» — маленькой приалтарной комнате.
Имелся ли шанс на спасение? Этим как раз занимались остальные люди.
С сомнительным успехом.
Алтаджин ползал по абсолютно непроницаемым стенам настоящим человеком-пауком. Тем, где, в основном, паук. То, как он враскоряку лез на четырех конечностях по отвесной стене вызывало отвращение пополам с болезненным любопытством. С таким же люди смотрят, как кто-то ест тараканов или пьет ведро собственного пота.
Дун Цзе вместе со своей шимей опять занимались духовной аналитикой то стен, то алтаря, Юлвей с Ванем взахлеб перебрасывались вариантами в полном соответствии с мозговым штурмом, хотя Саргон назвал бы его щит-штурмом: каждая из пулеметных идей казалась мусорной, нелепой, отчаянной или вовсе мерзотной.
Остальные либо слоняли слонов, либо впадали в панику.
Саргон отвернулся и прикрыл глаза.
Наверное, он просто устал. Наверное, стоило все же взять себя в руки, попытаться наравне с остальными решить проблему. Просто
Ему надоело каждый раз тащить на себе груз спасения всей команды. Часть из них помогала ситуативно. Другие — хотя бы не мешали. Третьи — мешали, и сильно.
Никто не работал также эффективно, исступленно, на износ, как делал это сам юный практик.
Умом он понимал, что умрет, если не начнет решать загадку. Эмоционально ему вдруг стало плевать на все.
«О, так вот, что значит выгорание», — грустно пошутил он.
На самом деле нет. Не так глобально. Просто опустошенность, как будто после тяжелого рабочего дня ты приходишь в квартиру и сходу натыкаешься на маленький семейный скандал, хоть с родителями, хоть с детьми.
В какой-то момент вдруг становится все равно и ты хлопаешь дверью. Даже если нельзя, даже если у тебя нет права развернуться и уйти, нет возможностей. Десять лет тебе или сорок.
Но ты щелкаешь замком в обратную сторону, давишь телесной массой на ручку, впускаешь в свою падшую обитель звуки чужой, равнодушной улицы.
И выходишь наружу.
Саргон уселся прямо на каменный Алтарь.
Плевать.
Пусть они все сдохнут еще раз.
«Вот он, неочевидный минус временной петли», — попытался усмехнуться он, однако лишь изменил на мгновение кривизну губ, — «исчезает страх смерти. Экзи-стен-ци-аль-но. Даже если я знаю, что больше халявы не будет. Я убил только одну… одного культиватора».
Рядом прошаркал фармацевт. Из серебряной кадильницы таинственно мерцал редкий белесый дымок.
Саргону вдруг стало весело.
— Что за мать породила их?
Развелись там и тут,
Всюду машут кадилами,
Бородами трясут.
— У. -еня. нет. б-.ро.-ы. Не. пом.-ю. мать, — заявил фармацевт слегка обиженно.
— А, прости Юншэн, — легкомысленно отмахнулся он, — так, пришлось к слову.
Тот примостился рядом. Сидел, дергал головой, временами корчил рожи, с некоторым любопытством наблюдал за потугами остальных. Как и сам культиватор. Исключая рожи. Довольно расслабляюще смотреть, как кто-то другой в панике пытается спасти свою жизнь.
Даже если от его действий зависит и твоя — тоже.
Впрочем, ни одна идиллия не длится вечно.
— Какое удивительное спокойствие, Саргон, — Дун Цзе, акцент на имени, демонстративное недоверие. Считает, что имя фальшивое? Или подчеркивает национальное неравенство?
Возмущенная, уязвленная, с выбившейся прядью из идеальной прически, ищет на ком сорвать злость.
«Хм, а ведь на этом самом Алтаре…», — мысль вызвала отклик даже через пелену безразличия.
Небольшой, но все же. А еще, смотреть на нее эстетически приятно. Особенно, когда становится плевать на строгие рамки сословного общества. Почему бы благородному дону и не попялиться на красивую девушку?
«Интересно, что будет, если я прямо сейчас эту злючку попытаюсь притянуть к себе за талию, твердо прижать к себе, оставить засос на шее…», — меланхолично рассуждал Саргон.
А девица все ждала ответа, когда он принялся пожирать ее взглядом, бессовестно и откровенно.
— Хватит пялиться, бесстыдник! Мы тут скоро все задохнемся, а ты…! — она не сумела полностью скрыть стыдливый румянец, он алел тем больше, чем сильнее она злилась.
«Собственно, а в чем проблема? Мы с ней оба культиваторы. Я сильнее, как выяснилось. Неподходящее время? Оно всегда неподходящее», — пока мысли лениво обкатывались в его нерасторопном рассудке, Саргон не забывал о приятном: усердно пожирал взглядом девушку, пока даже остальные не стали замечать странности в их диалоге.