И предстало перед мутными, пеленованными изнурением взглядами невиданной архитектурной пышностью.
Искусные барельефы со сценами охоты, мозаика сбора урожая, огромное панно с детальной картиной жертвоприношений божеству. Потолок сверкал позолотой, декоративные колонны дорогого красного цвета с основанием из нефрита обвивали деревянные лианы, настолько искусные, что казались настоящими.
Одна на все залы площадь компенсировалась продуманной плиткой на стенах, добавляла так необходимой глобальности и ощущения пространства. Усиливали монументальность небольшие ручейки с декоративными ажурными мостиками через них размером с кукольный дом, что располагались по краям дорожки из настоящей гальки.
Декоративный тракт вел в центр зала подобно магистрали, делил помещение на две части.
Вместо каменного Алтаря посреди комнаты стоял настоящий фонтан, чье нежное журчание могло быть услышано только в паре шагов от чудесного сооружения. На его вершине смесью гордости с зачарованной бронзой сверкали весы, символ Лета.
Артефакт Летнего Зала.
В отличие от предыдущих Алтарей, здесь он хранился активированным с самого начала.
Но что теперь делать?
На этом Алтаре, как и на предыдущем, духи предков не терпели привычного насилия. Следовало точно узнать, чего хочет конкретный Бог.
Хватило одного взгляда на весы, чтобы понять абсолютную тщетность попыток снять их и использовать.
Тем более, за весь адский марафон ни один из людей не ощутил привычного импульса «хотелок». Никакой ментальной волны, образов, наставлений духов предков, божественного присутствия. Ничего, что могло помочь, дать подсказки к грядущему Испытанию.
Только бездумная, монотонная работа ног от начала отрезка к его концу, к обычной двери, безо всяких игр с пространством, попыток скрыть выход.
Лишь крепло чувство, будто душу оценивают, кивают, нетерпеливо подталкивают в спину.
Он не спрашивал у других. Видел, понимал, знал своей интуицией — они испытывают тоже самое. Но не спрашивал.
Во всем Летнем Зале царило молчание, точно они заранее договорились не открывать рот. И брести к выходу, покуда хватает сил.
Потом люди стали падать.
Первым растянулся на полу Юншэн. Тело незадачливого фармацевта сотрясали конвульсии, но он поднялся. Упрямо, молча, с ненасытным страданием в темных, нечитаемых глазах, кадило в опущенной руке заскрежетало по плиткам. Плевать. Он встал, остальное не важно.
Следующим рухнул Вань.
Никто не хотел ждать.
Каждый остановился.
Но он и не думал подниматься.
Лишь трудовой пот стал чернеть, превращаться в настоящие реки, точно его облили с головы до ног. На губах запузырилась красная пена, разбавилась следом чернильными кляксами. Пальцы зачерпнули пригоршню гальки, камни заскрежетали в бессознательной хватке.
«Спайс по вене — дед весь в пене», — вдруг подумал Саргон и глупо хихикнул.
В сакральной тишине нелепый смешок хлестнул по затуманенному сознанию. Люди вздрогнули, машинально обернулись на святотатца. Даже Вань разлепил глаза.
«А, помирать, так с музыкой!»
Саргон дернул его за ворот халата, принудительно вернул вертикальное положение. После чего развернулся и побрел себе дальше без оглядки.
После инцидента странный транс, казалось, слегка отпустил, подарил возможность мыслить. И Саргон, у самого выхода из Зала, вдруг понял, что произошло: «Летний Алтарь запустил вывод шлаков и токсинов!»
Это и оказалось финальным Испытанием. Очищение, новое бытие. Конец цикла совместно с началом нового.
Даже у культиваторов, только у них слегка по-другому. Воздействие шло на всех. Организм Ваня под конец не выдержал, и Саргон своим вмешательством прошел по грани.
Если бы он не вынырнул на мгновение из транса из-за своего неуместного юмора — их товарищ так и остался бы навсегда в прекрасных Залах. Если бы он прикоснулся к телу, не к рукаву — то местный слепок духовного сознания мог посчитать это нападением.
Они очнулись спустя целый час после того, как уперлись в незапертую дверь выхода. Принудительная медитация постепенно спадала, состояние тела возвращалось к норме, а небольшой ручей рядом, декоративный водопад, что брал начало в потолке и стекал в небольшой бассейн, дал возможность смыть с себя все телесные конфузы.
Пока большая часть практиков тупо стояла под целебными, успокаивающими струями, что на диво легко очищали и одежду, и тело, Саргон пялился на чужую энергетику.
В его духовном восприятии она вдруг оказалась на грани у большей части земных практиков. Неудивительно, если самый главный катализатор перехода — очищение от шлаков и токсинов. После этой процедуры перерождение является решенным фактом, формальностью, что не заставит себя долго ждать.
"Неужели они прорвутся? Все-не все, но вот эта парочка, нет, тройка, гм, четверка? вполне вероятно. Черт, как же не вовремя. Впрочем, выбраться из Ясных Залов мы точно успеем. Похоже, нам осталось только вернуться к Алтарю Шан-ди для завершения ритуала.
А потом мы вернемся домой".
Глава 15
— Загрохотали барабаны. Подъём, казарменный народ!
Глаза продрав, в колонны встали, опять в поход, опять в поход…
Лились песни «ши цзин» маленькими колокольчиками прозрачного голоса Дун Цзе.
Под них выходили люди из рассеянного опустошения, в беззаботные глаза возвращалась печальная сосредоточенность взрослого разума, плечи расправлялись, улыбки отползали на брошенные позиции, теряли радость жизни, закреплялись гордостью и предвкушением.
Затихла песня, и практики стали осторожно переговариваться, голоса зазвучали громче, прибавили осмысленности, затем эмоций, чувств, сомнений.
— Я стану культиватором? Правда стану⁈ — Ма почти кричал от эйфории, спина сама сгибалась в небесных поклонах своей покровительнице.
Он чувствовал себя перерожденным, двойственно юным, словно змея, которая решила сбросить кожу, но еще не начала выбираться из выползка.
Остальные не слишком отставали от бывшего вора, разве что удивление и восторги показывали по-другому, не так явно.
— Удивительно! Ни один из них не умер, — тихонько прошептала Ян своей шицзе, — неужели они все достойны⁈
Настроение Саргона от такой беседы поползло вниз. Хорошо хоть, остальные не слышали.
— «Достойный муж надевает на себя худую одежду, но в себе имеет драгоценный камень», — губы брюнетки затрепетали иронией в приятной улыбке.
«Ага. Ну, спасибо, что камень, а не эмалированную кружку. Видел я фотографию стенда хирургов. Чего они только не извлекают из достойных мужей».
— шицзе! Нельзя смеяться над откровениями великой «Книги пути и достоинства»…
— Они натренированы намного лучше, чем стоило ожидать от сброда мелких преступников, — Дун Цзе проигнорировала последний комментарий, — каналы укреплены медитацией, есть дисциплина, целеустремленность. Даньтянь у половины несет следы использования. Полагаю, здесь заслуга твоего Саргона, — беззлобно усмехнулась она уголком рта.
Впрочем, шатенке хватило и такого намека.
— Он такой же твой, как и мой! — взвилась она от внезапной злости.
Кошачье шипение с трудом разбирал даже Саргон, остальные и вовсе не обратили внимания. Зато ее подруга вымученно рассмеялась.
— Мне он не нужен точно…
— Тогда почему […]
—!
— Шицзе!
Густые каштановые волосы заискрились веселым изумрудом телесной Ци, давление ударило по ближайшим людям. Алтаджин крякнул и отвесил шатенке отеческий подзатыльник.
— Ой, — только и сказала Ян.
Она скрыла ауру, но зажгла Ци на сжатых кулаках и теперь со сладостным отдохновением любовалась энтропией изгибов духовной энергии.
В прошлый раз, когда Саргон видел ее технику покрова, та не имела ни такой детализации, ни такой плотности. Зримое свидетельство усиления от Летнего Зала.
Впрочем, «апгрейд» получил абсолютно каждый член группы.
Движения Каня и Юлвея приобрели невозможную, компьютерную плавность, текучесть движений приближалась к планке Сборщика Ци. Ма уходил в скрыт естественно, как дышал, по ходу движения, шаг туда-шаг обратно. От долгого взгляда на него голова кружилась и густела слюна.
Выцепить несносного ворюгу теперь будет гораздо сложнее, особенно если не знать о его присутствии.
Саргон наблюдал своими особенными глазами, как меняется энергетика Юншэна, как перестраивается под нечто совершенно неизвестное, отличное от любых других практиков. Наблюдал, как бывший чиновник украдкой подносит к губам свою флейту и чистый белый звук настолько созвучен миру, естественен, что лишь Саргон осознает его наличие.
Когда люди слышат мелодию, их лица разглаживаются, выравнивается тонус внутренней Ци, тело начинает работать лучше, точно уличенное в бездействии.
Он наблюдал за борьбой Ваня, когда усталые старческие мышцы и внутренние органы пытались поспеть за духовной перестройкой, переродиться в нечто большее. Некоторым частям тела удалось, другие — пошли в строгий, академический отказ: обострения болезней, тромбозы, отеки, в моменте — даже некроз тканей.
Он видел, как вздуваются жилы на шее Камея, катится по венам обогащенная гневом телесная Ци — алая, с пузырями и грязными разводами, как краснеет кожа по пути порочной линьши, начинают сверкать глаза… а затем процесс медленно откатывается назад. Саргон помнил, как накидывал ему варианты упражнений в рамках мозгового штурма, и теперь берсерк пользовался одним из них, ранее для него невозможным.
Гигантский шаг вперед для человека, чей контроль позволял разве что выбрать цель в момент собственной ярости.
Последний коридор выделялся пустотой, заброшенностью даже на фоне остальных переходов, казался унылой штамповкой. А еще отличался длиной: в несколько раз больше остальных.
— Теперь нам осталось только вернуться к Алтарю Шан-ди, — прервал молчание Алтаджин, когда впереди показалась очередная дверь.
Их тихие шаги по древнему камню на мгновение замерли, чтобы в следующее мгновение отозваться взволнованным перестуком. Дверь заметили и остальные.