Русско-датские отношения периода Смоленской войны 1512–1522 гг. занимают особую нишу в архитектуре формировавшейся антиягеллонской коалиции. Датское королевство являлось одним из серьезных игроков в Северной, а Российское государство — в Восточной Европе. В этот период стали налаживаться связи для заключения не только торговых, но и первых военно-политических союзов. Заключению русско-датского альянса 1516 г. предшествовал длительный период обмена посольств, переговоров и согласований пунктов договора.
Большинство датских документов Копенгагенского государственного архива, посвященных созданию русско-датского военного союза 1513–1520-х гг., так или иначе связано с деятельностью доверенного лица короля, подписывавшегося как Danmarck rex armorum («Дания, король гербов»)[69]. Этим лицом был магистр (герольдмейстер) Дэвид фан Кохран (Корран), «король датских гербов», считавшийся специалистом по Московии. Он несколько раз был в Москве, постоянно контактировал с русской посольской службой, поэтому неплохо разбирался в политике «московитов».
Имя магистра Дэвида впервые упомянуто в русских источниках в 1493 г.[70] Никоновская летопись оставила следующее сообщение: «Того же лета приидоша на Москву послы великого князя из немец Дмитрей Ралев да Дмитрей Зайцев, что посылал их князь великий к Датцкому королю Ивану о любви и братстве; они же шедше, короля к целованию приведоша на докончалных грамотах и те грамоты докон чалные разоимаша; тогда же и посол с ними прииде на Москву от Датцького короля Ивана, именем Давид, такоже о братстве и о любви»[71]. В описях Посольского архива упоминаются «книги датцкие с лета 7001-го по 7009-й год, приезд к великому князю от датцкого Ивана короля посла ево каплана Ивана Миколая; и отпуск ево с Москвы; да отпуск же к датцкому королю государевых послов Дмитрия Ралева; да приезд к Москве государева посла маистра Давыда; да отпуск ево с Москвы; да отпуск к датцкому королю государева гонца Дмитрия Зайцова». Активизация русско-датских связей началась с заключения трактата 1493 г., текст которого стал основополагающим в пролонгации последующих союзных договоров. Оригинал, скрепленный золотыми печатями великого князя Ивана Васильевича и короля Ганса, до наших дней не сохранился. В Копенгагенском государственном архиве находится копия этого трактата, в 1506 г. послужившая черновым проектом для нового соглашения[72].
Датские и русские источники сохранили отрывочные данные о перемещениях дипломатических миссий между Копенгагеном и Москвой.
В 1499–1501 гг. для укрепления династических связей рассматривался вариант сватовства сына великого князя Ивана III княжича Василия на королевской дочери Елизавете[73]. Но русские послы, прибывшие в начале 1501 г. в Копенгаген, не могли знать, что еще 5 февраля 1500 г. в Киле уже прошла заочная помолвка 14-летней принцессы Елизаветы с 16-летним курфюрстом Бранденбургским Иоахимом I[74]. Московские послы не были поставлены в известность о начале брачного процесса, поскольку, по словам историка С. М. Каштанова, «срочность помолвки определялась стремлением закрыть дорогу дальнейшим русским предложениям, ибо женитьба Василия на Елизавете могла вызвать у шведов, датского духовенства и папы недовольство политикой Ханса»[75].
Несмотря на неудачную попытку сватовства, Москва и Копенгаген продолжили активно контактировать. Во-первых, у Дании ухудшились отношения с Ганзой. Во-вторых, сближение двух стран началось с упрочнением отношений их противников — Литвы и Швеции.
В 1499–1505 гг. в описях отмечены русские послы в Данию Иван Волынский, Третьяк Долматов, Волдырь Поюсов, Истома Малый, Юрий Траханиотов, выполнявшие поручения великого князя Ивана III, а также ответные датские посольства «Григория Гизларда», «Юрия Свига», «Ганса Плуга»[76].
Эти контакты являлись предметом пристального внимания ганзейцев и шведов. В частности, последние отмечали: «…посланник магистр Дэвид ежегодно находится у великого князя в России, где он строит всякие козни против этого нищего государства (Швеции) и христианства, и вследствие этого мы никогда не чувствуем себя свободными от вероотступников русских»[77].
9 сентября 1505 г. шведам стало известно, что датские послы магистр Дэвид (mester Dawith) и некий «Масс Рефюль» (Mass Raeffuel), направившиеся в Россию с дипломатической миссией, прибыли в Нарву[78]. С этого времени любые передвижения по Балтике датских кораблей отслеживались также и ганзейцами.
После смерти в 1505 г. великого князя и государя Ивана III Васильевича датскому правительству короля Георга необходимо было приложить усилия для возобновления договора с Москвой, поскольку прежнее соглашение от 1493 г. считалось утратившим силу, как заключенное при прежнем правителе.
Через 8 месяцев после смерти Ивана III взявший бразды правления его сын Василий 17 июля 1506 г. известил датского короля Ганса о смерти отца (genitor noster migrauit in Domino). В послании московский государь выразил желание заключить «дружбу и братство на тех же условиях, на каких Вы с отцом нашим имели, для чего и отправляем к Вам вместе с Вашими послами посла нашего Истому»[79].
Текст этой грамоты нам известен по публикации в «Собрании государственных грамот и договоров» по копии, сделанной в первой трети XIX в. директором Копенгагенского королевского архива Иоганном Торкелином[80]. Однако при сличении со списком, хранящемся в Датском архиве, обнаруживается, что в XIX в. при копировании было сделано несколько ошибок[81], из-за чего некоторые исследователи ошибочно считали, что миссия Истомы состоялась в 1507 г. вместо 1506 г. Подобные ошибки допущены и в упомянутых публикациях ответной грамоты: неправильно передано имя русского посла: Ystonia, Yscania, — кроме того, в издании «Собрания государственных грамот и договоров» источник почему-то ошибочно датирован 1505 г.[82] Но самое интересное в этой ситуации то, что неправильное прочтение имени посланника в историографии привело к парадоксальному выводу. Так, датский историк Микаэль Венге отмечает, что в 1506 г. Василий III «отправил в Данию своего посланника Истонию для подтверждения договора — предприятие довольно-таки провокационное, ибо Эстония входила в состав Ливонского Ордена и издавна была в сфере интересов Дании»[83]. Дело в том, что в публикации списка грамоты, сделанного секретарем Копенгагенского королевского архива Иоганном Торкелином, допущена ошибка — имя русского дипломата передано как Yschonia и Yscania (а в публикации Э. Гронблада — Ysthonia) вместо Ystoma и Ysthoma, как в списке из Датского государственного архива. Как видим, имя русского посланника Истомы под пером историка невольно обратилось в политическую провокацию.
Кроме этого, сравнение текстов трактатов позволяет пересмотреть устоявшееся мнение (основанное на утверждении А. Н. Казаковой), что «договор 1506 г. повторял договор 1493 г. за одним исключением: в договоре 1506 г. отсутствовала имевшаяся в договоре 1493 г. статья об обязательстве датского короля оказывать помощь великому князю московскому против его «недруга» — великого князя литовского»[84]. Исследователи часто игнорируют тот факт, что текст договора 1506 г. сохранился только в первом черновом датском варианте, причем для его составления был использован полный текст прежнего соглашения 1493 г., в котором лишь заменены имена московских государей (Ивана на Василия) и шведских мятежников (Стена Стуре на Сванте Стуре). Причем и в тексте 1506 г. пункт о выступлении против великого князя Литовского без изменений был взят из договора 1493 г., в том числе и фраза «…также мы будем вместе с братом нашим, по возможности своей, против нашего врага, великого князя Литовского, в правде, без всякого обмана»[85]. По сути дела, это была формальность, которая не обязывала выступить против Литвы, так как условия не были оговорены. Фраза «по возможности своей» (quantum nobis possibile est) весьма расплывчатая, чтобы говорить о конкретных обязательствах датского короля.
В описи 62-го ящика Царского архива упоминается «список с грамоты с докончальные, какова послана грамота к датцкому королю Ивану, с золотою печатью, с Дмитреем Ласкиревым (выделено мной — А. Л.)»[86], что свидетельствует о ратификации договора российской стороной.
В том же 1506 г. король Ганс извещал великого государя, что он информировал русского посла по имени Власий о большом мятеже в Швеции[87]. В этом же письме король сообщал, что в Москве есть финн с именем Сивар, образованный человек, много лет находившийся в неволе, который мог быть полезен с посланником Георгом в качестве толмача[88].
10 апреля 1508 г. шведам стало известно, что король Дании направил в Россию корабль с 4 пушечными мастерами, груженный 30 ластами военного снаряжения[89]