Трюм наполнился криками, свирепой бранью. «Автоматчики», презрев численное преимущество противника, рассекли толпу ссученных и зажали их по углам. Наследники славного генералиссимуса Суворова, они помнили незабываемую заповедь – «не числом, а умением!» – и сошлись врукопашную, чтобы доказать силу русского солдата.
Многие ссученные падали на пол, даже не успев достать заточки, те же, кто оказывал сопротивление, умирали первыми. Большинство отступило, но лишь для того, чтобы в следующую минуту с силой девятого вала обрушиться на «автоматчиков».
– Назад! – остановил дерущихся пронзительный крик.
Это успел очухаться от глубокого нокаута Рябой. Мгновенно он осознал, что еще одна такая схватка и его кодла уполовинится, а ведь до конечного пункта не пройдено и сотни километров. Если так пойдет дальше, то на встречу с Муллой он явится только в сопровождении пары подпаханников – несложно представить, какой это будет диалог…
– Назад! Кому сказал! – орал Рябой.
Суки, повинуясь командному окрику, застыли, а потом неохотно попятились. На полу, в лужах крови, лежало около десятка убитых. «Автоматчики» тоже не двигались – их было слишком мало, чтобы закрепить обеду.
– Если надумаете еще раз вякнуть что-нибудь подобное, перережем всех как баранов, – строго предупредил Кощей. Он был готов к большой рубке.
Рябой науку запомнил крепко и старался «автоматчиков» не задевать.
Те тоже не доверяли ссученным и на ночь выставляли караул, который нес вахту так же исправно, как если бы в ста метрах от трюма проходила линия фронта.
По тюремному телеграфу была пущена информация о том, что «сахалинский» десант на пароме понес значительные потери, но все-таки спешит на континент, чтобы установить сучью власть по всему Приморью. В малявах воры призывали зеков не пасовать и требовали устроить сукам кровавую баню.
Перегруженный паром пересекал Татарский пролив, направляясь к порту Ванино, где ссученным уже готовилась надлежащая встреча.
Ванинская пересылка славилась на всю страну и занимала огромную территорию. За год через нее проходили десятки тысяч зеков. Это был самый краешек земли, «Гнилое место», как без затей называли ее сами заключенные.
Следующий неожиданный удар ссученные воры получили в зековской бане.
Едва разделась первая партия зеков, как двери распахнулись и в предбанник, заполненный паром, ворвались три десятка бойцов с заточками в руках; они в считанные секунды перекололи сук, и первым среди павших был Рябой.
Это был последний привет от Муллы, который, прищурив слегка раскосые половецкие глаза, ревниво наблюдал за путешествием сахалинских сук. Это был урок всем ссученным, способный на долгое время отбить у «красных» беспредельщиков желание вмешиваться в дела «черной» масти.
Услышав о праведной акции в Ванино, Беспалый понял, что Муллу ему не сломать. Он был не властен над ним, точно так же астроном не может повелевать звездами.
Беспалый понял также, что если ссученный отряд двинется дальше, то его будут щипать до тех пор, пока от него не останутся одни рога.
Мулла вывернулся и на этот раз.
Глава 24
За окнами стемнело. Старик явно утомился – речь его сделалась медленнее, он все чаще останавливался, чтобы перевести дыхание или вновь поймать ускользающую нить повествования. Варяг, напротив, готов был слушать бесконечно, захваченный картинами бурной и жестокой жизни минувших лет.
– Не устал, Варяг? – спросил с усмешкой Беспалый. – Целый день ведь слушаешь.
– Я-то нет, а вы, наверное, устали, – отозвался Варяг.
– Да, старость не радость… Думал, без отдыха буду рассказывать, пока не выложу все, что на душе скопилось. Ан нет, годы свое берут, вот уже и отдых нужен, – с грустью проговорил Беспалый.
Защебетал телефон Варяга, и старик обрадовался:
– Во-во, поговори, а я пока отдохну. Варяг услышал в трубке голос Чижевского:
– Владислав Геннадьевич, ребята только что звонили из Мякинино, это такой поселок дачный прямо у кольцевой дороги. Они нашли Бако у него на квартире, допросили хорошенько, и он рассказал, где девушка содержится. Поехали вместе с ним в Мякинино и взяли эту дачу.
Чижевский тяжело вздохнул.
– Что-то не так? – насторожился Варяг. – Как в прошло?
– Не очень гладко, – с досадой сказал Чижевский. – Бако в последний момент дернулся, пришлось его пристрелить и с ним еще парочку абреков.
– Да, это плохо, – с досадой произнес Варяг. – Надо было, чтобы он рассказал, как они это дело провернули: как девчонку похитили, как на Санька через нее надавили, что за устройство ему передали… И весь рассказ надо было на пленку записать. Мне ведь придется отчитываться за смерть Бако.
– Ну, с этим-то все в порядке, ребята допрос Бако еще в Москве, до выезда на дачу, с самого начала снимали на камеру, – сказал Чижевский. – Они знают, о чем надо спрашивать.
– А чем же ты недоволен, Николай Валерьяныч? – удивился Варяг. – Значит, теперь только с Шотой надо разобраться, а потом мы за все ответим, имея такую пленку.
– Да хрен с ними со всеми, и с Бако, и с Шотой, – непривычно резко произнес Чижевский. – Саша Абрамов ранен.
– Тяжело?
– Тяжело. Надо же, в стольких переделках побывал, и на тебе – дуриком от какого-то сопляка пулю словил…
– Ладно, Николай Валерьяныч, не расстраивайся раньше времени, – мягко произнес Варяг. – У меня в медицинских кругах Москвы связи неплохие, сделаем все возможное.
– Я уже от вашего имени позвонил кое-кому, – виновато произнес Чижевский. – Обещали помочь.
– Конечно, о чем разговор, – одобрил Варяг. – Если будут проблемы, звони, я подключусь. Давай, до встречи.
Убрав в карман телефон. Варяг некоторое время сидел молча, погруженный в размышления, затем поднял глаза на старика:
– Ну как, отдохнули, Тимофей Егорыч?
– Я-то отдохнул, – ответил Беспалый. – А у тебя, вижу, забот все прибавляется и прибавляется.
– Что делать, – тоном философа произнес Варяг. – Разве у вас в ваши времена их меньше было?
– Конечно, меньше, – серьезно ответил Беспалый. – Потому что люди посмирнее были, не норовили так много захапать, как вы, нынешние, не стремились так высоко залезть. Вот и расхлебывайте теперь… Ладно, слушай дальше, сынок.
И старик продолжал свой рассказ, но через некоторое время, видя его усталость, Варяг взглянул на часы и решительно поднялся со стула.
– Хватит, Тимофей Егорович, – заявил он. – За один раз все равно не закончим. Отдыхайте.
– Ладно, сынок, – покорно сказал Беспалый. – Но учти: я тебя буду ждать. Раз уж начал говорить, хочу договорить до конца.
Проводив Тимофея Егоровича в палату, Владислав сразу отправился к главному врачу дома ветеранов.
Виктор Петрович Бармин оказался невысоким плотным мужчиной лет пятидесяти с внимательными строгими глазами бывшего кадрового оперуполномоченного. Он окинул вошедшего коротким взглядом и сразу предложил сесть, даже не поинтересовавшись целью визита. Владислав заметил, что до его прихода Бармин читал толстую книгу в блестящем голубом переплете. Названия он не рассмотрел смог только прочитать одно слово: «…астрология».
– Вы посетитель Беспалого? – заметил Бармин с дежурной сухой улыбкой. – Тимофей Егорович за последнее время сдал. Совсем плох стал. Очень плох.
– Что с ним? – спросил Варяг, садясь на предложенный стул.
– Старость, – улыбнувшись шире, ответил главврач и отложил фолиант в сторону. – Болезнь неизлечимая, увы. Тимофею Егоровичу скоро восемьдесят шесть.
Это по паспорту. А по состоянию здоровья – все сто. Организм сильно изношен.
Печень, почки, сердце – все никуда не годится… Но мозг работает отменно, как швейцарские часы. А вы ему кем приходитесь?
Последний вопрос был задан уже другим тоном – со стальными нотками в голосе.
– Я ему дальний родственник, – уклончиво ответил Владислав и, чтобы отмести все дальнейшие расспросы, добавил:
– По линии его жены.
– Ага, значит, вроде племянника, – осклабился Виктор Петрович.
– Вроде, – кивнул Варяг. – Знаете, я хотел вас попросить об одном одолжении. Тем более что, как вы говорите, Тимофею Егоровичу стало хуже. Вы можете перевести его в отдельную палату? С холодильником, телевизором, ну и вообще, чтобы там было покомфортнее?
Бармин пожал плечами:
– Да вообще-то ему и так неплохо. Один сосед, глухой. Они ладят.
– И все же я попросил бы вас сделать это… для меня, – настойчиво повторил Варяг.
В глазах Виктора Петровича вспыхнули алчные искорки.
– Знаете, МВД держит нас на голодном пайке. Наш дом ветеранов, конечно, находится у них на балансе, но бюджет очень скудный. У нас есть несколько одноместных, номеров в южном флигеле, но они… м-м… мы их предоставляем на коммерческой основе.
– На коммерческой основе? – переспросил Варяг. – И сколько это стоит?
– Тысяча двести в сутки, – с готовностью выпалил главврач. – Не долларов, конечно, – рублей.
– Пятьдесят баксов, – мгновенно подсчитал Варяг. – У вас губа не дура! Это как в неплохом европейском отеле.
– А у нас там очень неплохие условия, – подхватил Бармин. – Пятиразовое диетическое питание, все удобства в палате, телевизор корейский цветной, холодильник, обогреватель…
Варяг вытащил из кармана портмоне и достал из него пачку долларовых купюр.
– Вот тут пятьсот. На первое время, думаю, хватит.
– Я вам сейчас приходник выпишу! – Виктор Петрович алчно схватил протянутую «зелень».
– Не надо! – Варяг поднялся. – Завтра утром я приеду в десять.
Надеюсь, что Тимофей Егорович будет уже на новом месте.
За окном уже мелькали пригороды, но Владислав по-прежнему сидел неподвижно, откинувшись на мягкие подушки сиденья и закрыв глаза. Мысли мешались. Исповедь Беспалого всколыхнула жуткие воспоминания о лагере за полярным кругом, где ему самому пришлось провести долгие мучительные месяцы, – воспоминания, которые он старался заглушить, задвинуть поглубже, в самый глухой подвал памяти. Но теперь он опять мысленно вернулся на два года назад, во времена, полные невыносимых страданий. Затем стали вспоминаться недавние события – четыре месяца заточения в глухом каменном мешке, последний сходняк и разговор с ворами, таинственное похищение пяти миллиардов долларов с андоррских счетов и взрыв бомбы, предательски подложенной в его «ауди».