о в горле жалость.
Потом он выронил ведро, и Свейта развернулась. Ульф хрипло выдохнул, глядя ей в лицо. Подумал неожиданно — может, она испугается? И тогда запах страха оттолкнет его?
Его предает тело, решила Света, глядя на Ульфа. Уже изменившегося, с вытянутыми челюстями, покрытого шерстью.
Неужели он уходит? Той дорогой, по которой уходят все оборотни, снявшие гривну? И победы Ульфа рано или поздно закончатся его поражением…
В следующее мгновенье руки мужа стиснули ее обручем, оборвав все мысли. Подняли над полом. А Света, судорожно дернувшись, вцепилась в плечи Ульфа. Широкие, поросшие жесткой шерстью — под которой пряталась горячая кожа.
— Зажмурься, — просипел он.
Шершавый язык тут же прошелся вдоль ее плеча. Потом Ульф нетерпеливо вздернул Свету повыше. И лизнул грудь, добираясь до соска.
Она зажмурилась. Подумала неожиданно — пусть хоть так. Ульф уходит, но до конца быть с ним…
Пролетела в уме мысль о волосах альвийки, но Света с яростью ее отогнала. В этой мысли опять плескалась обиженная ревность.
Дождался, затуманено подумал Ульф, когда ноздри ему резанул запах ее злости.
А следом сознание помутилось, и он шагнул к стене рядом с дверью. Впечатал спину Свейты в тесаные бревна, коленом раздвинул ей ноги. Лизнул шею жены, покрытую озябшими пупырышками, придавил клыком нежную мочку уха…
Свейта вздрогнула, и Ульф вскинул голову. Заглянул ей в глаза — в два озера, выстеленных осенним палым листом.
Оттуда на него оскалились две уродливые, мутно-серые морды.
Вот и все, мелькнуло у Ульфа. Надо хоть не навредить. Тело у Свейты не тяжелей охапки листьев. Такое же ломкое, податливое…
Но когтистые лапы уже надавили — резко, судорожно, заставив Свейту вскинуть колени. И Ульф хрипло вздохнул. Напоследок прошелся ладонями по ее озябшим ногам. Придавил их так, чтобы они обхватили ему бедра. Мужское копье, налитое и давно вскинувшееся, ныло. Высасывало из него последние капли терпения…
Ульф дернулся всем телом, пытаясь сдержаться. И снова дернулся, но уже вдавливая копье в плоть между ногами Свейты.
Там, в ней, все было нежным, дрожащим. Слишком узким для него. И сквозь бурю жаркого удовольствия, рвавшего сознание в клочья, у Ульфа в уме пролетело — не надо было в боевом.
Свейта сипло вздохнула под его подбородком, и он окаменел. Лицо жены в этот миг было растерянным, даже испуганным. Но в запахе, лаская ему ноздри, сейчас распускалось желание. Как ни странно. Трепетало, трепыхалось под сердечный перестук…
И Ульф уже бездумно двинул бедрами, вонзаясь в нее.
Света больше не чувствовала холода. Ей казалось, что Ульф был повсюду. В ней, над ней, перед ней. Шерсть запуталась меж пальцев, щекотала ей нос и щеку. Тревожно, сладко колола набухшие соски.
Но наслаждение в этот раз пришло робко. Забилось под рывками мужской плоти Ульфа, заглушая мягкую болезненность внутри — от того, каким он теперь стал. А потом Света задрожала, цепляясь за его плечи. Зажмурилась, отпуская все печали и горести…
Ульф, напоследок пригвоздив Свету к бревнам, пробурчал:
— Прости.
И она уткнулась ему в плечо. Глухо прошептала — капля лжи в ложке правды:
— Мне было хорошо.
Но следом припомнила, что Ульф чует неправду по запаху. Особенно в этом обличье.
— Ничего, — выдохнул Ульф. — Я боялся худшего. Ты слаще всего, что я в жизни пробовал, Свейта…
Он погладил ей бедра, которые до этого прижимал к своим бокам, поросшим жестким волосом. Затем медленно позволил Свете опустить ноги.
— Еще что-нибудь скажи, — вдруг попросила она, все еще держась за его плечи.
И Ульф почему-то оскалил клыки. Но сказал послушно, хоть и глуховато:
— Твое желанье пахнет цветами. Радость — медом из свежих сот. Дышишь ты как котенок. Смеешься соловьиными переливами…
Потом Ульф умолк, глядя на Свету. Проговорил после паузы:
— Я помогу тебе ополоснуться.
И потянул ее к бочке. Плеснул Свете на плечо первую пригоршню воды — промозгло-ледяную после жара его тела. Тут же прошелся горячими руками по груди, стирая холод воды. Шерсть на ладонях Ульфа вдруг начала пропадать…
Он возвращается, радостно подумала Света. И застыла, глядя на его лицо, проступавшее из шерсти. Стояла не шевелясь, боясь это спугнуть. Даже не охнула, когда ледяные струйки из ладоней Ульфа снова расчертили ей живот и спину.
Пока они мылись, снаружи успело стемнеть. Выйдя из бани, Ульф со Светой наткнулись сразу на троих — двух мужчин и Сигвейн.
Прекрасная альвийка стояла вольно, забросив на плечо длинную палку, с конца которой свисал горящий шар. Увидев Ульфа, Сигвейн улыбнулась. Объявила:
— Эти двое бродили тут, искали ярла. Доброй ночи, хозяин крепости.
Затем Сигвейн подала палку с альвийским шаром Свете. Скользнула по ней лукавым взглядом и ушла в темноту.
— Говори, Хакон, — велел Ульф.
Морской ярл, уставившийся вслед Сигвейн, перевел рассеянный взгляд на Ульфа. Но тут же моргнул, посуровел — и начал рассказывать, сколько запасов осталось на драккарах. Второй, Эйнар, время от времени вставлял в речь Хакона пару слов.
Поговорив, Ульф проводил ярлов морской стражи до ворот. И сразу повел Свету к женскому дому. Сказал, отмахав шагов двадцать от надвратной арки:
— Завтра я отправлю человека на торжище, за амулетами от светлых альвов. После этого ты сможешь ходить одна. Но только здесь, в крепости.
Нет уж, внезапно подумала Света. Надо урвать каждую минуту, что можно провести с ним…
— Вместе идти торжище? — торопливо предложила она.
И вспомнила, что Ульф мужчина. Прочь, романтика, здравствуй, логика.
— Люди видеть ты вместе с я, — добавила Света. — Нет страх.
Ульф на ходу обернулся к ней. Как-то легко улыбнулся — став на мгновенье прежним Ульфом.
— Это чтобы люди начали мне доверять? Хочешь непременно стать женой конунга? Не просто оборотня, Свейта?
— Оба хорош, — серьезно ответила она.
Ульф остановился. Проговорил, одной рукой притягивая к себе Свету, а второй забирая у нее палку с горящим шаром:
— Что ж, можно и сходить. Альвийские волосы вроде держат крепко. А я заодно поговорю с кузнецами в городе. Края провалов, в которых горит огонь, надо укрепить. Одной глиной там не обойтись.
Да, провалы, печально подумала Света. Затем пристыжено вспомнила две свои неудачные попытки. Сначала ей не удалось выманить Хильдегард огнями, потом не вышло погасить пламя, горевшее в земле…
Ульф еще сильней притиснул Свету к себе.
Он чует мою грусть по запаху, мелькнуло у нее. Значит, надо эту грусть переплавить во что-то другое. Незачем его огорчать.
— Делать баня, — поспешно объявила Света. — На город. Провал, огонь, железный…
Тут она споткнулась, не зная, как сказать — "труба".
Ульф фыркнул.
— Готовишься стать дротнинг? Ты уже вся в заботах о Нордмарке, Свейта?
— Вода, — победно бросила она. — Вода в железный. Огонь внизу. Горячо на город, баня.
И Ульф засмеялся, ослабив хватку. Отголоски его смеха дробным эхом отразились от построек по соседству.
— Пошли, — сказал он наконец. Добавил грубовато: — Я не железный, нет вода. Но горячо на ночь будет.
Следом он ее поцеловал. Губы Ульфа сейчас были человеческими, однако поцелуй вышел болезненным.
ГЛАВА 5
На зеленом шелковом покрывале тело Свейты казалось еще белее. Рыжие пряди горели ярче, отливая полированной медью.
Ульф, глядя на жену, потянулся к ее ладони, обессилено лежавшей на шелке.
Тонкие полусогнутые пальцы слабо дрогнули под его когтями. Но потом застыли неподвижно. Даже не шевельнулись, когда Ульф кончиками когтей пощекотал кожу вокруг соска Свейты. Спело-розовую кожу, заласканную его губами до припухлости…
Свейта спала. Плыла в своем зыбком сне далеко от него. Эта ночь, четвертая после их прихода в Нордмарк, измучила ее до вязкого забытья.
И Ульф, надсадно выдохнув, отвел руку. Подумал — может, запретить ей бегать по крепости днем? Свейта уж больно рьяно взялась за прокладку труб от провалов. Глядишь, отлежится до вечера, и силы на ночь останутся. Она не будет так быстро засыпать…
Нет, будет, тут же эхом пролетело в сознании Ульфа.
Слишком сильно грызло его желание — словно свою похоть подпитывала волчья. Зверь брал плату, мстя за то, что его держат в узде. Вот и сейчас тело ниже пояса ныло от давящей тяжести. А если сдерживаться…
Он оскалился, слушая, как похрустывают челюсти, удлиняясь. И противно поскрипывает ткань наволочки, прихваченной клыками.
Альвийскую прядь Ульф теперь носил, не снимая — но она помогала все хуже. Прошлым днем шерсть обметала лицо, едва он унюхал запах стражников у ворот. Пришлось уйти, чтобы люди не встревожились.
Еще немного, зло подумал Ульф. Драккар морской стражи, который он послал, уже прибыл в Ульфхольм. Еще немного, и те из волков, что захотят ему помочь, приплывут в Нордмарк.
Потом вернется Хальстейн. И будет хольмганг, на котором все решится — но до тех пор надо потерпеть. И надо как-то избавиться от желания, сводившего его с ума. Иначе запах Свейтиной боли, жегший ему ноздри по ночам, обернется запахом ее ненависти. Или его безумием.
Ульф помедлил еще немного. Затем встал и тенью выскользнул из опочивальни.
Из женского дома он выбрался бесшумно. Но за порогом замер, решая, куда пойти.
Может, попробовать договориться с одной из рабынь, посулив ей пару гривен?
Однако баба, взяв деньги, все равно будет бояться. И волк еще отчаянней рванется наружу. Чем все кончится, неизвестно. Это люди могут завалить любую…
В холодном воздухе, уже пахшем осенью, вдруг зазвучали тихие, далекие звуки. Похожие на кошачье мурлыканье, весеннюю капель — и плеск рыбы в заводи. В доме волчьего хирда альвы пели свои странные песни. Переливчатые и мягкие.