О наслаждавшийся вздохом последним умершего,
Пролитой кровью чертоги богов осквернивший,
Солнце чернеет и шторм с диким ревом ярится,
Взываю к тебе я, приди же из леса железного,
О пожиратель, приди с берегов царства мертвых[80].
Макс почувствовал зуд по всему телу. Из-за этого невнятного, бессмысленного бормотания ему было некомфортно – и даже более чем просто некомфортно. Ему приходилось изо всех сил себя сдерживать, чтобы не заерзать на табурете.
Тело ведьмы напряглось на троне, и она вскрикнула, но это был ликующий крик, а не сигнал опасности. Заклятье – это не какой-то там рецепт, как представляется многим; скорее оно похоже на загадку. Внезапно Гулльвейг все-таки получила то, чего хотела, хоть это и стоило ей огромных затрат энергии. Ее поза стала более расслабленной, выражение лица смягчилось. На миг Максу показалось, что она стала похожа на прежнюю Герти – или изменилась лишь слегка.
– Приди ко мне, Вали, – произнесла она. – Ты обещал вернуться, и я так долго тебя ждала.
А потом Макс услышал вой, доносившийся откуда-то из зала. Казалось, этот звук пронзил его до мозга костей, сотряс до основания стены замка, вспугнув прячущиеся в их толще неприкаянные призраки. И вдруг Макс осознал, что этот страшный звук издает его жена, как будто все ее тело звенело подобно камертону. Макс чувствовал, как этот вой ревибрирует у него внутри: ощущение было такое, будто осколки всего, что разбилось в нем после переезда в замок, встряхнулись и затарахтели. Собственный живот представлялся Фоллеру мешком с разбитыми тарелками, который подпрыгивал и переворачивался у него внутри.
Неподвижный ночной воздух вдруг прорезало ответным воем волка, донесшимся откуда-то из долины. Макс похолодел от ужаса.
Ведьма улыбнулась.
– Он уже идет. И скоро будет у нас. Фон Кнобельсдорф, вы помните мои инструкции?
Офицер в смирительном кресле кивнул. Его губы были плотно сжаты, лицо излучало решимость.
За стенами замка послышались беспорядочные выстрелы, затем плотная очередь из автомата МР-42, потом еще одна, а за ней – снова волчий вой. Этот жуткий звук, казалось, лишал человека сил, тело покрывалось холодным потом, по коже пробегали мурашки. Фон Кнобельсдорф вспомнил тигра из зоопарка, голос страшного зверя, который, минуя его мозг, обращался напрямую к ногам, приказывая им: «Бегите!»
Один из рыцарей выскочил из зала и, спустившись по лестнице, подбежал к окну. Вернулся он бледный как полотно.
– Мы должны впустить его. Он убивает людей, – сказал рыцарь.
– Успокойтесь. Его нельзя впустить или не впустить, – ответила Гулльвейг. – Вновь появившись на этой земле, он должен наесться, чтобы набраться сил. Закончив, он придет к нам, и мы сможем им управлять, – я чувствую, как заволновался Всеотец. Впрочем, он поможет нам, хоть это и не отвечает его целям. Ой. Ой. Что она наделала? Что она наделала?
Ведьма прижала ладонь к носу. Между ее пальцев струйкой потекла алая кровь.
Герти по лестнице сошла с борта подводной лодки. За стенами чертога Леди сгущались сумерки, и воины возвращались с битвы. А на берег тем временем высаживались женщины и дети; они сразу же бросали деревянное оружие и бегом мчались навстречу своим мужьям и отцам. Одни воины замерли в изумлении, другие тоже побросали свои винтовки, боевые секиры и сабли и уже летели к своим возлюбленным, женам и детям.
Макс видел, как в зале Черного Солнца его жена без сознания осела на пол.
К наступлению ночи Герти вместе с Аудуном дошла до чертога. Оглянувшись назад, они увидели на берегу невероятное количество радостно обнимающихся людей. Доспехи и оружие валялись рядом огромными кучами, а кое-кто из мужчин уже поднимался на лодку. В небе горела полная луна, большая и яркая.
– Они победили в своем последнем сражении, – заметил Аудун.
– Да, – кивнула Герти. – А мне, боюсь, сражение еще только предстоит.
– Я тоже так думаю.
Король постучал в двери чертога, и они открылись. Внутри никого не было, если не считать украшенную золотом леди – ту самую, которая украла у Герти ее кольца.
– Что ты наделала?! – набросилась на нее Гулльвейг.
– Я остановила войну, – ответила Герти.
– Ты лишила это место защиты, – сказала ведьма. – Если оно падет, падем и я, и ты. Я должна остаться, чтобы защищать его. Я…
– Одна жизнь – не так уж и много, если она может спасти стольких людей и сделать их счастливыми, – прервала ее Герти.
– Вот, забери! – Гулльвейг бросила Герти ее кольца. – Возвращайся к тому, что осталось от твоего мужа, и умри в пасти волка, как умирала всегда.
Герти подняла кольца с пола.
– Я никогда прежде не жила, – сказала она, – так что не могла умирать.
Гулльвейг только фыркнула.
– И еще вот это, – сказала она, снимая с шеи цепочку с драгоценным камнем. – Ювелирное украшение для настоящей леди.
Гулльвейг решительно сунула это Герти в ладонь. Герти опустила взгляд и увидела, что это рубин, похожий на капельку крови. У нее перед глазами промелькнуло видение: дни, проведенные на склоне холма, бегущие под солнцем дети, постоянное ощущение нехватки чего-то, как будто она всегда была лишь половинкой человека. А затем он возвращался, снова и снова, забирая ее детей, забирая любимых, никогда не касаясь ее самой, но оставляя одинокой и сломленной.
Однако Герти увидела и другое: какие-то минареты; высокую белую башню у реки; парусные корабли и пароходы; старика внутри круга из странных символов; и наконец повсюду – устремленные на нее глаза ненавистного волка.
– Твой возлюбленный уже ждет тебя, – сказала Гулльвейг. – Так насладись же его поцелуем!
Герти надела кольца. У нее голова шла кругом; все ломалось, казалось не таким, как она себе представляла. Эта жизнь была лишь мерцающей вспышкой среди других жизней, а ее любовь к мужу оказалась просто бледным эхом того, что она когда-то испытывала по отношению к кому-то другому. Впервые в жизни Герти Фоллер вдруг ощутила, что значит по-настоящему кого-то ненавидеть – ненавидеть волка и человека, который стал волком, ненавидеть возлюбленного, предавшего ее.
Она испытывала горячее желание поскорее уйти отсюда, вернуться к своей жизни и выбросить из головы все эти тревожные мысли.
Герти направилась к выходу, и Аудун последовал за ней.
– Только не вы, Повелитель белых пустынь, – остановила его Гулльвейг. – Вы восполните мои потери. Чтобы попасть сюда, вы вновь взяли в руки оружие и теперь не можете просто так его опустить. Вы будете моим воинственным защитником и наберете для меня новых воинов из числа погибших в бою.
Аудун попробовал шагнуть вперед, но обнаружил, что не может сдвинуться с места. Герти протянула ему руку и попыталась вытащить из чертога, однако он стоял как вкопанный.
– Иди, – сказал он ей. – Моя судьба была предначертана очень давно. Я буду служить этой Леди здесь.
Герти понимающе кивнула.
– Спасибо вам, – сказала она на прощанье.
Она шагнула за порог, и в глазах у нее на миг потемнело.
Когда она вновь пришла в себя, то обнаружила, что оказалась в очень странном месте.
Склонившийся над ней генерал СС тряс ее за плечи:
– Очнитесь, очнитесь же! Волк уже здесь – что нам делать? Что нам делать?!
Герти села и машинально вытерла ладонью нос. Ее пальцы были в крови. Она находилась в большом зале, внутри круга из тронов. Рядом с генералом был Макс, но с ним что-то произошло. Он улыбался ей почти так же, как раньше, когда будил ее, принося в постель чашку кофе.
За стенами замка был ужасный переполох – стрельба, отчаянные крики, а также грозное рычание и жуткий треск разрываемой плоти.
– Что нам делать, ведьма, как взять его под контроль?
– О чем вы говорите? – растерянно спросила Герти.
48Волк
Проблемы начались, когда штурмманн СС Андреас Шнайдер отправился посмотреть, не нужно ли подлить в ров еще бензина. На улице явно становилось теплее, и начальство лагеря не желало иметь под боком разлагающиеся трупы, от которых исходила невыносимая вонь. К несчастью, казармы СС располагались как раз на пути у преобладавшего здесь юго-западного ветра – шедевр бездарного планирования. Поэтому огонь в яме развели, воспользовавшись удачным моментом, когда ветер подул с востока.
Заметив внизу какое-то движение, Шнайдер поначалу решил, что это крыса. Однако потом до него дошло: ни одна крыса не выжила бы в этом вяло горящем пламени. Смердело прилично, и Шнайдеру не хотелось находиться возле рва дольше, чем это было необходимо. «Береженого Бог бережет», – подумал он и решил прислать сюда кого-то, чтобы плеснуть для верности еще бензина. Штурмманн уже высматривал для выполнения этой опасной работы кого-нибудь из заключенных, как вдруг кто-то его окликнул:
– Шнайдер!
Штурмманн оглянулся, но никого не увидел. Удивленно пожав плечам, он развернулся и направился обратно к главному лагерю.
– Шш… Шш… Шшшш… Шнайдер!
Штурмманн пришел к заключению, что странный голос раздается из ямы, и снял с плеча автомат. «Зачем, интересно, я это делаю?» – подумал он. Шнайдера не покидало тревожное чувство, но он пытался убедить себя в том, что паникует, конечно, напрасно. Недаром же говорят, что от долгой работы в лагере у кого угодно может сорвать крышу.
Шнайдер подошел к краю рва и заглянул вниз.
И с изумлением увидел глядящее на него оттуда лицо. Шнайдер узнал этого человека. Это был старый профессор, еврей и коммунист. С этим типом они, кажется, немного позабавились. Если он не ошибается, этого профессора отправили в замок к Доктору Смерть. Шнайдер присел и наклонился вперед, чтобы рассмотреть этого человека получше. Его лицо опухло и выглядело, конечно, омерзительно, но было узнаваемым.
– Шнайдер! – вдруг сказал он.
Шнайдер вскочил и отпрянул. Даже долгая жизнь в концентрационном лагере не может подготовить человека к тому, что с ним заговорит мертвец. И уж тем более к тому, что последовало за этим.