Так как они были должны приехать в Гревзенд ко времени полного рассвета, то королева стала заботиться о своем костюме, чтобы иметь вид прачки: она сняла перчатки и спрятала свои волосы, между тем как принц, к счастью, опять заснувший, был положен в корзинку с бельем. Анна не могла избавиться от мысли, что в таком виде она только более обращала на себя внимание, чем если б села на корабль под видом простой дамы; но она помнила свою роль компаньонки итальянской графини Альмонде, которую она должна была встретить на корабле.
Оставив карету позади за группою домов, они дошли до небольшого мыса, где их встретили трое ирландских офицеров и привели к лодке. Утро было холодное, и их, закутанных в теплые плащи, лодка подвезла к яхте, на палубе которой стояли лорд и леди Повис, леди Стриклэнд, Полина Дюнор и несколько других верных людей, которые приехали сюда раньше. Ни каких приветствий не допускалось, потому что ни капитан, ни матросы не знали, кого они везли, а узнав, кто были их пассажиры, из страха или корысти, могли выдать их.
Поэтому все прочие, с произнесенными шепотом извинениями, были первыми подняты на палубу, и графиня Альмонде должна была просить особо, чтобы опустили стул в лодку и за ее бедной прачкой и двумя другими женщинам.
Яхта, нанятая С-т Виктором, тотчас же подняла паруса; м-рис Лэбади разговаривала с капитаном, между тем как графиня увела с собою королеву в душную маленькую каюту. Переход был ужасный; дул сильный ветер и была страшная качка, так что почти вся свита лежала. Королеву страшно укачало, равно как и графиню и м-рис Лэбади. Никто не в состоянии был оказать какую-нибудь помощь, кроме синьоры Турини, ходившей за ее величеством, и Анны, которая благодаря своим поездкам в Портсмут, настолько привыкла к морю, что могла позаботиться о маленьком принце. Маленькое судно, с своим несчастным грузом пронеслось на всех парусах посреди голландского флота из пятидесяти кораблей, по-видимому, не заметивших его, может быть, вследствие особого приказания не обращать большого внимания на беглецов из Англии.
Поглощенная с одной стороны заботами о малютке, которого она не спускала с рук во время ужасной качки, хотя он не кричал и был очень весел, и желая в то же время оказать возможную помощь своим больным спутницам, Анна не имела времени подумать о своем положении, но находилась точно в каком-то ужасном сне, полном тоски и муки, пока, наконец, не раздался радостный крик, что виден Кале.
После этого несчастные путешественники вылезли из своих углов и привели в порядок костюмы, насколько это было возможно при ужасной качке; маленькое судно бросило якорь. Граф де Лозан тотчас же отправился на берег, как только была спущена лодка, чтобы предупредить губернатора Кале, мсье Шаро, о высокой гостье, которую ему предстояло принимать; через некоторое время, наконец, появились лодки, чтобы перевезти на берег королеву и ее свиту, хотя она и отказалась при этом от всяких почестей.
Леди Стриклэнд, совершенно поправившаяся, как только ступила на твердую землю, опять взяла на свое попечение маленького принца, которого все ласкали и осыпали восторженными похвалами за его удивительное поведение во время путешествия.
У Анны мелькала в голове мысль, что часть этих похвал должна бы пасть и на ее долю; потому что все время, с самого выезда из Вайт-Голя, и на земле и на море она почти не спускала его с своих рук; но она была слишком измучена двумя бессонными ночами и разбита качкой во время морского переезда, чтобы чувствовать что-нибудь кроме страшной головной боли. Когда они прибыли наконец в старинный дом, где нм предстоял отдых, и все набросились на еду, она ни к чему не могла прикоснуться. Тут какая-то жалостливая француженка, в высоком белом, как снег, чепчике, провела ее в комнату, где лежал на полу соломенный матрас; она бросилась на него и проспала не пошевельнувшись, двадцать четыре часа подряд.
Глава XXВ ИЗГНАНИИ
Прошло пять месяцев со времени полночного бегства из Англии; Анна сидела на каменной скамейке, в величественном С.-Жерменском парке, и была занята починкою тонкого кружева, которое должно было скрыть ощутимые недостатки ее костюма; она испытывала большие затруднения и была весьма несчастна в течение этих месяцев.
Король был в Ирландии; королева, во время его отсутствия, большую часть своего времени проводила в монастырях Пуасси или Шазельо и брала с собою туда сына; там монахи, большая часть которых даже не видела вблизи маленького ребенка, и для которых он доставлял истинное наслаждение, окружали его самыми нежными заботами. Не желая обременять сестер большою свитою, королева брала с собою только гувернантку и одну няньку с помощницей и понятно, что в таких случаях ее обыкновенно сопровождала Полина Дюнор как француженка и католичка.
Это не было большой потерей для Анны, так как три дня, проведенные в женском монастыре в Булони, в ожидании короля, не оставили в ней особенно приятных воспоминаний. Монахини чуждались ее как еретички и удерживали от всякого общения с нею, в боязни религиозной заразы своих послушниц и пансионерок. По-видимому, все заслуги ее, как одной из участниц в побеге королевы, были забыты, благодаря ее испугу в тот памятный вечер у церкви; случай этот в пересказах был сильно преувеличен.
Правда, королева никогда не упоминала об этом; но, вероятно, через м-рис Лэбади стало известно, что стоя у кладбища, мисс Вудфорд до того испугалась какого-то призрака, созданного ее воображением, что испустила громкий крик, и только благодаря помощи святых, все они не были открыты.
Анна была уверена, что она только вздрогнула и сделала невольное движение от испуга, но было совершенно бесполезно говорить это другим, и она начала уже думать, что они знали все лучше ее самой. Мисс Дюнор, всегда вежливая, но державшаяся в стороне от нее в Англии, в С.-т Жермене чаще бывала в ее обществе, и постоянно приставала к ней с расспросами. Кто это был? Что это было? Видела ли она его прежде? Было бесполезно опровергать это. Полина знала, что у нее было какое-то видение в ночь на Всех Усопших. Правда ли, что это был ее жених и что она была свидетельницей, как его убили на поединке из-за нее? Кто бы мог этого ожидать от такой благоразумной девицы? Не может ли она сказать, кто это был?
Хотя врожденное чувство правдивости заставило Анну высказать многое, но она упорно держалась за последнюю свою тайну, и та не могла ничего выпытать у нее относительно места, времени и имен лиц, участвовавших в поединке; все это так обидело Полину, что с тех пор она уже не стесняясь стала смотреть на нее как на опасную и неприятную соперницу, на душе у которой была страшная тайна. Вместе с тем мисс Дюнор искренне убеждала ее, что единственным путем для успокоения преследовавшего ее призрака было – перейти в ее церковь, призвать помощь святых и заказать известное число месс за успокоение души усопшего, по Анна оставалась непоколебимой и благодаря этому скоро сделалась совершенно одинокой, потому что среди лиц, составлявших двор изгнанного короля, было весьма немного протестантов, и те, по своему высокому положению, были совершенно ей недоступны.
Может быть, обнаруженное ею неблагоразумие вызывало сомнения на ее счет, может быть, ее знакомство с иностранными языками было теперь менее полезно для королевы, когда она была окружена французами, – но ее уже более не приглашали в качестве чтицы, и маленький принц за время своего пребывания в монастыре постепенно отвык от нее. Ее не увольняли, но за исключением тех случаев, когда во время приездов принца в С-т Жермен, она исполняла свои обязанности в детской, она оказывалась совершенно лишней в штате и кроме того, ей уже давно не выдавали никакого жалованья. Небольшая остававшаяся у нее сумма быстро исчезла, и когда она обратилась за помощью к леди Стриклэнд, бывшей с нею ласковее других, то услышала в ответ, что королева сама стеснялась в средствах ввиду необходимой помощи королю, и что они должны подождать немного, пока король не вернет все свое назад. Ее платья совсем износились, и ей даже было неудобно присутствовать при торжественных приемах французского короля, когда ему показывали маленького принца. Но хуже всего было то, что она была совершенно отрезана от дома. Она несколько раз писала своему дяде, когда представлялся удобный случай, но не получала ответа и не была уверена, доходили ли до него ее письма и знал ли он о ее судьбе? Несколько лиц приезжали в это время из Англии, чтобы присоединиться к изгнанному двору; но никто из них не возвращался обратно, а то она готова была предложить свои услуги в качестве горничной, только бы вернуться домой. Леди Стриклэнд готова была отправить ее, но до сих пор не представлялось удобного случая, так что ей оставалось только ждать того времени, когда король, по уверению всех окружающих, будет восстановлен в своих правах и все они с торжеством вернутся домой.
Между тем Анна Вудфорд, занимая свое место за столом среди придворной свиты, состоявшей из одних женщин, потому что все мужчины были с королем в Ирландии, чувствовала себя очень неловко в качестве сверхштатной, хотя с ней и обращались вежливо. При отсутствии Палины, в ее распоряжении была отдельная комната, и тут она могла беспрепятственно думать, мечтать заниматься починкою своих платьев (что теперь было очень важным вопросом для нее), или перечитывать каждую попадавшуюся ей печатную страницу, Потому что книги здесь были еще большею редкостью, чем в Вайт-Голе, и хотя м-р Лэбади доставил сундук с ее вещами, но какой-то ревностный цензор вытащил из него Библию и молитвенник. В это время вряд ли где во Франции (разве за исключением Бордо, в среде купцов) могла быть англиканская церковная служба, по крайней мере поблизости от нее не было ни английской, ни реформатской церкви, – и она проводила целые воскресенья, мысленно повторяя все, что только могла припомнить, и благословляла свою мать, заставлявшую ее в детстве выучивать наизусть псалмы, главы из Евангелия и молитвы.