Первый лейтенант появился одновременно с ароматным кофе. Его довольное лицо сияло, освещая каюту. Это и в обычный день было славное, открытое юное лицо, на которое приятно смотреть, но сейчас оно прямо-таки излучало восторг, и Джек со Стивеном улыбнулись, несмотря на мрачное настроение.
— Что такое, Джеймс Моуэт, — спросил Стивен, — в чём дело, дружище?
— Мои стихи опубликуют, сэр. Напечатают в книге, — рассмеялся довольный Моуэт.
— О, поздравляю, рад от души, — сказал Джек, пожимая его руку. — Киллик, Киллик, сюда. Тащи бутылку хорошего нантского.
— А я чё делаю, по-вашему? — проворчал Киллик, но не особенно громко — он, конечно, всё слышал, и хотя морским офицерам не часто случалось издавать томик стихов, он понимал, как следует отметить такое событие.
Рукопись, судя по всему, поручили старине Тому Пуллингсу. И дорогой старина Том Пуллингс нашел превосходного издателя, который оказался славным парнем и собирался опубликовать рукопись первого июня, в день Славного первого июня. Этот благородный и великой души человек очень любил поэзию и военно-морской флот. Поэтому он сделал удивительно щедрое предложение, которое заключалось в том, что Моуэту нужно только оплатить все расходы на печать, бумагу, рекламу и небольшой сбор за публикацию, и при этом половина прибыли достанется ему!
Он также привел в сравнение издательский дом Маррея, куда менее известный. Маррей продал пять изданий Байрона за девять месяцев. После чего Том сразу же ухватился за это предложение. Издатель счел, что книгу, можно набрать пикой и издать в весьма изящном формате четверть короны. Конечно, издатель получит все права, в том числе на публикацию последующих работ на тех же условиях.
— А что это — «пика»? — спросил Джек.
— Бог его знает, сэр, — ответил Моуэт, радостно смеясь. — Надо спросить у мистера Мартина. Ему всё известно про книги.
— Давайте его пригласим, пусть разделит нашу радость и расскажет о технической стороне книгоиздания.
Когда Мартин был священником без прихода, он провёл несколько скудных, беспокойных и чрезвычайно тяжёлых лет среди книготорговцев в качестве переводчика, составителя книг и даже корректора. Он немало знал об этом ремесле и сразу же понял, что издатель Моуэта обладал несколько более ярко выраженным сходством с Варравой, чем большинство окружающих.
Однако спустя всего секунду серьёзных раздумий, он присоединился ко всеобщим поздравлениям, а потом рассказал, не без некоторого самодовольства (настрадавшись от булиней и прочих топенантов), что пика — это шрифт, шесть знаков на дюйм, который используется во всех книгах — форматом в лист, четверть, восьмую часть листа, шестнадцатую или ещё меньше. Размеры образуются сворачиванием оригинального листа вдвое, в четыре раза, в восемь и так далее, при этом листы получают оригинальные наименования — колпак, корона, четверть короны, почтовая, деми, и много других. Потом он рассказал им об ужасных трудностях книготорговли, о непостижимой тайне, почему одни книги продаются, а другие нет, и какую роль играют во всём этом критики-рецензенты, которых он описал как помесь буквоедов, бандитов и старых пьяниц, хитрых и продажных.
Тема казалась неисчерпаемой, но Моуэт, вспомнив о воспитании, прервался прямо посреди рассуждений о титульной странице — проникнутся ли критики уважением к офицерскому званию или лучше просто указать Дж. М., королевский военно-морской флот?
— Разумеется, сэр, — сказал он. — Том шлёт вам, а также и всем офицерам, наилучшие пожелания и просит передать, что его плаванье домой оказалось удивительным — за ними, как дым за горящей паклей, нёсся самый сильный и быстрый приватир, какого он когда-либо видел. Так что, хотя «Даная» и быстроходный корабль, как всем нам хорошо известно, ха-ха-ха! — ему пришлось поторопиться. Верхние паруса, дополнительные лисели, дополнительные паруса — но, несмотря на всё это, ее бы захватили, если бы поздним вечером на капере не разорвало шквалом передний парус.
— Должно быть, это «Спартан», — сказал Джек. — Адмирал рассказывал мне о нём — совместное франко-американское предприятие, специализирующееся на вест-индийцах. Если они идут из Британии, то он уводит их в Нью-Бедфорд, а если идут домой с сахаром — прорывает блокаду и переваливает груз в шасс-маре[5] у берегов Франции. Обычно «Спартан» крейсерствует с наветра от Азорских островов
— Да, сэр. Там они и погнались за «Данаей». И Том говорит, что капер проявил прямо-таки дьявольское коварство, выдавал себя за португальский военный корабль — вид, знаки, мундиры, сигналы — так что Том позволил подойти ему почти на расстояние пушечного выстрела, прежде чем раскусил хитрость и рванул прочь. В самом деле очень похож на военный корабль.
— Но разве приватир не боевой корабль? — спросил Стивен.
Джек и Моуэт молча неодобрительно посмотрели на него.
— Что ж, собственно говоря, — сказал Джек спустя минуту, — его можно было бы назвать военным кораблём, частным военным кораблём. Но никто так не говорит.
— Говорят «каперский патент», — заметил Моуэт. — Звучит немного лучше.
— Мне совершенно ничего не известно о приватирах, — сказал Мартин.
— Ну, — ответил Джек, — это корабли, оснащённые и вооружённые, чтобы мешать вражеской торговле, часто ими владеют торговцы, которые не могут перевозить грузы из-за войны. Адмиралтейство выдаёт им каперское свидетельство. Им разрешается захватывать корабли вражеской стороны, названной в их патенте, и если такой корабль признается судом законным трофеем, то они получают его, в точности, как и мы. Кроме того, им положена награда, как и на военном флоте — пять фунтов за каждого человека на корабле противника, исходя из его численности до боя.
— Так что в целом это очень похоже на военно-морской флот, за исключением того, что король не должен снабжать такое судно — то есть, корабль.
— О нет, — ответил Джек, — это совсем не похоже.
— Это совсем не то же самое, — добавил Моуэт.
— Часто можно слышать, что о приватирах отзываются очень неодобрительно, — заметил Стивен, — например, «приватир-собака, убирайся прочь». Это, несомненно, осуждающее приватиров выражение.
— Простите, что я такой непонятливый, — сказал Мартин, — но если и казённые, и частные корабли атакуют врага с разрешения правительства, получают законную премию за вражеские суда и имущество — то я не могу понять, в чём разница.
— О, это совсем не то же самое, — сказал Джек.
— Нет-нет, — сказал Моуэт, — это совсем другое дело.
— Вам следует принять во внимание, дорогой сэр, — добавил Стивен, — что капера заботит в первую очередь нажива. Он живёт за счёт захвата торговых судов. В то время как джентльмен из Королевского флота в основном заинтересован в победе и с презрением относится к добыче.
Джек и Моуэт рассмеялись, однако далеко не так искренне, как Мартин и Стивен, которые видели джентльменов из военного флота, гонявшихся за удирающими торговыми судами, видели, как горели их глаза, а нервы натягивались как струна.
— Нет, сэр, серьёзно, мы первым делом стремимся захватить вражеские военные корабли, и иногда нам это удаётся с не слишком большими потерями. А про большую часть приватиров этого не скажешь, их, как отметил доктор, в первую очередь заботят добыча и нажива. Некоторых — так сильно, что они переходят границу между каперством и пиратством. Вот почему о них идёт такая дурная слава, а ещё потому, что люди с таких кораблей, особенно с прибрежных приватиров, это просто куча вооружённых головорезов, которые берут на абордаж и уничтожают экипажи торговых судов.
— Когда я последний раз был в Лондоне, один джентльмен из статистического бюро говорил, что на приватирах служат около пятидесяти тысяч человек, — заметил Стивен.
— Вы меня удивили, — сказал Мартин. — Это же треть всех наших моряков и морских пехотинцев.
Однако Джек, продолжавший гнуть свою линию, сказал:
— Но вы же не думаете, что все они одинаково вываляны в грязи? Многие приватиры — отличные корабли, созданные для скорости, с неплохими экипажами, часто с первоклассными моряками. И офицеры на них иногда служат вполне достойные. Командование каперами принимают многие безработные лейтенанты, это лучше, чем гнить на берегу. Знавал я одного такого, Уильяма Фостера — отличный моряк, мы вместе плавали на «Эвриале». Помнишь, Моуэт, мы с ним говорили перед входом в Ла-Манш, он просил нас не отбирать его людей. И он чуть было не разбогател, когда захватил судно из Гамбурга, набитое специями и шёлком. Только Фостер всегда был невезучим, и призовой суд отказался конфисковать то судно из-за каких-то юридических придирок.
— Боже мой, сэр, — воскликнул Моуэт, — прошу прощения, но я от письма Пуллингса совсем голову потерял и совершенно забыл попросить вас удостоить завтра своим присутствием кают-компанию младших офицеров. Мы устраиваем прощальный обед для американских офицеров, то есть, для тех из них, что смогут прийти.
— Я вам очень признателен, Моуэт, — ответил Джек, но боюсь, не смогу покинуть суд часов до трёх, может, ещё дольше. Нельзя заставлять ваших гостей ждать так долго. С вашего разрешения, я наскоро перекушу на борту флагмана и присоединюсь к вам за десертом. Мне было бы жаль не уделить внимания вашим гостям.
На самом деле за один день в суде рассматривалось много дел, так что заседание затянулось почти до пяти. Но когда баркас доставил капитана Обри и доктора Мэтьюрина обратно на «Сюрприз», оказалось, что прощальный обед в кают-компании младших офицеров всё ещё продолжается. Кроме того, стало ясно, что там весело — звучали громкий смех и песни, так что они оба поняли — придётся убрать с лиц серьёзное и мрачное выражение.
Честно говоря, одного этого суда Джеку оказалось вполне достаточно, чтобы помрачнеть, в особенности с учётом того, что к завтрашнему вечеру, в субботу, могли вынести приговор, а приговор тут возможен только один. Но после закрытия заседания Гул объявил: