— От местного поставщика, — отметил он, поворачивая сосиски на вилке, — своеобразная достопримечательность. Как и его мясные пироги. Не хочешь ли кусок? Они уже нарезанные.
— Думаю, нет, — отказался Стивен, внимательно разглядывая начинку, — я недавно пообедал с другом.
— Но скажи, Стивен, — продолжил Джек гораздо более мрачным тоном, — в каком состоянии ты оставил бедного Мартина?
— В неплохом состоянии и в надежных руках — из его невесты получится самая преданная сиделка, и за ним присматривает сообразительный аптекарь, но жду новостей о нем — обещали посылать срочное письмо каждый день.
Некоторое время они разговаривали о Мартине и совместных с ним плаваниях, пока София возилась с яблочным пирогом. Готовила она посредственно, но это блюдо у нее все же обычно получалось. Поскольку Стивен собирался ужинать с ними, она украшала выпечку вылепленными из теста листьями клевера.
— Если позволите, сэр, — прервал их Киллик, — к вам юный джентльмен от адвокатов.
Джек ушел в другую комнату, и через несколько минут вернулся со словами:
— Он сообщил мне, что наняли мистера Лоуренса. Подали это как прекрасную новость, и юнец выглядел обескураженным, когда я не закричал от радости. Кажется, что мистер Лоуренс очень умный адвокат, и наверное, я должен радоваться, но клянусь, не вижу, зачем мне вообще нужен защитник. В военных трибуналах мы прекрасно обходимся без них. И уж точно нет защитников, когда провинившихся вызывают на квартердек и устанавливают решетчатый люк, хотя правосудие при этом осуществляется. Это дело вовсе не похоже на несчастные иски насчет свинцовых рудников Эшгроу. Нет этих бесконечных неясных мест в оспариваемых контрактах, с которыми должны разбираться специалисты. Вовсе нет, тут все ближе к флотским правилам. Мне бы хотелось просто взять слово, как матрос перед капитаном, и рассказать судье и присяжным о случившемся. Все согласны с тем, что нет ничего честнее английского правосудия, и если я скажу чистую правду, мне точно поверят. Я расскажу, что в жизни ни с кем в заговоры не вступал, а если и последовал намеку Палмера, то сделал это без злого умысла, так же, как кто-нибудь может последовать намеку на результат дерби. Если это оказалось неправильным, я готов отменить все срочные сделки. Но я всегда считал, что суть каждого преступления — в преступном намерении. Если же мне противопоставят человека, который заявит, что я говорю неправду — тогда суду решать, кому из нас верить, кто больше заслуживает доверия, и уж этого я не боюсь. Я полностью уверен в правосудии своей страны, — произнес Джек, улыбаясь помпезности собственных слов.
— Ты хоть раз в жизни был на суде?
— На военных трибуналах — десятки раз, но никогда на гражданском процессе. Все мои происходили, пока я был в море.
— А я, как это ни прискорбно, на некоторых побывал. И уверяю тебя, дружище, правила этой игры — что принимается за доказательство, когда можно входить и уходить, когда кому дозволено говорить и что можно сказать — гораздо сложнее, чем в морском праве. Эта игра длится сотни лет, становясь все более коварной с каждым поколением. Правила множатся, прецеденты накапливаются, беспристрастность нарушается, законов стала уйма. В наши дни это такой безнадежно запутанный клубок, в котором обывателю не разобраться. Прошу тебя, удели внимание этому именитому адвокату, и следуй его советам.
— Молю тебя, сделай так, дорогой, — добавила София.
— Хорошо, — ответил Джек, — полагаю, в этом случае он необходим, как иногда кораблю нужен лоцман, чтобы войти в простую с виду гавань.
Именно такого мнения придерживался мистер Лоуренс — высокий, темноволосый мужчина. Он не только хорошо смотрелся в суде, но и заработал репутацию защитника, отстаивающего своих клиентов с решительным упорством, как иные врачи изо всех сил сражаются за жизнь пациента. Для него интересы клиента становились личным делом. Мистер Лоуренс не цеплялся за свое положение или юридический этикет, и после первой встречи с солиситорами Джека часто общался со Стивеном в неформальной обстановке. Тем более, что они сразу привязались друг к другу.
Мэтьюрин и Лоуренс учились в Тринити-колледже в Дублине, и хотя там почти не встречались, но имели много общих знакомых. Оба ревностно боролись за равные права католиков, оба питали отвращение к лорду Ливерпулю и большинству членов Кабинета министров.
— Не думаю, что это дело организовало правительство, — заявил как-то Лоуренс. — Слишком серьезно даже для клевретов Сидмута. Но я уверен, что оно намерено извлечь все возможные преимущества из ситуации. Должен сказать, что если этого Палмера не предъявить — вживую, и опознанного как персону из экипажа, будет он отрицать свое участие или нет — то я боюсь за вашего друга.
— Некоторое время его ищет Пратт, как я вам уже рассказывал, — ответил Стивен. И еще несколько человек. Утром в понедельник человек, довольно давно проигравшийся мне в карты, прислал переводной вексель, что меня порадовало. Тогда же в обед я получил с курьером письмо, в котором сообщалось, что друг, которого я прооперировал, практически выздоровел, его жизнь вне опасности. Ценный друг, так что в качестве благодарственной жертвы я выставил неожиданную сумму в награду за обнаружение незнакомца из экипажа.
— Существенная сумма, я думаю, раз вы упомянули нескольких человек?
— Стыдно будет признаться, насколько. На Мальте мы день за днем играли в пикет, и все это время закон средних чисел как будто отменили в мою пользу. Если у него была семерка, то у меня — девятка, и так продолжалось Бог знает сколько скучнейших партий. Несчастный вообще не мог выиграть. Я не постеснялся получить от него эти деньги, и они чудесным образом подстегнули работу умов ищеек. Планирую сегодня днем повидать Пратта.
— Как же я надеюсь, что у него будут хорошие новости. Энтузиазм, с которым идет процесс — твердый отказ от освобождения под обязательство явиться в суд, спешное рассмотрение дела, чтобы на слушаниях председательствовал бешеный тори, да еще и член Кабинета — в моей практике явление достаточно редкое. Пока у нас не будет какой-то твердой опоры, сложно выработать линию защиты, способную выдержать их атаку.
Стивен пил послеобеденный кофе у Флэдонга, когда зашел Пратт. Охотник на воров выглядел бледным, истощенным, усталым и обескураженным.
— Вот стул, мистер Пратт. Что вы будете?
— Спасибо, сэр, — поблагодарил Пратт, тяжело опускаясь на стул. — Бокал джина с холодной водой был бы в самый раз. Кажется, мы нашли нужного человека.
Но ликования в голосе и на лице заметно не было, явно не взгляд триумфатора. Стивен заказал джин и попросил:
— Продолжайте, мистер Пратт.
— Нашел его друг Билла Хеммингса, Джозайя. Он рылся в речных утопленниках вместе с помощником коронера из Саутуорка и нашел подходящего под мое описание — такой же возраст, рост, волосы и телосложение, одет прилично и в воде пробыл не больше десятка приливов и отливов. Но Джозайю зацепило, что у помощника коронера, Уильяма Боди, у него еще жена работает в больнице имени Гая, была бумажка, небольшое объявление, которое передавали по больницам, полицейским управлениям и подобным местам. В нем просили сообщить сведения именно о таком джентльмене, мистере Поле Огле, который, скорее всего, заболел. Каждый, кто сообщит о его местопребывании Н. Бартлет, №3, задний двор Лайон-инн, будет вознагражден за труды. Лайон-инн, сэр.
— Вот как, мистер Пратт.
— Я, конечно же, помчался в номер три заднего двора, и, конечно же, снова вытянул пустышку. Н. Бартлет съехала, и никто не знал куда. Это шлюха, сэр, ее частенько секли. Тихая, простая женщина, немолодая уже. Жила там недолго, держалась сама по себе, но относились к ней хорошо. Кажется, мистер Огл был ее возлюбленным. Она по нему горевала.
— Каковы шансы ее найти?
Пратт покачал головой:
— Даже если ее и удастся найти, она будет все отрицать. Ничего не скажет. Иначе, и она это прекрасно понимает, ей уготована та же участь, что и Оглу.
— Это правда. Она никогда не даст на него показания в суде. Но этого не скажешь про форейторов или людей из трактира в Ситтингборне. Девушка там хорошо разглядела лицо этого человека. Она его может опознать, хоть что-то. Мне кажется, вы сказали, что он недолго пробыл в воде?
— Не больше, сэр, чем десяток приливов и отливов. Но, — тут Пратт замялся, — нет там лица.
— Понимаю. Но вы в своем опознании уверены?
— Да, сэр. Отправился туда и выбрал из двух десятков, хотя мне и не сказали, кто из них. С практикой приходит сноровка в таких вещах. Но с девушкой в трактире это не сработает, да и в суде тоже.
— Хорошо. Посмотрю на ваш труп. Может, есть у него какие-нибудь особенности, которые могут оказаться полезными. Я все-таки врач.
— Хотя я и врач, — рассказал потом Стивен Лоуренсу, — нечасто мне доводилось видеть более печальное и шокирующее зрелище, чем подвал, где держат речных утопленников. В трудные времена у них бывает до двадцати в неделю, а сейчас еще и коронер уехал... Я осмотрел тело — хранитель был крайне вежливым и услужливым — но пока мы его не перевернули, не нашел никаких особых примет, по которым этого человека можно было бы опознать. На спине, однако, обнаружились следы регулярного бичевания, и это крайне убедительно.
— Конечно, это подтверждает наши предположения. Но я боюсь, что как доказательство эта информация бесполезная или даже вредная. Если бы мы смогли найти живого человека и заглянуть в его прошлое, он бы стал бесценным свидетелем, пусть и враждебным. Но труп без лица, опознанный на основании слухов — нет, не пойдет. Придется отступить на другие линии обороны. У вас на капитана огромное влияние, Мэтьюрин. Не могли бы вы и миссис Обри убедить его обвинить генерала? Хотя бы слегка?
— Не могу.
— Я опасался, что вы так скажете. Когда я поднял эту тему в Маршалси, он отреагировал не очень хорошо. Обычно, как мне кажется, я не слишком пугливый человек, но мне как-то стало не по себе, когда он выпрямился во все свои семь футов, переполненный яростью. Именно этот алчный старик и его друзья-спекулянты все покупали и покупали и тщательно распространяли слухи о мире. Именно они все распродали на подъеме рынка, а не капитан Обри. Его приобретения — мелочь в сравнении с ними. Большая часть их сделок прошла через внешних посредников, неподконтрольных биржевому комитету, их не отследишь. Но понимающие люди в Сити рассказали мне, что они наверное прокрутили около миллиона только в акциях. Сделки капитана Обри, с другой стороны, в основном совершались официальными брокерами, у комитета есть все подробности.