шей партии»{155}.
Именно поэтому проект резолюции и стал для участников совещания камнем преткновения. Разделил их на две противоборствующие группы.
Первыми поспешили выступить против явного пересмотра резолюции съезда те, на кого и падало подозрение в причастности к султангалиевщине. Они не только попытались взять обвиняемого под защиту, но и объяснить происходящее в своих республиках отнюдь не усилившимся национальным уклоном, а всего лишь общей для всей страны проблемой — тяжелейшим экономическим положением.
«В одной Ферганской области, — объяснял Т. Рыскулов, глава СНК Туркестанской АССР, — имеется четыреста тысяч голодающих. Эта масса из-за куска хлеба переходит на сторону басмачей и служит за жалование, за грабёж. Если бы дать возможность устроиться этим голодающим, восстановить своё разрушенное хозяйство, то завтра же басмачей не будет»{156}.
Именно такое объяснение и вспышки национализма, и антисоветского бандитизма поддержал М. Ербанов, председатель ЦИКа и СНК Бурят-Монгольской АССР, главы правительств Татарии — К. Мухтаров, Башкирии — М. Халиков, наркомы земледелия Татарии — А. Енбаев, юстиции Крыма — И. Фирдевс, представитель горных районов Туркестана — Ходжанов.
Они не только оправдывали Султан-Галиева («его очень трудно обвинить при наличии решений XII и X съездов» — Ходжанов{157}), но и упорно настаивали на чуть ли не повсеместном процветании великодержавного шовинизма в национальных республиках и областях. Да ещё вслед за Троцким заговорили о неоколониализме. Мол, революция так ничего и не изменила в положении народов Востока. «Какую бы советскую вывеску не приклеить, — заявил тот же Ходжанов, — всё равно колония доныне остаётся на деле колонией»{158}.
Только представители Украины не стали усердствовать в развернувшейся по делу Султан-Галиева дискуссии. Сочли «восточный вопрос» не имеющим прямого отношения к судьбам их республики. Именно так прямо и сказал председатель Киевского губисполкома А.Ф. Гринько: «Если мы будем очень много подчёркивать этот момент, если мы будем опасаться, что постановление XII съезда могут стать «Хартией вольности» для националистов, то по отношению к Украине это совершенно неправильно»{159}.
Безоговорочно признав султангалиевщину явлением чрезвычайно опасным, почти все участники совещания от УССР использовали предоставившуюся возможность для того, чтобы в который раз обрушиться на пресловутый великодержавный шовинизм, и сдерживающий, по их мнению, развитие Украины.
Фрунзе, вторя своему непосредственному начальнику — наркомвоенмору, объяснял, что корни, «которые рождают подобное явление.., кроются в том совершенно здоровом и естественном протесте… против линии, названной нами линии» великодержавного или великорусского шовинизма… Затем эти настроения питаются… фактом естественного (? — Ю.Ж.) неравенства, вызывающегося отсталостью ряда национальностей. И лишь на третье место Фрунзе поставил «наличие националистических настроений». Добавил, чтобы все поняли его позицию: «Было бы неправильно, если бы мы, отметив в деле Султан-Галиева вредный и опаснейший уклон, переоценили бы его значение и несколько смягчили бы борьбу по той основной линии, которая была намечена XII съездом. Это было бы величайшей ошибкой»{160}.
Ещё более резко выступил коллега Фрунзе по украинскому совнаркому.
«— Скрыпник: Товарищи, которые не были согласны с линией, намеченной XII съездом РКП, пытаются данный случай (дело Султан-Галиева. — Ю.Ж.) использовать, чтобы на практике провести иную линию.
— Троцкий: Совершенно правильно.
— Скрыпник: Если мы подходим к вопросу об определении партийной линии, так надо посмотреть, в какой плоскости дело Султан-Галиева поставлено в ЦК и ЦКК».
А после того произнёс более чем странную, двусмысленную фразу:
«Если во главу нашей правильной партийной политики нужно положить кровь — то я говорю, конечно, лишь о политическом явлении, то кровь должна пролиться».
Но не пояснил, чья кровь должна пролиться — Сталина, Куйбышева, или обоих вместе.
Раковский использовал выступление только для того, чтобы вновь потребовать то, на чём он настаивал последние полтора года — прежде всего украинизации партийного и государственного аппаратов УССР.
«Вновь поступающие на государственную службу, — указал он, должны в течение шести месяцев изучить язык… Украинизация партии должна начаться тем, что в наших партийных школах мы вводим обязательное преподавание на украинском языке».
Затем перешёл к столь же волновавшим его вопросам, также ведшим к обособлению Украины (как, впрочем, и других союзных республик). «Мы вошли в комиссию ЦК РКП, — поведал он собравшимся, — с предложением о переводе трёх объединённых (союзнореспубликанских. — Ю.Ж.) комиссариатов в состав самостоятельных (то есть только республиканских. — Ю.Ж.). Речь идёт об РКИ, Наркомпроде (вскоре переименован в Наркомат земледелия. — Ю.Ж.) и Наркомтруде. С другой стороны, предложили перевести из слитных (общесоюзных. — Ю.Ж.) в объединённые, то есть из первой во вторую группу, комиссариаты Внешторг и Наркоминдел»{161}.
Тем Раковский пытался сохранить пусть и несколько ограниченную, но всё же самостоятельность Украины во внешних сношениях и внешней торговле. Ту же, сепаратистскую цель преследовал Раковский, предложив разделить президиум ЦИКа СССР, то есть постоянно действующий орган высшей власти Союза, на два самостоятельных — отдельно для предполагавшихся Совета Союза и Совета национальностей, и предоставив «республикам гораздо больше прав в финансовом хозяйстве и большую инициативу в распределении таких кредитов, каким является сельскохозяйственный кредит»{162}.
Взяв же слово во второй раз, не преминул ударить Сталина по самому больному месту. Ехидно заметил:
«Сказано (четыре республики. — Ю.Ж.), заключают договор об одном союзном государстве — Союзе социалистических советских республик. Это одно государство или союз советских государств? Скажите мне, пожалуйста, если мы станем действительно подходить с формальной точки зрения, нельзя ли сказать, что это абсурд? Где вы видели государство, части которого могут отделяться, как у нас сказано в одном пункте (статье 4-й проекта конституции. — Ю.Ж.)?.. Части, которые могут выделяться, как предусмотрено в конституции, скажите, товарищ Сталин, где имеется такое государство?»{163}.
Сталин не стал напоминать Раковскому, что тот участвовал 6 октября 1922 года в заседании пленума ЦК РКП. Том самом, на котором и предполагалось утвердить предложение генсека о вхождении независимых республик в состав РСФСР как автономных. Однако из-за внезапного выступления Каменева, сославшегося на непреклонную волю Ленина, членам ЦК пришлось отвергнуть план «автономизации». Принять решение образовать СССР, то есть конфедерацию, да ещё с непременным правом союзных республик на свободный, ничем не обусловленный и не оговоренный выход из нового государственного образования.
Лишь после реплики Скрыпника о том, что «суверенность республики», точнее — СССР, «не отнимет суверенности республик» союзных, иначе на смену «единой неделимой России» придёт «единый неделимый» Советский союз{164}, Сталину пришлось вмешаться. Напомнить и Раковскому, и Скрыпнику, и всем участникам совещания давнее объяснение. Данное ещё на 1-м всесоюзном съезде Советов: РСФСР, УССР, ЗСФСР и БССР «объединяются в одно союзное государство». Тем самым исключил все дальнейшие возможные толкования термина «Союз»{165}.
Гринько поспешил поддержать своих земляков. Также обратился к конституционным вопросам, практически повторив требования Раковского. «Если мы, — сказал Гринько, — на опыте трёх лет подходим к необходимости оформить наши конституционные взаимоотношения, то не из любви к конституционной чёткости, а из-за необходимости облегчить развитие хозяйственной инициативы, которой такая большая республика, как Украина, должна обладать 'полностью и реально. Мы будем настаивать на конституционном закреплении наших конституционных прав»{166}.
Противоположную точку зрения, то есть поддержали Куйбышева, высказали глава СНК Крымской АССР С. Саид-Галиев; председатель ЦИК Башкирии Г. Шамигулов; слушатель Коммунистического университета им. Свердлова, а незадолго перед тем секретарь компартии Туркестана А. Икрамов; председатель комиссии ВЦИКа и СНК РСФСР по делам Крыма Ш. Ибрагимов; секретари Башкирского обкома Б.Н. Нимвицкий, Закавказского крайкома С. Орджоникидзе, Юго-восточного бюро ЦК, охватывающего Северный Кавказ и Донецкую область, А.И. Микоян, член ПБ компартии Украины Д.З. Мануильский.
Так, Саид-Галиев, не смущаясь присутствия в зале заседания членов ПБ РКП, потребовал «то место в резолюции, где говорится о реакции (национальном уклоне. — Ю.Ж.) как ответе на великорусский шовинизм, если его неудобно выбросить, то во всяком случае здесь, на совещании, необходимо подчеркнуть, что это не реакция, а результат природного национализма, который без всякого великодержавного шовинизма был бы всегда таким же национализмом, ибо пантюркистское движение, которое хочет создать Тюркскую федерацию, это движение есть, его отрицать нельзя, оно связано с панисламизмом». А затем попытался дать ещё одно объяснение — жестокого противостояния на совещании. «Сейчас на местах, — указал Саид-Галиев, — как раз те люди, принадлежащие к течению, возглавляемому Султан-Галиевым, и активно с ним вместе участвовавшие во всех его делах, заявляют, что теперь их защитник — это товарищ Троцкий, и что теперь они будут поддерживать всюду и везде товарища Троцкого»