Казалось, германское правительство потеряло контроль над страной — ведь ему тогда не подчинялись ещё Саксония с Тюрингией, но всё же сумело удержаться. Не рухнуло только благодаря безоговорочной поддержке армии. Генерал Сект не только призвал рейхсвер сохранять верность Берлину. Добился выполнения всех своих приказов. Перебрасывая воинские части из одного конца страны в другой, с севера на юг, из центральных районов на юго- и северо-запад, сумел справиться с трудной, даже, как казалось, невыполнимой задачей. Всего за несколько дней предотвратил пролетарскую революцию. И справился лишь благодаря тому, что коммунисты и в Берлине, и в Москве напрочь забыли о главном уроке октября 1917 года. Не завоевали на свою сторону солдатские массы. О необходимости того почему-то ни разу не вспомнил никто. Даже тот, кто постоянно говорил о своём знании искусства взятия власти, постоянно напоминал о том, особенно в последнее время, — Троцкий.
…Как и было предусмотрено загодя, объединённый пленум ЦК и ЦКК РКП открылся 25 октября. Но зная об уже происшедшем в Германии — о полном крахе надежд на установление там советской власти и её скорой помощи первой в мире Стране рабочих и крестьян, так и не изменил повестки дня. Она, как и неделю назад, состояла всего из одного пункта: «О внутрипартийном положении в связи с письмом т. Троцкого». Оказалось, членов ЦК и ЦКК волновал лишь вопрос о собственной власти. Волновало — кто же станет наследником тихо умиравшего вождя, о чём знали уже решительно все они. А потому решали — сохранится ли на политическом Олимпе старая группировка или её место займёт новая? Кто победит в начавшейся схватке — Зиновьев или Троцкий?
Проблему разрешила организационная предусмотрительность ПБ. Точнее, то, что на объединённом пленуме подавляющее большинство имела группировка Зиновьева. Ничего не могло изменить, даже участия в заседаниях, доклады — помимо Пяткова и Бубнова, ещё и Преображенского, Осинского, подписавших «Заявление 46-ти». Весьма помогло властной группировке и то, что Троцкому пришлось не наступать, как он делал в письмах, а оправдываться. Объясняться».
До января 1924 года ни доклады, ни речи, ни выступления в прениях на пленумах ЦК РКП никогда не стенографировались. Потому-то и судить о том, что же произошло тогда, в конце октября 1923 года, можем мы лишь по предельно скупому протоколу, донёсшему до нас весьма мало сухих фактов.
Первое заседание открылось 25 октября, в половине седьмого вечера, и продолжалось четыре часа. Сразу же председательствовавший Каменев предложил разрешить участвовать в работе помимо членов ЦК и приглашённых официально представителей крупнейших парторганизаций промышленных центров, ещё Шляпникову — давнему выразителю особых взглядов, Крупской — вроде бы представлявшей Ленина, да довольно значительной группе подписавших «Заявление 46-ти». Тем самым ПБ попыталось избежать кривотолков о зажиме критики, об отсутствии внутрипартийной демократии.
После одобрения такого, идущего вразрез с традициями, предложения, пленум, собственно, и начал работу. С докладов, с которыми выступили Сталин, Троцкий, Преображенский, Осинский, Каменев, Рыков, Дзержинский, а от ЦКК — Ярославский и Бумажный. Но что сказали они, мы, к сожалению, никогда не узнаем.
На следующий день пленум возобновил работу в 17 часов 25 минут и продолжался, с небольшим перерывом, до 1 часа 15 минут ночи.
В прениях по докладам выступило тридцать пять человек. Двадцать два, как можно предполагать, отстаивали политику ЦК и ЦКК. Противоположную оценку высказали бывшие лидеры «рабочей оппозиции» Шляпников и Мясников (причины появления на пленуме последнего объяснению не поддаются), Крупская и, разумеется, члены группы 46-ти: член коллегии Госплана В.М. Смирнов, секретарь президиума ВЦИКа Т.В. Сапронов, замнаркома просвещения РСФСР В.Н. Яковлева, командующий войсками Московского военного округа Н.И. Муралов, ответственный редактор газет для крестьян «Беднота» и «Коммунар» Л.С. Сосновский, замнаркома путей сообщения Л.П. Серебряков, ответственный редактор центрального органа ВЦСПС газеты «Труд» В.В. Косиор, заведующий Московским отделом народного образования Рафаил (Р.Б. Фарбман), ответственный редактор издательства «Московский рабочий» И.Н. Стуков, нарком почт и телеграфов И.Н. Смирнов{258}.
Завершили же прения речи Троцкого и Сталина, которые только и были зафиксированы. Черновой, крайне неряшливой первичной записью и её отредактированным вариантом речи Троцкого, обрывочной, явно неполной — Сталина. Их сделал помощник генсека Б.Г. Бажанов. Сделал, не владея стенографией, конспективно, внося, несомненно, что-то своё в них и что-то по невнимательности упуская. И всё же дал возможность понять хотя бы суть споров, в которые вылился пленум.
Прежде всего Троцкому пришлось признать, что ему было сделано предложение войти в своеобразное узкое ПБ — вместе с Бухариным превратить «тройку» в «пятёрку», от чего он категорически отказался. Помимо того, объяснить, почему не желает иметь какого-либо дела с ЦКК. Мол, он считает этот по уставу избираемый на съездах самостоятельный орган партии «орудием секретариата ЦК во внутрипартийной борьбе». Отверг Троцкий обвинения в бонапартизме, используя для того контроль за армией. Опроверг весьма своеобразно: мешает ему занять пост руководителя ВСНХ или Госплана одновременно с постом единственного заместителя председателя СНК СССР только «еврейское происхождение». И растолковал: «В моей личной жизни это не играет роли, как политический момент это очень серьёзно».
Покончив с личными моментами, перешёл к проблемам экономики. Вновь заявил, что «наши кризисы на 50, 75, 100% усугубляются бесплановым подходом». «Госплан — это важнейший наш орган», а единственный выход из создавшегося в народном хозяйстве положения — «в реорганизации этого учреждения». Только завершая речь, Троцкий сказал о самом важном для себя. Предложил ЦК альтернативу — «либо поворот в сторону демократии, либо признать, что она процветает». И бросил обвинение: «У нас есть в Политбюро товарищи, которые хотят это дело довести до конца — в смысле постоянного углубления разногласий, чтобы довести до партийной массы, сделать невозможной дальнейшую работу. Большинство этого не хочет. Боюсь, что ваше одностороннее решение подготовит почву для тех, кто хочет уничтожить почву для дальнейшей совместной коллективной работы… Если вы ступите на этот путь, который вы как будто хотите принять, вы сделаете огромную ошибку».
Если судить по этой записи (а другой попросту нет), то Троцкий сделал всё, чтобы восстановить против себя членов ЦК и ЦКК. С одной стороны, он сознательно уклонялся от совместной работы с товарищами по партийному руководству. Редко посещал заседания ПБ, никогда — ОБ. Отказался войти в состав чисто рабочей, порождённой необходимостью подчас срочно решать оперативные задачи, неформальной группы — «тройки», превратив её, вместе с Бухариным, в «пятёрку». С другой стороны, жаловался пленуму на свою изоляцию от властных структур.
Зная о письме 46-ти, письме в поддержку именно его претензий, упорно отказывался признать: именно такой шаг, а не некие действия ПБ, секретариата, ЦК в целом, и ведёт к той самой дискуссии, которая вполне может расколоть партию. Особенно в случае смерти Ленина, ожидаемую со дня на день.
Не пожелал принять тот самый пост, который сделал бы его после смерти Ленина главой правительства СССР. Поступил так, выдвигая более чем надуманное объяснение. Своё еврейское происхождение. Делая вид, что не знает — утверждённый вместо него Каменев тоже еврей. И евреи трое из семи членов ПБ, два из десяти союзных наркомов.
Наконец, в который раз реорганизацию Госплана объявил не просто панацеей, а единственным способом выбраться из пучины кризиса, в которой пребывало народное хозяйство. Причём снова не привёл никаких убедительных доказательств тому.
Естественно, Сталин не мог не воспользоваться допущенными Троцким ошибками и промахами. Начал с перечисления наименее существенных из них, сознательно не углубляясь в их опровержение. Указал как на явную подтасовку все разговоры об имеющихся якобы разногласиях по национальному вопросу; об обстоятельствах публикации статьи Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин»; о бесполезности, по мнению Троцкого, различных комиссий ЦК; о «секретарском дёргании» РВС при кадровых назначениях.
Свой полемический задор сконцентрировал Сталин на самом важном для участников пленума. На экономических трудностях. Обрушился на убеждение Троцкого в том, что проблему «ножниц» цен легко разрешит реорганизованный Госплан. Ехидно добавил: «Смешно строить «платформу» на необходимости улучшения Госплана». Согласился с Серебровским, выступавшим в прениях, в том, что сельскому хозяйству страны не хватает машин. Но саркастически уточнил: «деньги для этого нужны».
Только в конце речи Сталин заговорил о главном прегрешении Троцкого и его 46-ти союзников. «ЦК, — сказал генсек, — не скрывал всех хозяйственных вопросов. Не в них суть, а в том, что товарищ Троцкий и группа 46-ти не использовали дозволенных партией путей. Через голову ЦК обратились к членам партии (Сталин имел в виду широкое нелегальное распространение как писем Троцкого, так и «Заявления». — Ю.Ж.). Говорили здесь о пустяках, но о главном, из-за чего здесь собрались, не говорили. Дело в том, что, не, использовав легальных путей для исправления «ошибок» ЦК, обратился через его голову… Троцкий, выступая через головы членов ЦК, создаёт обстановку фракционной борьбы, делает шаг чрезвычайно опасный. 46 сделали шаг ещё дальше. Вывод: мы не можем повторить эксперимент дискуссии перед 10-м съездом. Тогда Троцкий её начал, отказавшись выполнить предложение Ленина…
Случай повторился. Троцкий повторил шаг, создавший обстановку, грозящую нам расколом. Надо так оценить поступок Троцкого и осудить его. Надо обеспечить такой порядок, чтобы все разногласия в будущем решались внутри коллегии (ЦК. —