.
Такого в ЦК стерпеть уже не смогли, почему герой Октября и оказался жертвой дискуссии. Единственной. 12 января 1924 года Оргбюро постановило: «Письмо тов. Антонова-Овсеенко президиуму ЦКК и Политбюро ЦК от 27 декабря 1923 года с угрозой по адресу ЦК “призвать к порядку зарвавшихся “вождей”, является несомненным выпадом, делающим невозможным дальнейшую работу тов. Антонова-Овсеенко на посту начальника ПУРа. Ввиду всего сказанного, Оргбюро ЦК РКП считает необходимым освободить тов. Антонова-Овсеенко от занимаемого им поста начальника ПУРа». 14 января ПБ подтвердило это постановление. Оставил его без изменений и январский пленум, к которому пострадавший обратился с апелляцией. 21 января Антонову-Овсеенко пришлось сдать дела{315}.
Дело начальника ПУРа практически завершило ставшую совершенно бессмысленной дискуссию. Далеко ушедшую от обсуждения действительно насущных проблем, вылившуюся в грубый спор, более напоминающий заурядную склоку с переходом на личности. С попыткой главным образом дискредитировать Троцкого, припомнив ему все прежние грехи: разногласия с Лениным в период эмиграции обоих, защиту теории «перманентной революции», вступление в большевистскую партию только в июле 1917 года, позицию в ходе Брестских мирных переговоров, в вопросе о профсоюзах.
А коли так, коли дискуссия так ничего и не добавила по сравнению с резолюцией от 5 декабря и первыми откликами на неё оппозиции, в ЦК, судя по всему, решили вернуться к самому животрепещущему вопросу, который приходилось откладывать с конца ноября.
24 декабря ПБ приняло резолюцию «Об очередных задачах экономической политики»{316}. По сути, тезисы доклада Рыкова, которые предстояло обсудить сначала на открывавшемся 14 января пленуме, а затем и на 13-й конференции РКП.
Глава третья
Три месяца шла подготовка к решающей схватке за власть, принявшая вид дискуссии о внутрипартийной (она же рабочая) демократии. Главное же, от чего зависело не то, кто окажется лидером — Троцкий или Зиновьев, а судьба страны, оказалось задвинутым на самый дальний план. И октябрь, и ноябрь, и почти весь декабрь о необходимости как можно быстрее найти выход из кризиса, как укрепить червонец, избавившись от совзнаков, как восстановить промышленность до уровня хотя бы 1913 года, не вспоминали. Вернее, постоянно откладывали на потом.
Борис Суварин — член ЦК Французской компартии (изгнанный из неё по настоянию ИККИ в конце 1924 года) и редактор газеты «Юманите», последователь и пропагандист взглядов Троцкого, непредвзято охарактеризовал экономическую ситуацию в СССР так:
«Фабрики, которым с трудом удавалось сбывать производимые ими продукты, вынуждены были замедлить темп производства и лишились возможности регулярно выплачивать зарплату. Выплачиваемая со значительным опозданием и в обесцененной валюте заработная плата не удовлетворяла потребностей рабочих, количество безработных росло. Продукты промышленности становились недоступными для рабочей и крестьянской массы. Результатом этого было недовольство, вылившееся в некоторых городах в форму стачек.
В сентябре месяце ЦК партии назначило специальную комиссию (по «ножницам». — Ю.Ж.) для обследования положения и изыскания способов выхода из него. Комиссия эта признала одной из главных причин кризиса присущую промышленным единицам (тресты и синдиката) тенденцию к чрезмерному повышению прибыли в целях наискорейшего создания оборотного капитала, иными словами — стремление к слишком быстрому “первоначальному накоплению”. Она сочла нужным понизить доходность и заставила таким образом соответственно понизить цены, она рекомендовала также сильное сокращение “общих расходов”, более экономную и менее бюрократическую организацию дела продажи и т.д. Одновременно с этим она принимала меры по стимулированию зерна, дабы поднять цены на него на внутреннем рынке.
Меры эти в результате замедлили рост кризиса, значительно ослабили его остроту, несколько сблизили концы “ножниц”.
Но они бессильны были разрешить коренным образом великую проблему русского народного хозяйства — проблему производства»{317}.
И вот только 22 декабря в ПБ нашли силы приступить к решению задач экономического развития. Получили, наконец, от Рыкова проект резолюции, ставший результатом длительной работы комиссий по «ножницам», по зарплате. Проект, который следовало обсудить в ПБ, вынести на пленум, назначенный на 12 января, и 13-ю партконференцию, созываемую 14 января{318}. Но тут все снова приостановилось.
В половине третьего дня Сталин направил Троцкому телефонограмму. «Сегодня, 22 декабря, — говорилось в ней, — в шесть часов вечера, по только что полученному предложению т. Рыкова созывается Политбюро для рассмотрения проекта резолюции ЦК по хозяйственным вопросам. Можете ли присутствовать на заседании или не следует ли собраться у вас? Проект резолюции будет сию минуту разослан членам Политбюро. Может быть, вы прислали бы письменные замечания к проекту? В таком случае можно было бы отложить заседание Политбюро дня, скажем, на два».
Троцкий не принял руку примирения. Отклонил предельно вежливо выраженное предложение. Также телефонограммой ответил: «Сейчас у меня температура 38. Вчера посетивший меня врач настойчиво рекомендовал не участвовать ни в каких заседаниях. Тезисы прошу мне немедленно прислать. Обязаться дать заключение в двухдневный срок не имею возможности, так как большую часть времени вынужден проводить, лёжа на веранде. Постараюсь дать заключение как можно скорее»{319}.
Но и тогда, несмотря на саркастический ответ, Сталин попытался добиться дружной и согласованной работы в ПБ. Не забыл он и о том, что именно Троцкий на 12-м съезде делал доклад «О государственной промышленности», не раз возвращался к вопросу о наиболее рациональной организации наркоматов, связанных с народным хозяйством. Поэтому по его предложению ПБ решило 23 декабря «обсуждение проекта отложить до поступления замечаний т. Троцкого». Но сделало важную оговорку: «Ввиду того, что следующий после вторника (25 декабря. — Ю.Ж.) номер газет ввиду рождественских праздников может выйти только в пятницу, 28 декабря, просить т. Троцкого представить свои замечания до пяти часов вечера понедельника, 24 декабря»{320}.
Мотив условия был весом — резолюцию следовало опубликовать не позже 25 декабря, чтобы у делегатов партконференции было достаточно времени её обсудить. Всё же Троцкий пренебрёг настойчивой, обоснованной просьбой. 24 декабря уведомил Секретариат:
«Тезисы об экономической политике получены мною вчера в три часа дня. Полагаю, что другие члены Политбюро имели возможность ознакомиться с ними в процессе их выработки, иначе не представляю себе, как можно принять тезисы по столь важному вопросу в такой короткий срок. Во всяком случае, я за имевшиеся в моём распоряжении два-три часа едва успел прочитать тезисы один раз. Для тщательного ознакомления с текстом, для наведения некоторых справок и формулировки поправок мне при моей нынешней работоспособности понадобилось бы, вероятно, не менее недели. Не считая себя вправе требовать задержания опубликования тезисов, которые Политбюро считает спешными, я не вижу для данного момента другого выхода, как не участвуя в голосовании сохранить за собой право внести в Политбюро ЦК необходимые поправки»{321}.
Поставленное перед таким фактом, ПБ в тот же день вынуждено было принять следующее решение: «Резолюцию в целом утвердить с поправками, принятыми на заседании (принято единогласно). Опубликовать резолюцию завтра в печати. Ввиду заявления тов. Троцкого, что он не может дать свои поправки, т.к. получил проект резолюции лишь 23.12 в 3 ч. дня, поручить Секретариату разослать членам Политбюро письменную справку, основанную на документальных данных, о том, что проект резолюции был послан тов. Троцкому одновременно с другими членами Политбюро»{322}.
Во исполнение этого решения Сталин 25 декабря направил членам ПБ записку, в которой, в частности, отмечалось: «Ссылка т. Троцкого на его малую работоспособность, требующую для предоставления поправок к тезисам «не менее недели», не убедительна, ибо именно вечером 24 декабря (последний срок предоставления в Политбюро поправок к тезисам) т. Троцкий прислал в «Правду» большую статью о внутрипартийном положении в 12 страниц (действительно, 28 и 29 декабря газета опубликовала две статьи Троцкого из цикла «Новый курс». — Ю.Ж.), что отнюдь не свидетельствует о падении работоспособности»{323}.
Уже после утверждения резолюции Троцкий всё же передал две поправки. О них Сталин рассказал в ходе январского пленума:
«Первая поправка касалась того пункта, где говорится о победе рабочего класса на Западе в промышленных странах и усилении международной революции как о факторе, могущем ускорить дело развития нашей индустрии и ослабить её зависимость от нашего сельского хозяйства. Он предложил смягчить во избежание возможных придирок со стороны буржуазных правительств.
Мы эту поправку приняли и смягчили.
Каменев: Мы сказали вместо “победа” — “только коренные изменения”.
Сталин: Вторая поправка т. Троцкого касалась вопроса о внутренней торговле. В резолюции мы сказали: “Регулирование частного накопления должно достигаться мерами налоговой политики”, а в предыдущем проекте говорилось: “Налоговая политика должна быть построена таким образом, чтобы большую часть прибыли переводить в государственную казну”»