Как же следует действовать?
Может быть, сохранить НЭП в неприкосновенности — чтобы не рисковать, не подвергать советскую власть угрозе повторения массовых восстаний, как то произошло всего три года назад. По-прежнему защищать интересы абсолютного большинства населения — крестьянства, и, опираясь на естественный подъём сельского хозяйства, не мешать ему. Исподволь накапливать средства, очень медленно восстанавливая промышленность. Уповать на победу революции в Германии, свято веря в неё.
Во всяком случае, о том, хотя и не открыто, говорилось в преамбуле резолюции конференции: «Только коренные изменения нынешней политической и экономической обстановки в промышленных странах Европы могли бы серьёзно ослабить непосредственную зависимость государственной промышленности от состояния сельского хозяйства». Следовательно, без изменений остался прогноз, сделанный Зиновьевым полтора месяца назад.
«Для всех нас, — писал тогда глава Коминтерна в статье “Вторая волна международной революции”, — действующих именно теперь, в конце 1923 года, разумеется, не безразличен вопрос о сроках (победы пролетариата в Германии. — Ю.Ж.): разразятся ли решающие события на год, на два раньше или позже. Но в историческом смысле это всё же вопрос второстепенный… Основные оценки, сделанные нашей партией и всем Коминтерном в октябре 1923 г., были и остаются верны. Большие, в конечном счёте решающие, факторы продолжают действовать в Германии в сторону революции. Тяжёл и тернист тот путь, который германский пролетариат и его компартия проходят в настоящее время. Но окончательная победа, несомненно, бесспорна…
События, происшедшие в течение сентября, октября и ноября 1923 г. в Болгарии, в Польше и в Германии.., означают начало второй волны международной пролетарской революции»{343}.
Ну, а раз так, то вполне можно подождать год-другой с решением вопроса о собственной промышленности.
Пятаков же, как и Преображенский, настаивал на ином. На ускоренном социалистическом накоплении — за счёт крестьянства и нэпманов. На необходимости сделать рывок и за относительно короткий срок, не дожидаясь помощи европейских братьев по классу, самостоятельно восстановить промышленность. Сделать её, а не сельское хозяйство, прочной основой экономики Советского союза. Разве такое решение задачи помешает революции в Германии? Скорее, поможет ей.
Как и предвидел Пятаков, делегаты конференции, морально подготовленные ходом дискуссии, особенно в декабре, когда она вылилась в откровенную пропагандистскую кампанию против оппозиции, приняли резолюцию в неизменённом виде. Даже сохранившем в первом разделе указание на 1924 год как на «будущий». И рекомендовали для сельского хозяйства — развивать экспорт хлеба, развивать в деревне кредитную, потребительскую и промысловую кооперацию, а также окончательно перевести единый налог в денежную форму. В сфере же промышленности следовало только повысить производительность труда, «усилить нагрузку на предприятия планомерным распределением заказов, особенно в тяжёлой индустрии», да сократить накладные расходы, упорядочить калькуляцию. Не более того.
Восторжествовал взгляд большинства.
13-я партийная конференция завершила работу 18 января, а всего три дня спустя скончался Ленин.
Вполне возможно, будущее и партии, и страны сложилось бы иначе, не уклонись, как обычно, Троцкий от решающих действий. Оставшись на отдыхе в Сухуме. Отдав тем самым «тройке» — Зиновьеву, Каменеву, Сталину, к которым весьма во-время примкнули Рыков, Томский, Бухарин, Калинин и Рудзутак, всю власть. Без боя, без малейшего сопротивления.
Хотя само ПБ пока не претерпело серьёзных изменений — такое мог сделать только съезд РКП, высшая власть страны претерпела серьёзные изменения.
31 января проходивший в те дни Второй съезд Советов Союза ССР наконец-то официально утвердил конституцию СССР, избрал высший орган — ЦИК и образовал правительство. Новым председателем СНК стал Рыков (если бы 14 сентября 1922 года Троцкий не отказался от должности первого заместителя Ленина, то теперь он автоматически занял бы эту должность). Более высокий по значимости пост, председателя Совета труда и обороны, достался Каменеву. Следствием таких назначений стало перемещение ещё нескольких лиц. Руководство ВСНХ от Рыкова перешло к Дзержинскому, Рудзутака вывели из Секретариата и утвердили вместо Дзержинского наркомом путей сообщений.
Такая рокировка достаточно укрепила позиции «тройки». И всё же Троцкому нанесли ещё один удар, более мощный, лишивший его прежней опоры в «своём» ведомстве, военном. Ещё 17 января начальником Политуправления РВС вместо снятого Антонова-Овсеенко назначили Бубнова, до того заведующего отделом Агитации и пропаганды ЦК. 3 марта освободили от обязанностей заместителя председателя РВС Э.М. Склянского, работавшего на этом посту с сентября 1918 года, ставшего для Троцкого незаменимым в руководстве вооружёнными силами. Перевели с подчёркнутым понижением председателем треста Моссукно. Наконец, сменили и состав РВС. Оставили в нём из возможных, но не обязательно, сторонников наркомвоенмора только троих: командующего вооружёнными силами Республики, переведённого в апреле на более низкую должность инспектора РККА С.С. Каменева, начальника главного управления ВВС Розенгольда, начальника снабжения РККА Уншлихта. Новым заместителем председателя РВС утвердили Фрунзе, а членами — давних врагов Троцкого — Бубнова, Будённого, Ворошилова, Орджоникидзе, Элиаву (от Грузии), Мясникова (от Армении), Караева (от Азербайджана). В довершении ко всему, наркома ещё и частично «разоружили». 5 апреля последовало решение ПБ о ликвидации частей особого назначения (ЧОН), расширявших полномочия и возможности Троцкого за счёт этой своеобразной партийно-комсомольской милиции.
Рыков, хотя и стал председателем СНК СССР, в «тройку» так и не вошёл, что вроде бы следовало из такого поста. Ведь глава правительства вёл заседания ПБ, определял их повестку дня. «Тройка» сохранилась, но одновременно появилась и «семёрка», включавшая ещё Калинина, Томского, Бухарина, Молотова. Рыков же оказался неким буфером между Зиновьевым и Троцким.
Такая конструкция власти оказалась недостаточно прочной из-за отсутствия разграничения полномочий, дублирования. Два человека отвечали за положение в партии: Зиновьев, глава Коминтерна, всемирной коммунистической партии, и Сталин — генсек РКП, формально являвшейся секцией Коминтерна. Два человека — за положение в стране: Рыков, глава правительства; Каменев, председатель СТО, занимавшегося осуществлением хозяйственных и финансовых планов, координированием их в соответствии с политической и экономической обстановкой (Только 19 января 1926 года эти должности были слиты.)
Единственным объединяющим и одновременно координирующим органом оставалось ПБ, сохранившее свою роль.
Глава четвертая
Казалось, смерть Ленина развяжет руки «тройке». Как же, больше не надо постоянно сверяться со старыми статьями, докладами вождя. Не надо и напряжённо опасаться неожиданного появления его новых статей, заставлявших срочно приноравливаться к очередным идеям. Хотя бы на словах.
Ленин ушел в прошлое до кризиса. Выходить же из него, отвечать за настоящее и будущее предстояло новому руководству Ему, не Ленину. Потому-то уже на третий день после похорон вождя пришлось вернуться к экономическим проблемам, так и не нашедших оптимального решения на партконференции. А выступившему 30 января с докладом на Втором съезде Советов СССР Каменеву — снова вести разговор о судьбах НЭПа.
«Действительно ли мы пережили кризис основы новой экономической политики? — задался, как и многие до него, “больным” вопросом один из тех, кто отныне определял политику страны. — Требуется ли от нас пересмотр этой политики?». И дал странный ответ: «Может быть, да. Мы не догматики, не связали себя ничем. Может быть, действительно, испытавши этот путь, мы должны будем признать, что этот путь не годится, мы должны будем его пересмотреть».
Предположение весьма смелое, почему и следовало его серьёзнейшим образом обсудить. Тщательно проанализировать положение, опираясь на бесспорные факты. Поначалу Каменев так и поступил. Признал: в истекшем году страна оставалась довольно далеко от предреволюционного 1916 года. Посевные площади составили 61 млн. десятин, или 75% от взятого для сравнения показателя. Гораздо хуже обстояло дело с промышленностью. Она дала всего 36% продукции того же военного года. Только затем Каменев вновь задал отнюдь не риторический вопрос:
«Дала ли новая экономическая политика ту атмосферу и обстановку, при которой совершилось развитие производительных сил страны? Стала ли страна богаче? Поставлены ли крестьяне и рабочие в отношении материального благосостояния в лучшие условия или нет? Увеличилось ли богатство страны?
Если нет, нашу новую экономическую политику нужно пересмотреть. Нужно тогда избрать другой путь»{344}.
Ставя такие вопросы, Каменев великолепно понимал, что рабочие и крестьяне ответят на них однозначно: «не дала», «не стала», «не поставлены», «не увеличилось». А потому заранее подготовил тот вариант вопроса, когда вместо «нет» обязательно прозвучит слово «да». И ответ будет предельно честный, ибо вопрос окажется вроде бы тот, да не совсем — потребует рассматривать процесс за иной отрезок времени. Не с 1914 или 1916 года, а с первого года НЭПа, с 1921.
Вот они, успехи, подтверждавшие правильность избранного пути. Угля добыли вместо 464 млн. пудов уже 648 млн., нефти — не 232 млн. пудов, а 315 млн. Производство хлопчатобумажной пряжи возросло более чем в четыре раза, ткани — почти в четыре раза. Всего за год поголовье крупного рогатого скота возросло на 4 млн., лошадей — на 1 млн., площадь посевов льна — на 10%, хлопка — на 300%…{345}