Не ограничившись полным отказом от прежней, щадящей московские власти информации, Молотов дал и политическую оценку грузинских событий. Она, заявил кандидат в члены ПБ и секретарь ЦК, «заключается в том, что восстание произошло и оказалось неожиданным для нашей партии в том самом Гурийском уезде Грузии, где было наибольшее количество коммунистов не только по всей Грузии. Я не ошибусь, если скажу, что наибольшее количество из всех уездов Союза советских республик Гурийский уезд имеет наибольшее количество коммунистов — около тысячи, если не больше.
Таким образом, мы имеем здесь восстание, причём массовое, в таком уезде, где мы имеем как раз наибольший процент коммунистов… Тут натыкаемся на недостатки, которые являются недостатками не чисто грузинскими, а недостатками, имеющими большое значение для всей нашей партии».
Подтвердил Молотов свою оценку данными, характеризующими положение во всей стране. Рассказал о раскрытии в Крыму подпольной организации, в которой «не менее половины — по крайней мере, из числа арестованных ГПУ, было из крестьянства, причём свыше ста человек — середняки и бедняки»: Напомнил о хорошо известном всем членам ЦК раскрытии крестьянских подпольных организаций в Одесской губернии и на Волыни, о разгуле бандитизма на Северном Кавказе, об усилении в сибирских деревнях кулацкого террора против коммунистов, комсомольцев и советских работников.
Только затем Молотов обобщил: «Есть заметное проявление активности контрреволюционных организаций и ещё неоформившихся настроений». Выражавшихся в стремлении создать Крестьянский союз. Хотя и в рамках советской власти, но оппозиционный РКП. Разговоры о нём, заметил Молотов, «идут не прекращаясь, но они за последнее время в большинстве случаев почти не доходят до нашего сведения, хотя идут почти что во всех районах Союза»{412}.
Выступивший на пленуме Сталин хотя и посвятил доклад исключительно партийной работе в деревне, пришёл к тому же выводу, что и Молотов. «Оказывается, — ехидно сказал он, -есть такие коммунисты, которые боятся критики, не хотят вскрывать недостатки нашей работы. Одно из двух: либо мы сами будем критиковать себя и дадим беспартийным раскритиковывать нашу работу, и тогда можно будет надеяться, что наша работа в деревне двинется вперёд, либо мы такой критики не допустим, и тогда нас будут критиковать события вроде восстаний в Кронштадте, в Тамбове, в Грузии»{413}.
Кто из коммунистов боится критики, вернее, говорит только о положительных явлениях жизни, догадаться было не трудно. Явно это относилось к Зиновьеву и Каменеву.
После прозвучавших негативных оценок, Орджоникидзе, которому поручили сделать доклад о событиях в Грузии, никак нельзя было оставаться на прежних позициях. Правда, поначалу он попытался всё же сделать организаторами и участниками восстания главным образом дворянство, старое, царских времён, кадровое офицерство да национальную интеллигенцию. Только затем заговорил искренне.
«Крестьяне Восточной и части Западной Грузии, — объяснил он, получив от нас землю, отошли от меньшевиков и не пошли на их авантюру. Экономическое же положение гурийского крестьянства и крестьянства Сенакского уезда не улучшилось при нас (после установления советской власти. — Ю.Ж.), а, надо сказать правду, ухудшилось». Поведал участникам пленума о том, что из-за свёртывания работ в портах Поти и Батума гурийцы потеряли привычную работу. Потерял, продолжал Орджоникидзе, не только постоянный заработок, но и возможность покупать дешёвую английскую мануфактуру, остававшуюся на батумских складах после ухода британских войск. Гуриец, — растолковывал Серго — знает о ней не понаслышке. «Получал её не только при меньшевиках, но и при нас, в первый год советизации Грузии. Теперь её нет, а нашей мало и дорого».
Орджоникидзе не только констатировал недостатки. Предложил и выход из ужасающего положения. «Абсолютно необходимо, — обратился он с просьбой к членам ЦК, — поставить вопрос и в ближайшие же месяцы осуществить на практике постановку лесозаготовительных работ в Западной Грузии. У нас имеются богатые леса, но они не разрабатываются за неимением средств. Буковая клёпка для сибирских маслоделов ввозится из Швеции, а наши клёпочные заводы стоят, и избыточное гурийское крестьянское население, не находя себе приложения в деревне, идёт на меньшевистскую провокацию.
У нас собирается большое количество коконов и вывозится за границу — в этом году предлагается к вывозу 120 тысяч пудов. А если бы мы имели свои шёлкомотальные фабрики, которые не бог весть как дорого стоят, всего каких-нибудь 200 тысяч рублей, эти шёлкомотальные фабрики заняли бы 1500–2000 человек. Гурийского крестьянина только агитацией и пропагандой не возьмешь…
В Мингрелии успех наших противников также надо искать в экономическом положении. Мингрельское крестьянство живёт кукурузой. Мингрелия является житницей всей Западной Грузии. При меньшевиках, когда не было ввоза хлеба, цены на мингрельскую кукурузу стояли высокие. При нас же города кукурузу не потребляют… Цены на кукурузу упали чертовски. Вывоза нет, и мингрельский крестьянин за свою кукурузу ничего не может купить. Он предпочитает ту власть, при которой больше платят за кукурузу. Идеями социальной революции он не живёт».
Ещё рассказал Орджоникидзе о бездеятельности обществ Центросоюза — «Шерсть» и «Чаеуправление», которые отказываются скупать в Грузии скопившиеся на складах 130 тысяч пудов чая и свыше 30 тысяч пудов шерсти. А такое положение также ведёт к обнищанию крестьян, недовольству их советской властью.
Только после таких объяснений Орджоникидзе привёл данные о репрессиях. «Всего, — сказал он, — расстрелянных и убитых во время подавления восстания 980 человек». Объяснил жестокость: «Нашу нерешительность в первые дни, когда не было ни одного расстрела, меньшевики толковали как наше бессилие. При такой обстановке мы и прибегли к массовым расстрелам. Возможно, мы немножко перегнули, но это сейчас не исправить»{414}.
Так, наряду с наболевшими вопросами — расслоением крестьянства, величиной единого сельхозналога, размеров семенной ссуды пострадавшим от засухи, цен на хлеб, обсуждавшимися на пленуме, возник ещё один.
Орджоникидзе попытался привлечь внимание членов ЦК к судьбе тех, о ком до сих пор никто не вспоминал. К положению тех крестьян, которые в виду социального положения должны были платить тот самый сельхозналог, но размеры земельного надела, отсутствие лошади в хозяйстве, скудный урожай не позволяли им расплачиваться с государством сполна. Орджоникидзе и попытался привлечь внимание к ним, ставшим лишними, «избыточными» для деревни, для сельского хозяйства. К ним, которых было слишком много не только в Грузии» но и во всём Советском Союзе…
То ли потому, что события двухмесячной давности, да ещё и завершившиеся вполне благополучно, не заинтересовали участников пленума, то ли к концу последнего дня заседаний просто устали от слишком серьёзных, до предела насыщенных цифрами докладов Каменева, Молотова, Сокольникова, но никто так и не обратил внимание на то, о чём говорил Орджоникидзе. Не задумались о назревшей необходимости связывать вопросы сельского хозяйства не только с тяжёлой и лёгкой промышленностью, обеспечивавших деревню плугами, жатками и молотилками, мануфактурой и обувью, но и с перерабатывающей к тому же местной промышленностью. Позволившей бы «избыточному» крестьянину обрести и работу, и заработок.
Об этой проблеме сразу же забыли. До поры, до времени — на четыре года.
Глава шестая
Весь октябрь 1924 года газеты СССР не страдали от нехватки материалов. Они писали об очень многом, что происходило и в самой стране, и за её пределами.
О смерти великого русского поэта Валерия Брюсова, о его пышных государственных похоронах, об открытии его музея.
О смерти великого французского писателя Анатоля Франса. О столетии московского Малого театра.
О поднятии на полярном острове Врангеля, захваченного было канадскими авантюристами, советского флага.
О предвыборной кампании в Великобритании, о так называемом «Письме Зиновьева» — фальшивке, запущенной в британскую прессу. Содержавшей вымышленные инструкции Коминтерна по развёртыванию в британской армии коммунистической пропаганды, о планах проведения революции в… Ирландии. Фальшивку запустили для дискредитации лейбористской партии, которая всего за девять месяцев пребывания у власти установила полноценные дипломатические отношения с СССР и подписала с ним Общий договор. «Письмо Зиновьева» сделало своё дело. Лейбористы получили всего 151 место в парламенте, а консерваторы оказались в большинстве с 400 депутатами.
О 2-й сессии ЦИКа СССР, принявшей среди прочих закон о союзном гражданстве и Таможенный устав, утвердившей основные начала уголовного законодательства.
О начатой Испанией колониальной войне против рифских племён в Марокко, решивших стать самостоятельными.
О конфликте Великобритании с Турцией, не желавшей расставаться с богатым нефтью Иракским Курдистаном.
О признании Францией Советского Союза и установлении с ним дипломатических отношений.
О соглашении, подписанном в Мукдене советским полпредом Караханом и диктатором Маньчжурии Чжан Цзолинем, возвратившим Москве все законные права на Китайскую Восточную железную дорогу (КВЖД).
О 6-м съезде советских профсоюзов.
О национальном размежевании в Средней Азии и создании на территории Туркестанской АССР, Бухарской и Хорезмской народных советских республик иных — союзных Туркменской и Узбекской, автономной Таджикской, Кара-Калпакской и Кара-Киргизской автономных областей.
Писали газеты и о пленуме, но весьма своеобразно. Не тогда, когда он проходил — с 16 по 20 октября, а несколько позже, в начале ноября. И не обо всём, что произошло. Опубликовали лишь три главных доклада — Каменева, Болотова и Сокольникова, допустив в последнем утечку вес