ьма важной информации. Нарком финансов, рассказывая членам ЦК о новом бюджете страны, проговорился о намерении возобновить выпуск и продажу крепких спиртных напитков.
«Мы, — сказал он, — пошли на увеличение исчисления доходных статей. В частности, были увеличены поступления по акцизам, так как были приняты некоторые новые акцизы. Они ещё не получили законодательного оформления, но по ним есть согласие и Госплана, и Совнаркома. Во-первых, предположение, что будет проведено увеличение на 10° (то есть до 30º. — Ю.Ж.) предельной крепости тех наливок и настоек, которые разрешены к обращению в виде исключения из общего принципа недопущения каких бы то ни было алкогольных напитков. Это, конечно, не следует смешивать с вопросом о водке, который здесь исключается»{415}.
Именно этот крохотный фрагмент обширного доклада, прошедший, судя по всему, незаметным для читателей газет, на пленуме породил неожиданную дискуссию, участники которой для утверждения своей правоты ссылались на Ленина как на решающий аргумент.
Троцкий: «Дело идёт, по существу, о подготовке государственной продажи водки. Хотя т. Сокольников сказал, что это не имеет ничего общего с вопросом о водочной монополии, что это лишь повышение градуса наливок с 20° до 30°, но так как водка имела 40°, то эти наливки в 30° стоят посередине между той наливкой, которая была до сих пор, и той монопольной водкой, о которой давно уже идёт речь, и, по-моему, вопрос необходимо обсудить»{416}.
Примерно через полчаса наркомвоенмор получил слово и более тщательно обосновал свою позицию. Как скоро оказалось, весьма прозорливо.
Троцкий: «Разделение вопроса с наливкой в 30° и вопроса о водке неправильно и несерьёзно. Ясно, что здесь мы имеем метод постепенного, незаметного внедрения государственной водки без единовременного решения этого вопроса… Если решиться на неё (эту меру. — Ю.Ж.), то провести её надо, имея перед глазами всю карту Союза, сообразуясь с тем, где и какие из этой вредной меры извлечь, с одной стороны, фискальную выгоду, а с другой — постараться свести к минимуму вредные её тенденции и результаты…
Если мы это сделаем в маленьком масштабе, как на Дальнем Востоке (там после слияния Дальневосточной республики с РСФСР в октябре 1922 года сухой закон или какие-либо ограничения на производство алкоголя не вводили. — Ю.Ж.), то это не даст серьёзной выгоды, а если это делать в большом масштабе, то так как крестьянские районы у нас доминируют, водка зальёт неизбежно и городские районы…
У нас деревня пьёт самогон. Наливка, говорят нам, это средство борьбы с самогоном. Насколько средство это реально? Насколько оно реально, в это я совершенно не верю… Либо мы захотим иметь серьёзный доход, то есть произведя дорого, захотим ещё дороже продать, тогда крестьянин предпочтёт самогон, а если захотим конкурировать с самогоном, тогда побудительный фискальный мотив будет отсутствовать…
Я считаю постановление СНК абсолютно неправильным. Я думаю, что надо меру эту приостановить и обсудить в партийном порядке»{417}.
Троцкий, совершенно бескорыстно настаивая на борьбе с алкоголизмом, захлестнувшим страну, заранее не подготовился. Не получил данные о самогоноварении, причём даже в районах проживания, мусульман. Не выяснил стоимости фабричного производства водки, её возможной розничной цены, что и должно было определить рентабельность, потенциальный доход государства. Словом, наркомвоенмор проявил несвойственную ему полную неосведомлённость в том вопросе, который призывал обсудить. Потому-то его не поддержал даже нарком земледелия РСФСР А.П. Смирнов — один из трёх, по твёрдому убеждению Троцкого, его верных сторонников — экономистов.
Смирнов: «Я скажу несколько слов, товарищи, относительно указания т. Троцкого, что этот вопрос никогда не обсуждался. Это неверно. Этот вопрос обсуждался комиссией при СНК — потом она была партийной комиссией, под непосредственным наблюдением Владимира Ильича. Я в этой комиссии всё время принимал участие…
Тогда стоял вопрос в плоскости крепости вин. Сначала предлагалось крепость допустить в 13°. На этом остановились. Позднее встал наливочный вопрос… По крепости сразу наметилось две линии. Одна линия стояла за 20°, другая — за 30°. За 30° стоял я. По этой линии у меня есть письмо Владимира Ильича, в котором он меня здорово обругал — за эту крепость. Что, дескать, хватил далеко…
Вопрос шёл… с точки зрения внедрения в деревню сначала вина, а потом и наливочных изделий. Между прочим, вина в деревне не пили… Эта продукция слаба в градусном отношении. Крестьянин пить её не будет, потому что вино для него — вода или помои, как он выражается…
Я укажу на бытовые условия прошлого. Мы (Смирнов родился в крестьянской семье, в деревне Никола Васильевской волости Тверской губернии, где провёл детские и юношеские годы. — Ю.Ж.) были несостоятельные, но в праздничные дни, хотя была и водка, мы непременно покупали не водку, а наливку».
Троцкий (с места): Это надстройка, а базой была водка.
Смирнов: «Базой была нищета, темнота и самодержавие. К сожалению, и сейчас эта база есть. Пьют самогон и ещё какую-нибудь отраву… База — нищета и темнота, база — ненормальное существование мужика. Пока мужик был занят войной, самогоноварение развивалось. А когда мужик вернулся с фронта, то самогон невероятной волной хлынул в крестьянскую жизнь…
Опыт показал, что репрессивными мерами с этим злом не справиться. Поэтому вначале, когда обсуждался вопрос о винах и наливках, то он шёл только по линии крепости. 30° тогда не прошли, 20° тогда были приняты»…
Я считаю, что этот вопрос является давно своевременным и целесообразным. Я думаю, что его нужно утвердить»{418}.
Конечно же, не смолчал и нарком финансов, давно уже пытавшийся использовать опыт одного из своих предшественников — О.Ю. Витте. Того, кто введением государственной монополии на водку не только наполнил бюджет, но и сделал рубль по-настоящему твёрдым. Теперь были иные времена, и открыто, да ещё напролом, действовать было нельзя. Судьбу и водки, и червонца, упавшего в цене чуть ли не вдвое по сравнению с 1913 годом, приходилось решать предельно осторожно.
Сокольников: «Товарищ Троцкий неправ, когда думает, что постановление Совнаркома об этом уже принято. Это предложение выплыло при обсуждении бюджета, но так как никакого партийного решения на этот счёт не имелось, то Совнарком не вынес об этом никакого решения.
Троцкий (с места): Я полагал, что было вынесено.
Сокольников: Нет, решение не вынесено, а в Совнаркоме было констатировано единогласие, насколько я помню. Мнение Совнаркома в том смысле, что это следует сделать, после чего было решено этот вопрос сначала выяснить в партийных инстанциях и в случае партийной санкции оформить в советском порядке. Поскольку вопрос встал, я думаю, нужно будет постановление пленума, чтобы разрешить Совнаркому.
Сталин (с места): Мнение Совнаркома было единогласным? С места: Единогласно!
Сокольников: Насколько помню, единогласным. Мне кажется, что можно разрешить проведение этой меры в советском порядке, причём, конечно, разрешение увеличения на 10° наливок и настоек отнюдь не означает легализацию широкого, массового потребления водки».
Чтобы несколько пригасить страсти, нарком финансов привёл цифры, должные успокоить Троцкого. Сказал, что за минувший 1923/24 год реализовали наливок крепостью в 30° всего около 600 тысяч вёдер (ведро — 12,9 литров), составивших 0,5% до военного винокурения. В наступающем же году предполагается увеличить производство крепких напитков в два-три раза. И продолжил главную мысль.
Сокольников: «Товарищ Троцкий подымает вопрос о водке, насколько я понимаю из слов товарища Троцкого. Он считает, что в случае необходимости для нахождения финансовых ресурсов, если придётся обращаться к водке, то это большая мера, рассчитанная на большой эффект, которая может быть опасна для нас по своим последствиям. Я думаю, что тут с т. Троцким нужно согласиться. Но дело в том, что осуществление этой большой меры, рассчитанной на большой эффект, мы можем отложить, обсудить конкретные предложения, которые могут быть сделаны в этом направлении… Но как бы ни различны были способы разрешения этого вопроса, я должен сказать, что осенью 22 года я имел ряд разговоров с Владимиром Ильичём, который тогда думал, что окажется необходимым в ближайшее время ввести водочную монополию в том самом виде, в котором она существовала при царе и решительно настаивал на этом. После долгих прений мне удалось несколько поколебать его и представить ряд аргументов в доказательство того, что к системе старой “казёнки” во всяком случае вернуться будет нельзя. Скорее нужно будет использовать систему акцизов, патентов и так далее, не вводя “казёнки” в старом виде.
Повторяю, эти вопросы ещё можно будет обсудить. Для этого у нас будет время. Пока что мы можем сказать, что наш бюджет на ближайшие полгода достаточно прочно поставлен и можно этот большой вопрос, о котором говорил сейчас товарищ Троцкий, сейчас отложить»{419}.
Оставшись в полном одиночестве, но не желая смиряться со столь позорным поражением, Троцкий прибег к последнему, неопровержимому доводу. По его просьбе Крупская поспешила направить председательствующему на заседании Калинину записку, в которой указала:
«Ввиду ссылок на частные разговоры с Владимиром Ильичём, которые приводились без связи, в которой эти разговоры имели место, и так как в таком виде эти ссылки неправильно освещают точку зрения Ильича, прошу президиум огласить как эту записку, так и прилагаемые цитаты Ильича».
Представила машинописные выписки (кто и когда только их успел сделать?), снабжённые указаниями на соответствующий том и страницу собрания сочинений Ленина.