– И что же я за тип?
– Пустозвон. Вы радуетесь, что надели военную форму, и хвастаетесь ею перед девушками, а в армию пойти и не подумали.
Он с недоумением посмотрел на нее.
– Чтобы меня застрелили? – спросил он. – Я не дурачок.
Он наклонился к ней и улыбнулся:
– Здесь гораздо веселее.
У Кэтрин от гнева задрожали губы.
– Вы что, не подлежите призыву в армию?
– Ну вообще-то подлежу, но один из моих друзей знает кое-кого в Вашингтоне, и, – он понизил голос, – думаю, что меня никогда не заберут.
– Вы мне отвратительны, – не выдержала Кэтрин.
– Почему?
– Если вы сами этого не понимаете, то я вряд ли сумею вам объяснить.
– А почему бы вам не попытаться? Сегодня вечером за ужином. У вас дома. Вы умеете готовить?
Кэтрин вскочила на ноги. От возмущения у нее покраснели щеки.
– Можете больше не приходить на съемки, – заявила она. – Я попрошу господина О'Брайена выслать вам чек за работу в утренние часы.
Она повернулась, намереваясь уйти, но спохватилась и спросила:
– Как ваши имя и фамилия?
– Ларри, – ответил он, – Ларри Дуглас.
Вечером следующего дня из Лондона позвонил Фрэзер и поинтересовался, как идут дела. Она поведала ему обо всех событиях дня, но умолчала о ссоре с Ларри Дугласом. Когда Фрэзер вернется в Вашингтон, она расскажет ему об этом случае, и они оба посмеются.
Ранним утром, когда Кэтрин одевалась, чтобы отправиться на студию, раздался звонок в дверь. Открыв ее, она увидела на пороге своего бунгало мальчика-посыльного с большим букетом роз.
– Вы – Кэтрин Александер? – спросил он.
– Да.
– Прошу вас, распишитесь в получении.
Она расписалась на бланке, протянутом посыльным.
– Какие они красивые! – воскликнула она, принимая цветы.
– С вас пятнадцать долларов.
– Простите, что?
– Пятнадцать долларов. Доставка наложенным платежом.
– Я не пони...
Она не договорила и взяла конверт, прикрепленный к букету. Затем вынула карточку и прочла надпись: «Я бы сам заплатил за них, но сейчас я не работаю. С любовью. Ларри».
Кэтрин смотрела на карточку, не веря своим глазам.
– Так вы берете цветы или нет? – спросил мальчик-посыльный.
– Нет, – отрезала она и сунула букет ему в руки.
Он недоуменно уставился на нее.
– Тот, кто посылал вам цветы, хотел вас рассмешить. Это же просто шутка.
– Не вижу ничего смешного, – возмутилась Кэтрин и в ярости хлопнула дверью.
Весь день она не могла успокоиться. На своем веку Кэтрин не раз приходилось сталкиваться с эгоистами, но такого наглого самомнения, как у господина Ларри Дугласа, она не встречала. Она не сомневалась, что он то и дело покорял сердца пустоголовых блондинок и грудастых брюнеток, которым не терпелось нырнуть к нему в постель. Однако Кэтрин глубоко уязвило, что ее сочли такой же доступной. Стоило ей только подумать о нем, как у нее по телу пробегали мурашки. Она твердо решила выкинуть его из головы.
В семь часов вечера, когда Кэтрин покидала съемочную площадку, к ней подошел помощник режиссера и вручил конверт.
– Вы брали это, мисс Александер? – спросил он.
В конверте оказался счет за пользование вещами, взятыми из актерского отдела киностудии: «Военная форма (капитана), шесть орденских лент (разные), шесть медалей (разные). Имя актера, у которого взяты вещи: Лоуренс Дуглас (подлежит оплате лично Кэтрин Александер из „МГМ“)».
Кэтрин оторвалась от счета. От злости у нее глаза налились кровью.
– Нет, – ответила она.
Помреж в растерянности уставился на нее.
– Что же мне ответить актерскому отделу?
– Скажите, что я заплачу за пользование медалями, если их владелец награжден посмертно.
Съемки картины закончились через три дня. На следующий день Кэтрин просмотрела рабочую копию и осталась довольна. Призов фильм не получит, но снят он просто и доходчиво. Том О'Брайен прекрасно справился с заданием.
В субботу утром Кэтрин вылетела в Вашингтон. Она покинула Голливуд с огромной радостью и в понедельник утром уже сидела у себя в конторе, стараясь разобраться с бумагами, накопившимися в ее отсутствие.
Перед обеденным перерывом секретарша Кэтрин Энни сообщила ей по переговорному устройству:
– Некто господин Ларри Дуглас звонит вам из Голливуда, штат Калифорния, наложенным платежом. Вы возьмете трубку?
– Нет, – резко ответила Кэтрин. – Скажите ему... Не нужно, я сама с ним поговорю.
Она сделала глубокий вдох и нажала кнопку телефонного аппарата.
– Господин Дуглас?
– Доброе утро, – произнес он сладкозвучным голосом. – Я с трудом дозвонился до вас. Неужели вам не нравятся розы?
– Господин Дуглас... – начала было Кэтрин. От негодования у нее дрожал голос. Она перевела дыхание и продолжала: – Господин Дуглас, я люблю розы, но вы мне не нравитесь. Вы мне противны. Понятно?
– Но вы же обо мне ничего не знаете.
– Я знаю больше, чем хотелось бы. Я считаю вас трусом и подонком, и не вздумайте больше звонить мне.
Дрожа от гнева, она бросила трубку, и глаза у нее наполнились слезами. Как он смеет! Поскорее бы вернулся Билл.
Три дня спустя в почтовой корреспонденции она нашла фотографию Лоуренса Дугласа размером десять на двенадцать с надписью: «Боссу с любовью от Ларри».
Энни рассматривала фотографию с каким-то благоговейным трепетом.
– Боже мой! – воскликнула она. – Неужели он действительно такой?
– Вовсе нет, – ответила Кэтрин. – Одна только видимость. Нет в нем ничего подлинного, кроме фотобумаги, на которой напечатан снимок.
В сердцах она разорвала фотографию на мелкие кусочки.
Энни в ужасе наблюдала за ней.
– Какая досада! В жизни не встречала таких красавцев!
– Там, в Голливуде, – мрачно заметила Кэтрин, – строят декорации из одного фасада – только передняя плоскость, а за ней пустота. Такой вот декорацией вы и любовались на фотографии.
В последующие две недели Ларри Дуглас звонил по крайней мере десять раз. Кэтрин велела Энни передать ему, чтобы он больше не утруждал себя звонками, и попросила секретаршу не надоедать ей сообщениями о его домогательствах. Тем не менее однажды утром, когда она что-то диктовала Энни, та виновато посмотрела на нее и сказала:
– Я знаю, что вы запретили мне досаждать вам звонками господина Дугласа, но он снова звонил, и в его голосе чувствовалось отчаяние. Он показался мне... таким потерянным.
– Для меня он действительно потерян, и, если у вас есть голова на плечах, не вздумайте его искать.
– Но, уверяю вас, он был очень любезен.
– Он просто притворялся галантным.
– Он столько о вас расспрашивал. – Энни заметила суровое выражение на лице у Кэтрин и тут же добавила: – Но я ему ничего не рассказывала.
– Вы поступили очень мудро, Энни.
Кэтрин вновь принялась за диктовку, но не могла сосредоточиться. Ей чудилось, что весь мир заполонили ларри дугласы. И Уильям Фрэзер стал ей еще дороже.
В воскресенье утром вернулся Билл, и Кэтрин поехала в аэропорт встречать его. Она наблюдала, как он прошел таможню и направился к выходу. Увидев Кэтрин, он просиял.
– Кэти! – воскликнул он. – Какой чудесный сюрприз. Не ожидал, что ты меня встретишь.
– Мне не терпелось тебя увидеть.
Она улыбнулась и с чувством обняла его. Он удивленно посмотрел на нее.
– Ты соскучилась по мне, – обрадовался он.
– Ты и представить себе не можешь как!
– Ну, понравилось тебе в Голливуде? – спросил он. – Там все прошло гладко?
Она не знала, что ответить.
– Все получилось замечательно. Они очень довольны картиной.
– Я тоже слышал, что фильм удался.
– Билл, когда ты в следующий раз поедешь в командировку, возьми меня с собой.
Ее слова тронули Фрэзера, и он с благодарностью взглянул на нее.
– Договорились, – ответил он. – Мне тебя тоже не хватало. Я столько о тебе думал.
– Правда?
– Ты меня любишь?
– Я очень люблю вас, господин Фрэзер.
– Я тоже, – расчувствовался он. – А почему бы нам не отпраздновать мое возвращение сегодня вечером?
Она улыбнулась:
– Это было бы чудесно.
– Мы поужинаем в «Джефферсон клаб».
Она подбросила Фрэзера до дома.
– Мне еще надо сделать тысячу звонков, – сказал он. – Может быть, встретимся прямо в клубе в восемь часов?
– Прекрасно, – ответила она.
Кэтрин вернулась к себе на квартиру, кое-что постирала и погладила. Каждый раз, проходя мимо телефона, она напряженно ждала звонка, но его не было. Ее преследовала мысль о том, что Ларри Дуглас пытается заполучить через Энни сведения о ней, и Кэтрин скрежетала зубами. Она подумала было попросить Фрэзера внести Дугласа в список призывников. «Нет, не стану я с этим связываться, – решила она. – Чего доброго, они его забракуют. Устроят ему проверку и убедятся, что он лоботряс». Кэтрин вымыла голову и долго нежилась в ванне. Вытираясь, она услышала телефонный звонок.
– Слушаю, – холодно сказала она.
Звонил Фрэзер.
– Привет, – отозвался он. – Что-нибудь не так?
– Да нет, Билл, – поспешно ответила она. – Я... я просто была в ванной.
– Прости. – Он придал своему голосу игривый тон. – Я извиняюсь за то, что меня нет с тобой в ванне.
– Я тоже жалею об этом, – вторила она ему.
– Я соскучился по тебе. Потому и побеспокоил. Не опаздывай.
Кэтрин улыбнулась:
– Не опоздаю.
Не спеша она повесила трубку и все думала о Билле. Впервые Кэтрин почувствовала, что он готов сделать ей предложение. Он собирается попросить ее стать госпожой Фрэзер. Госпожа Фрэзер. Звучит красиво и достойно. «Боже мой, – удивлялась Кэтрин, – я становлюсь пресыщенной. Полгода назад я прыгала бы от радости, а сейчас могу только сказать, что это звучит красиво и достойно. Неужели я действительно так изменилась? Опасный симптом». Кэтрин посмотрела на часы и стала быстро одеваться.
«Джефферсон клаб» представлял собой скромное кирпичное здание, находящееся на некотором расстоянии от улицы и окруженное железной оградой. Это был один из самых элитарных клубов в городе. Проще всего стать его членом, если в нем состоит ваш отец. Если у вас нет такого преимущества, необходима рекомендация трех членов клуба. Предложения о принятии в его члены собираются раз в год, и проводится голосование. Одного голоса против достаточно, чтобы навсегда закрыть доступ в «Джефферсон клаб» любому претенденту, поскольку там существует незыблемое правило, запрещающее дважды баллотироваться в члены клуба.