Доктор попытался издать смешок, но у него это плохо вышло. А про себя он добавил: «Может, эта же бактерия способна размножаться и в слюне ликантропов». Он вспомнил ужасающие, хоть и бескровные, укусы на ноге своего пациента Валерьяна Эзопова. И содрогнулся при мысли, что они могли означать.
А вот Илья Свистунов лишь кивнул — с внешне невозмутимым видом.
— Я так и предполагал, — кивнул он. — Но я хотел удостовериться. Потому-то каустическая сода мне и понадобилась — чтобы для обеззараживания вымочить в её растворе вот это.
Он поставил на мостовую банку с едким натром и вытащил из кармана пиджака пакет из коричневой манильской бумаги. Осторожно, чтобы не касаться содержимого, он раскрыл его и поднес Парнасову так, чтобы доктор мог заглянуть внутрь.
В пакете лежали две какие-то узкие тряпки: перепачканные в земле и в крови. Но и под загрязнением всё ещё можно было разглядеть остатки вышивки, сделанной золотой нитью.
— Я подобрал это нынче на Миллионной улице, — сказал Свистунов и бросил короткий взгляд вбок: посмотрел, что творится во дворе аптеки; там санитар Лосев уже переливал содержимое одного ведра в водовозную бочку, а городовой Журов держал второе ведро наготове.
Доктор не попытался к вышитым тряпкам притронуться, только кивнул:
— Думается, я знаю, что это такое: старинный кушак. И господин Сивцов уже назначил вознаграждение тому, кто его найдёт. Так что — вам есть прямой резон отнести свою находку в дом Алтыновых. А стирать эту вещь в растворе едкого натра я вам категорически не советую. Этак и без рук остаться можно! С чего это вам пришла такая фантазия?
Свистунов улыбнулся — чуть смущенно, как показалось доктору.
— Видите ли, — газетчик перешёл на почти совсем беззвучный шепот, и Парнасову пришлось наклониться вперёд, чтобы слышать его слова, — у меня есть дар: я могу подержать предмет в руках и словно бы воочию увидеть, что с ним происходило. Некоторые называют это психометрией. Но большинство вообще не верит, подобное возможно.
— Ну, я-то, кажется, уже готов уверовать во всё, что угодно. — Парнасов вздохнул и покачал головой. — Однако вашу находку я у вас заберу. И банку с каустической содой — тоже. От греха подальше. Лечить химические ожоги — долго и трудно. А вы непременно их заработаете, если станете брать эти тряпицы в руки после такой стирки.
Доктор ожидал, что Свистунов станет возражать. Но нет: он безропотно позволил Павлу Антоновичу забрать пакет с изорванным кушаком. Сейчас молодого человека явно больше волновало другое. Пока они разговаривали, второе ведро воды тоже было вылито в бочку. И Журов уже взбирался на телегу: вот-вот мог со двора выехать.
— Нам ведь остановить их надо! — Газетчик явно собрался шагнуть в подворотню. — Я сейчас пригрожу им… — Он запнулся на полуслове: сообразил, должно быть, что глупо грозить полицией переодетому городовому.
— Вот что, молодой человек, — строго сказал Павел Антонович, заступая ему дорогу. — Вы и сами понимаете, что грозить этим… людям бессмысленно и опасно. И, если вам интересно, господин Алтынов категорически запретил своему старшему приказчику прибегать к помощи полиции. Но зато он одобрил все расходы по привлечению пожарной команды к спасению жителей города. Так что вам надлежит отправиться на Миллионную — в ту её часть, где горожане стали закупать воду из водовозной бочки. И сказать, что пожарные нынче обеспечат всех водой бесплатно. Только потом не ходите по Миллионной дальше — к алтыновскому доходному дому. А, вы киваете! Стало быть, вам самому известно, что там творится.
Вот так и вышло, что доктор лишь в начале первого дня возвращался из похода в аптеку. Бумажный пакет с изорванным кушаком он сунул в карман своей визитки, а банку с едким натром, отобранную у Свистунова, положил в медицинский саквояж. Раз уже подменный аптекарь отказался пополнить Парнасову запас нитрата серебра, то на крайний случай могла сгодиться и каустическая сода.
Эрик ощущал себя одновременно и вымотанным, и взвинченным до крайности с того самого момента, как Зина внесла его на руках в лесной домик. Рыжий кот хорошо помнил, как одноглазый дедуля повелел ему: «Ищи!» И не сомневался, что искать нужно здесь. Но вот что именно ему надлежало найти?
Он соскочил с рук девушки, едва она переступила порог. И вихрем пронёсся по всему дому — благо, тот был не слишком обширен. Но — ровным счётом ничего интересного не заметил. Обстановка оказалась богатой, однако дом всё равно выглядел запустелым. Так что котофей побежал в единственное место, которое источало запахи жилого помещения: на кухню. Так и собрались трое людей, которые вполголоса о чём-то переговариваясь. И — следовало отдать им должное: они про кота не забыли. Иван тут же налил ему свежей воды в глиняную плошку, а Татьяна Дмитриевна полезла в буфет и отмахнула Рыжему изрядный кусок копченого лосося.
Однако Эрика терзало такое беспокойство, что он поел, почти не ощущая вкуса рыбы. А после этого хоть и вылизался, но без особого старания. Он то и дело крутил головой, пытаясь отыскать взглядом хоть что-то интересное или непонятное. Но кроме большой печи, добротной мебели, посуды и столовых приборов ничего не обнаружил. Имелся ещё, правда, колодец с деревянной крышкой — обустроенный прямо в углу кухни. Только вот — искать-то требовалось явно не его. Он и так находился у людей на виду.
Иван, поработав ручкой насоса, покачал из колодца ведро воды и вышел с ним во двор. Надо думать, Басурмана пошёл поить. А Зина и маменька Ивана, устроившиеся за кухонным столом, продолжили беседу.
— Я бы благословила тебя и Ванечку, Зинуша, — говорила Татьяна Алтынова, — но в этом доме, вообрази себе, нет ни одной иконы! Хотя прежде, двадцать лет назад, они здесь были — я хорошо это помню! Но зато в одном из шкафов я обнаружила полотняный мешочек, заглянула в него, а там — свернутая священническая епитрахиль.
Эрик, до этого момента небрежно мусоливший переднюю лапу, при слове «епитрахиль» вздрогнул. Чуть на месте не подскочил. Как же было обидно, что он так не выучился говорить с людьми на их языке! Он бы тотчас передал им тогда, что сообщил ему о некой епитрахили чернобородый священник — отец Зины.
Кот вскочил с кухонного пола, подлетел к Зине и поднялся на задние лапы, упершись передними ей в ногу. А потом поймал её взгляд и мяукнул с таким выражением, что девушка тотчас переполошилась:
— Ты что, Рыжий? Волкулаки где-то поблизости?
Она перевела взгляд на мутноватое окно без штор. Однако за ним виднелся только близлежащий лес: уже не елово-березовый, а сосновый.
В досаде кот отскочил от Зины и помчал снова обследовать комнаты. Слово «шкаф», произнесённое маменькой Ивана, он хорошо знал. И таких предметов мебели в доме обнаружилось всего два. Один оказался обширным гардеробом, стоявшим в комнате с кроватью. Дверца его была чуть приоткрыта, и Рыжий немедленно сунулся внутрь. От густого запаха нафталина у кота засвербело в носу, и он чихнул три раза подряд. Но в этом шкафу находилась одна только одежда — никакого мешка там не оказалось. И Эрик, недовольно фыркая, из вонючего гардероба выпрыгнул, а затем перебежал в соседнюю комнату.
Там в углу стоял шкафчик из красного дерева, какие именуют шифоньерами. И его дверцы были заперты на ключ, торчавший из маленькой замочной скважины. Эрик несколько раз подряд громко мяукнул, а затем от нетерпения принялся скрести когтями запертую дверцу. Хоть и понимал, что ему, возможно, за это попадёт.
Но тут — о, удача! — в комнату вошел, встревожено хмурясь, Иван. Он, увидев, что делает Рыжий, сразу же отпер дверцу — даже не стал ругаться из-за царапин на ней. И кот, ввинтившись в открывшийся зев шкафа, понял: то, что ему нужно — здесь. Полотняный мешок, не слишком плотно завязанный, виднелся у дальней стенки. И Эрик, вцепившись в него зубами, потянул его на себя — потащил наружу.
Так он и выбрался из шифоньера: задним ходом, волоча мешок за собой.
— Это что же ты обнаружил? — удивился Иван.
А в комнату уже вбегали его маменька и Зина.
— Там епитрахиль и лежит! — удивленно выговорила Татьяна Дмитриевна.
А Иван растянул завязки на мешке и достал оттуда широкую и длинную матерчатую ленту, расшитую золотом с лицевой стороны, белую — с изнанки. Выглядела она утяжелённой с одного конца — Эрик сразу это и заметил. Да и от взгляда Ивана Алтынова данное обстоятельство не укрылось. Купеческий сын вытащил из кармана перочинный ножик и быстро подпорол на золочёной ленте боковой шов.
Кот едва успел отскочить в сторону, когда из распоротой части выпала на пол тетрадь без обложки: стопка сшитых между собой листов бумаги. Все они были сплошь исписаны мелким почерком; при этом чернила выцвели и цветом напоминали кофе с молоком. Сам Эрик такую гадость никогда не пил, но в доме Алтыновых этот напиток очень любили.
— Что это? — почти в один голос воскликнули Зина и Татьяна Дмитриевна.
Иван поднял тетрадь с пола и заодно ласково потрепал Эрика по загривку. А потом, повертев стопку исписанных листов так и этак, проговорил:
— Сдается мне, Рыжий ухитрился найти старинный дневник! Тут на первой странице и заголовок имеется: Записки Марии Добротиной.
Конец второй части
Часть третья. КОЛДОВСКИЕ ЗЕРКАЛА. Глава 20. Охотничий дом
30 августа (11 сентября) 1872 года. Среда
Илья Свистунов неукоснительно исполнил первую часть указаний доктора Парнасова: помчал, очертя голову, в ту часть Миллионной улицы, где недавно пересох колодец. А бегал уездный корреспондент быстро. Так что сумел обогнать громоздкую водовозную телегу. И оповестил всех жителей, уже ждавших с ведрами на коромыслах её появления, что чуть позже городская пожарная команда обеспечит всех водой совершенно бесплатно. И развезёт её прямо по домами — кому сколько окажется потребно. Да и в дальнейшем — пока не удастся выкопать новый колодец — горожане будут безвозмездно получать воду: её доставку оплатит господин Алтынов. Который, однако, выдвинул одно условие: обыватели ничего не должны брать у городских водовозов. Даже если те станут воду предлагать даром.