(исправник) серый волкулак.
— Н-н-но! Пошла! — Илья Григорьевич схватил вожжи и ударил ими кобылу по каурым бокам.
Напуганная до полусмерти лошадка тотчас же рванула с места — только копыта её дробно зацокали по брусчатке. В той стороне, куда удирали волчата, на площади никого не оказалось. И уездный корреспондент беспрепятственно направил телегу следом за двумя юными беглецами, мчавшими по Миллионной туда, где находилась редакция «Живогорского вестника».
Иван Алтынов решил: Басурмана они с Зиной оставят саженей за полста от погоста: в Духовом лесу. И купеческий сын привязывать своего ахалтекинца не стал — просто бросил поводья на ближайший куст малины. С таким расчетом, чтобы гнедой жеребец в любой момент мог сорваться с места.
— Мы не знаем, кто станет поджидать нас возле склепа, Зинуша, — сказал Иванушка своей невесте, когда они спешились. — А твой способ — он может и не сработать, если встречающих окажется чересчур много. И делать пробу без крайней необходимости нельзя! Нам нужно, чтобы тот, на кого я надену перстень с гербом, оставался зрячим.
Зина лишь кивнула с громким вздохом:
— Твоя правда! Иначе как он укажет нам дорогу к папеньке?
Девушка выглядела совершенно опустошенной. Давеча, когда она прокричала возле охотничьего дома: «Дурной глаз, не гляди на нас!», то словно бы вложила в этот возглас все свои душевные силы. И теперь Зина стояла, держась за стремя Басурмана, хмурилась и, казалось, прислушивалась к каким-то звукам, которые она одна могла слышать. Иванушка пожалел, что не убедил её остаться с его маменькой: не ездить на Духовской погост. Девушка и без того совершила больше, чем было доступно обычному человеку: Иван видел, что произошло с двумя кудлатыми волкулаками. Сразу после крика Зины лес огласился душераздирающим, заунывным звериным воем, в котором ужаса и ярости было поровну. И к этому звуку, летевшему как бы отовсюду, тотчас присоединилось предупредительное утробное гудение Эрика. Кот застыл возле крыльца: широко расставив лапы, вздыбив шерсть. Остроухую башку он поворачивал то вправо, то влево, и взгляд желтых глазищ Рыжего как будто говорил: «Не подходите, если жизнь дорога!»
Но никто выбираться из-под сосен и подходить к ним явно не собирался. Повторяя движения своего котофея, Иванушка тоже крутил головой. И мог наблюдать: в тени деревьев, там, где укрылись недавние стражи, происходило какое-то заполошное шевеление. Казалось, с двух сторон от дома кто-то мечется, натыкаясь на ребристые древесные стволы и цепляясь за колючки разросшегося малинника.
А потом — это метание вдруг прекратилось. По краям леса ещё раз прошелестели кусты, и волки снова завыли в унисон, однако их вой очень быстро стал затихать. И совсем скоро пропал в отдалении. Кудлатые твари ретировались — лишенные зрения и утратившие всякое присутствие духа.
Так что Иван и Зина оставили Татьяну Дмитриевну разбирать записки Марии Добротиной. Эрик Рыжий вернулся на своё место возле буфета и, совершенно умиротворенный, задремал, свернувшись калачиком. А сам купеческий сын и его невеста поскакали к Духовскому погосту.
И теперь Иванушка только и мог, что предложить:
— Зинуша, оставайся-ка ты здесь, с Басурманом! У меня есть план…
Но девушка, вскинув голову, перебила его:
— Вот уж нет, Иван Алтынов! Мы пойдём вместе, и по дороге ты мне всё про свой план расскажешь. Как я понимаю, ты не на один только перстень возлагаешь надежды?
Конечно, она угадала. Взяв Зину за руку, Иванушка повлёк её за собой — к погосту и к фамильному склепу. И по пути, стараясь говорить как можно тише, поведал ей, на чем основывался его план.
Иван Алтынов не был на Духовском погосте с того самого времени, как чернокнижник-неумеха Валерьян Эзопов устроил там восстание ходячих мертвецов. Однако прежде купеческий сын наведывался туда множество раз — посещал алтыновскую погребальницу. Ключница Мавра Игнатьевна неизменно брала его с собой, когда ходила молиться на гробе Кузьмы Петровича. Но маленький Иванушка, разумеется, не ведал, что его дед когда-то состоял с Маврой в любовной связи. Равно как не догадывался, что без него, Ивана, ключница войти в склеп не сможет. Что дверной замок не отопрется, если рядом не будет кого-то, кто связан кровным родством с купцом-колдуном Кузьмой Алтыновым.
Однако Иванушка уже в детстве понял секрет, неизвестный, вероятно, даже ведунье Агриппине Федотовой. Да, он не знал, что дверь фамильного склепа можно отпереть лишь в присутствии кого-то из природных Алтыновых. Зато уловил другую вещь: если кто-то из Алтыновых входил в погребальницу, то дверь открывалась внутрь, а если выходил — то наружу. И сейчас, когда Иван имел прелставление, каков был род занятий его деда, то думал: купец-колдун Кузьма Алтынов устроил такую штуку из практических соображений. Ему достаточно было надавить на дверь плечом, чтобы войти или выйти. Ведь руки-то у него могли быть заняты.
— Я до этого в детстве дошёл, скажем так, эмпирическим путём. — Иванушка усмехнулся. — А вот бедная Мавруша часто недоумевала: отчего она не может выйти, когда тянет дверь на себя? Ведь она же видела: я открывал дверь снаружи, просто её толкнув. Как и дед мой наверняка делал когда-то.
— И что же могло быть в руках у твоего деда? — спросила Зина. — Из-за чего он решил сотворить с дверью такую странность?
Услышанное так заинтересовало её, что она заметно ожила, и даже румянец начал на её лицо возвращаться. Девушка явно не усомнилась в том, что в алтыновской погребальнице могут происходить любые чудеса.
Иван помедлил с ответом Уж больно не хотелось ему говорить про человеческие черепа, что обнаружились в подвале дома на Губернской улице, и про кости, виденные им на дне таинственного колодца, имевшегося в склепе. Они с Зиной дошли уже до самой ограды Духовского погоста, и стояли возле маленькой неприметной калитки, что выводила в лес. Пожалуй, если бы не дочка протоиерея Тихомирова, которая знала тут каждую пядь, Иванушка эту калитку не заметил бы и с расстояния в два шага.
Он боялся, что Зина станет его с ответом торопить. Да и не могли они долго тут оставаться: была уже половина третьего, а доктор Парнасов мог, чего доброго, явиться к алтыновскому склепу точно в три часа. Однако девушка про свой вопрос внезапно позабыла. Потрясенно ахнув, она выбросила вперёд руку, указывая на что-то, находившееся за чугунными прутьями ограды.
Иванушка проследил, куда она указывала. И раньше, чем успел что-либо обдумать, выхватил из тяжелой сумки, что была перекинута у него через плечо, перезаряженный пистолет Николая Павловича Полугарского. А потом, отпустив руку Зину, достал ещё и полицейский «Смит и Вессон», отобранный у исправника. Купеческий сын понятия не имел, какое оружие ему придётся пустить в ход.
Впереди, в разбавленной осенней желтизной зелени погоста, виднелось столько приземистых волчьих силуэтов, что Иван и не стал пытаться их сосчитать. Зато человека он сперва узрел только одного: мужчина в приличном партикулярном костюме прятался за стволом старой липы. Левый рукав его пиджака, заправленный в карман, выглядел пустым.
Однорукий стоял, повернувшись спиной к Иванушке и Зине, и смотрел в противоположную от них сторону: туда, где находились ворота погоста и почтовый тракт. И в том же направлении были обращены морды всех припавших к земле зверей.
А затем Иван Алтынов углядел еще одного двуногого: чуть в отдалении — ближе к храмовой колокольне. И уж этот субъект смотрел своим жутким глазом точнехонько на них с Зиной!
Глава 22. Снаружи и внутри
30 августа (11 сентября) 1872 года. Среда
Иван ощутил, как ему в тыльную сторону правой ладони словно бы вонзилась острая сосулька. Перчатки он с рук уже сдернул — иначе не смог бы держать оружие. И, на миг опустив глаза, увидел: красное пятно, так и не стершееся с его руки, заметно пульсирует. Казалось, в него перебралось мерзкое сердце той самой семибатюшной гадюки, которую купеческий сын убил давеча. Да и Зина, вероятно, испытывала схожие ощущения: оглядывая пространство за кладбищенской оградой, она беспрерывно терла большой палец левой руки.
— Похоже, они давно здесь караулят. И эти, — Иванушка кивнул на однорукого с его волками, — и мой дед! — Он указал на купца-колдуна, который явно знал о потайной калитке, и один из всех ожидал, что кто-то может проникнуть на погост именно через неё. — А я-то надеялся, что они явятся только после заката!..
Однорукий (Мальцев?) расположился со своей сворой так, что никто не мог миновать их, идя к алтыновскому склепу. А вот со стороны калитки Иван и Зина, пожалуй, могли бы к погребальнице пробраться незамеченными. Да, их видел Кузьма Алтынов. Однако Иван почему-то был уверен: купец-колдун не станет выступать против своего внука. По крайней мере, пока. Так что — проблема состояла в другом. И Зина Тихомирова тоже это понимала.
— Твоему доктору мимо них не пройти, — почти беззвучно прошептала она, придвинувшись к Иванушке так близко, что его лица коснулась прядь её волос, выбившихся из-под шляпки и раздуваемых порывами ветра.
Купеческий сын обратил внимание на эти порывы только теперь. И мимолетно удивился. Когда они отъезжали от охотничьего дома, погода стояла тихая: гриву Басурмана даже слабенький ветерок не трепал. А сейчас кроны деревьев над их с Зиной головами явственно ходили ходуном. И потоки воздуха почему-то разносили отчётливый запах жженого сахара.
— Я всё-таки не думаю, что они решат перехватить доктора на полпути и отобрать у него волчью руку, — прошептал Иванушка и подавил желание поскрести чем-нибудь пульсирующее красное пятно — хоть бы и рукоятью револьвера. — Им явно нужно, чтобы для них открыли дверь склепа. Не представляю, зачем. А доктор этого сделать не сможет. Они это знают.
План Ивана, который он собирался воплотить, состоял в том, чтобы проникнуть в алтыновскую погребальницу раньше, чем туда придёт Парнасов. И, открыв дверь внутрь, застопорить её чем-нибудь. Зина при этом должна была оставаться снаружи — ждать условного сигнала. Сам же купеческий сын собирался на пару с доктором дожидаться в склепе волчьего эмиссара. Но не стоять на виду, разумеется. Тот колодец, что имелся в дальнем от входа конце каменного строения, послужил бы им отличным укрытием.