Вода в колодце, который кощунственно назвали Колодцем Ангела, действовала так, что для омоложения достаточно притапливать в ней волкулаков и лить эту воду на себя. Ооборотни не захлебывались до конца, а только возвращались в человеческий облик, и их можно было откачать. Но волкулаков Ангелу требовалось много. Он делал пробы и пришёл к выводу: каждого из этих несчастных можно было использовать лишь по одному разу на протяжении одного лунного цикла. Если чаще — они просто погибали, и никакого омоложения не получалось.
Поэтому-то Ангел и поселился в Живогорске. Обретался там, почти не таясь. Ведь в городе никто его не знал в лицо. А князь Гагарин и почти все жители Казанского к тому времени уже отбыли из здешних мест. Так что опознать его никто не сумел бы. А те, кто о его деяниях знал — помалкивали.
Обо всём этом поведал мне Димитрий Добротин, мой злополучный брат. Который, между прочим, объяснил, почему волкулаки не бежали от этого Ангела, как чёрт от ладана, после первого же случая утопления и последующего возвращения к жизни. Оказалось, что своим волкулакам он обещал если уж не бессмертие, то очень долгую жизнь в человечьем обличье — поскольку все их раны и недуги будут чудесным образом исцеляться. А способствовать этому будет благодаря воде из колодца, который этот самый Ангел вырыл не где-нибудь, а на Духовском погосте. А потом спрятал так, что никто, кроме него самого, отыскать тот колодец не сумел бы. По крайней мере, сам Ангел считал так.
Действовала эта особая вода, только на нелюдей-волкулаков. Для обычного человека она была бесполезна. Вот потому-то, когда все жители, оставшиеся людьми, уже покинули Казанское, оборотни ещё обретались некоторое время в Духовом лесу.
Может, они никогда и не покинули бы здешние места, хоть батюшка мой и старался всеми силами им помочь: избавить их от бесовской порчи — навсегда вернуть им человеческий облик. Да и князь Михайло Дмитриевич Гагарин явно не желал, чтобы по вотчине его шастали колдуны и порожденные ими оборотни. Неспроста же он приказал похоронить казненную им ведьму особым образом: заложить её тело ракушками, являвшими собой маленькие вогнутые зеркальца, отражения в коих оказывались перевёрнутыми с ног на голову. Ведь существует поверье: любой чернокнижник, увидев себя в таком виде, утратит способность колдовать. Равно как и волкулак, чье отражением окажется перевёрнуто, тут же перекинется обратно: навсегда вернётся в человеческий облик. Как жаль, что батюшка мой в своё время этого не ведал!»
Дочитав до этого места, Татьяна Дмитриевна отложила тетрадь без обложки. И потянулась к серебряным столовым приборам, которые она давеча чистила, да так и оставила лежать на кухонном столе. Взяв большую ложку для супа, женщина повернула её к себе вогнутой стороной и, глянув на своё отражение, только хмыкнула. А потом, вернув серебряный предмет на прежнее место, стала читать дальше:
«Однако не это открытие, сделанное, увы, чересчур поздно, способствовало изгнанию волкулаков из окрестностей Живогорска.
Осенью 1725 года от Рождества Христова в здешние места вернулся человек, благодаря которому жители Казанского получили в свое время дозволение перебраться в иные места: молодой управляющий князя Гагарина. Бывший управляющий, говоря точнее. И теперь он выглядел и вёл так, что и его самого легко было принять за боярского сына.
Прямо в день приезда он пошел на Духовской погост и будто по волшебству сыскал там колодец, вырытый Ангелом. После чего нанял в Живогорске каменщиков и привел их на погост, где тотчас закипела работа. Так что месяца не прошло, как вокруг того самого колодца было выстроено небольшое, но весьма основательное здание с двускатной крышей. Оно походило на погребальницу, и многие удивились тогда: бывший управляющий был зело молод, чтобы так заботиться о месте будущего упокоения. А престарелых родственников у него, насколько все знали, не имелось. Однако разрешение на строительство он у епархии испросил, и сделал немалое пожертвование по случаю его получения. Так что придраться к нему никто не сумел бы.
А потом сей молодой господин, который стал называть себя Алексеем Алтыновым, купил себе в Живогорске хороший дом: бревенчатый, но зато в два этажа и весьма просторный. В первом этаже бывший княжий управляющий обустроил большую лавку, для которой нанял сразу двух приказчиков. И начал с большим успехом торговать разными сластями. Однако сам он туда заходил редко. И в Живогорске поговаривали: все дни напролет новоявленный купец проводит либо в Духовом лесу, либо на погосте, вблизи выстроенного им склепа.
А вскоре по городу поползли слухи, что замок на каменном склепе — заговоренный. И открыть его не мог никто, кроме самого господина Алтынова, даже имея при себе ключ. Равно как и взломать дверь погребальницы ни у кого не выходило. Об одном таком случае я знаю достоверно: на моих глазах тот самый Ангел пытался разрубить сию дверь топором. Я в те поры пряталась дни напролет за деревьями возле храма — караулила. Опасалась: как бы там, на погосте, не объявился мой брат Димитрий, которого батюшка мой с таким трудом исцелил от бесовской порчи. И трепетал при мысли, что Митенька снова пожелает стать подручным Ангела.
Так вот, я своими глазами видела, как за спиной у Ангела, орудовавшего топором, возник вдруг — словно ниоткуда — Алексей Алтынов. Он был при шпаге, и я думала: он сразу набросится на того, кто посягнул на его имущество. Про бывшего управляющего все говорили, что он человек не робкого десятка. Однако Алексей завёл сперва с Ангелом беседу, которую я, признаться, подслушала. А потому и смогла наконец-то узнать, что случилось в тот день, когда люди князя схватили ведьму и упустили её сообщника. Оказалось…»
Однако узнать, что там оказалось, Татьяна Дмитриевна не успела. Она увидела, как Эрик Рыжий, до этого безмятежно дремавший, вдруг вскочил на лапы. И, подбежав к окну, запрыгнул на подоконник, после чего издал протяжный басовитый вопль: ба-а-а-у!
А в следующий миг за окном возникла статная женская фигура, обладательницу которой маменька Ивана сразу же узнала. И радостно всплеснула руками:
— Ну, наконец-то Агриппина про меня вспомнила!
И только после этого Татьяна Дмитриевна заметила, что за спиной у её конфидентки маячит ещё одна фигура: мужская. А когда госпожа Алтынова припала к мутному стеклу и разглядела второго посетителя, то в очередной раз изумленно ахнула. Вместе с Агриппиной Ивановной к ней заявился в гости племянник её беглого любовника Петра Эзопова — Илюша Свистунов.
Отброшенное Иваном дерево находилось теперь саженях в четырёх от двери. И купеческий сын забеспокоился было, как бы его спутники не принялись расспрашивать: каким образом он сумел отодвинуть его так далеко, не выходя из погребальницы? Однако чёрный волк с такой скоростью припустил к кладбищенской ограде, что у спутников Ивана — даже если они что-то и заметили — времени на расспросы не осталось. Дай Бог было не отстать от чёрного зверя!
И угнаться за ним оказалось весьма непросто. Да, купеческий сын помнил, как волкулаки бешено мчались, нагоняя алтыновскую тройку в Духовом лесу. Но всё же Иванушка оказался не готов к тому, что пожилой господин Полугарский, обращённый волка, окажется столь быстроногим. Даже они с Зиной едва поспевали за ним. А доктор Парнасов — тот и вовсе очень быстро отстал. И только натужно отдувался где-то позади них. Да слышался ещё жалобный скулеж волкулаков, которых Кузьма Алтынов развесил по верхушкам деревьев. Зина, не останавливаясь, запрокинула голову — посмотрела на них.
— Если бы у нас было время, — слегка задыхаясь от быстрого бега, проговорила она, — мы могли бы их всех перестрелять серебряными пулями!
И она, чуть замедлив движение, вскинула пистолет — попытались прицелиться в одного из древесных волков.
— Нет, Зинуша! — Иван опустил её руку; он помнил, что рассказал ему доктор. — Нельзя их без разбору убивать! Среди них могут быть невинные жертвы — даже дети… Мы не можем угадать, кто из них есть кто.
А затем возникла и ещё одна вещь предугадать которую они не сумели.
Волкулак-Полугарский явно не знал о существовании той калитки, через которую проникли на погост Иванушка и Зина. Но — ему эта калитка и не нужна была, как выяснилось. Оборотень добежал до чугунной ограды и мигом ввинтился между её прутьями, оказавшись за пределами старого кладбища. А сопровождавшие его люди лишь застыли перед оградой в нелепых позах — словно играли в игру «замри-отомри».
— Сейчас сбежит! — ахнула Зина и всё-таки сдвинулась с места: подалась к черному зверю, подняла обе руки.
Ивану показалось: сейчас его невеста направит пистолет на помещика-волкулака. И он уже хотел крикнуть ей: «Не надо! Кто нас отведёт к твоему отцу, если ты выстрелишь?»
Однако купеческий сын ошибся: девушка, не выпуская заряженного пистолета, сложила руки перед грудью — в жесте мольбы. И произнесла фразу, которая явно поразила подоспевшего доктора: тот издал неуверенный смешок, как если бы решил, что слух обманывает его.
— Николай Павлович, пожалуйста, — выговорила девушка, обращаясь к существу, которому она сама же отстрелила лапу всего несколько дней назад, — подождите нас, не уходите! Мы сейчас выйдем через калитку и мигом к вам присоединимся!
Волкулак посмотрел на неё так, словно не расслышал или не до конца понял её слова. А потом перевёл вопросительный взгляд на Ивана. И тот произнес твёрдо:
— Я приказываю тебе: оставайся на месте, покуда мы к тебе не придем!
И с этими словами он крепко схватил Зину за левую руку, в которой не было пистолета: повлек свою невесту к секретной калитке. А помещик-волкулак крутанулся на месте — явно в страшном нетерпении. Но потом всё-таки присел, обернув лапы хвостом: стал ждать.
От того места, где остался помещик-волкулак, до калитки бежать было саженей двадцать пять, не больше. Иван выскочил первым, не выпуская Зининой руки. А вот Парнасов порядочно от них отстал: пыхтел где-то под деревьями погоста. «Только бы ему волкулак на голову не упал!..» — подумал Иванушка. И выговорил на бегу, поворачиваясь к Зине: