— Вы всё истолковали неверно, Иван Митрофанович! Я прибыл в Медвежий Ручей с единственной целью: дождаться здесь вашего появления и помочь вам вернуться в Живогорск. Бабушка Зинаиды Александровны заверила меня, что, если вы и её внучка где-то и объявитесь после своего внезапного исчезновения, то именно здесь! Хотя ваша, Иван Митрофанович, маменька, не особенно а это верила. По её приказанию земляной пол в сторожевой башне, что в Старом селе, прокопали на пять саженей в глубину, однако ничего там не нашли. Так что Татьяна Дмитриевна пребывает сейчас в глубоком горе. Равно как и протоиерей Тихомиров со своею супругой. Но воображаю, как они обрадуются вашему возвращению!
По лицу Ванечки словно пробежала зыбь. И он, продолжая глядеть на нотариуса, обратился к господину Полугарскому:
— Скажите, Николай Павлович, какой был голос у прежнего вашего гостя — Константина Барышникова?
— Что, простите? — не понял хозяин Медвежьего Ручья.
— Тембр голоса — какой он был у того господина?
Хозяин усадьбы призадумался, явно силясь припомнить; но тут за него ответила Варвара Михайловна:
— Тенор, несомненно. Лирический тенор.
Похоже, она, в отличие от своего супруга, была поклонницей оперного искусства.
— Ну, конечно! — Ванечка окинул нотариуса таким тяжёлым взглядом, что тот не выдержал — поёжился. — Как же я сразу не догадался! Ангелы баритоном не поют! Да и Валерьян говорил, что узнал тот голос — каким говорил человек, раздававший указания возле сумасшедших палат. А ведь Валерьяну встречаться с Барышниковым-Ангелом не доводилось! И то, что голос у вас, господин Мальцев, был именно бархатный — это моему родственнику могло погрезиться под воздействием лекарственных средств. Это вас он слышал! Должно быть, как один из проклятых потомков Михайлы Гагарина, вы очень пришлись ко двору этому Ангелу!
Зина думала: нотариус начнёт оправдываться, юлить, всё отрицать. Однако она ошиблась.
— Вы правы! — кивнул Николай Степанович Мальцев. — Господин Барышников действительно явился ко мне, зная кое-что о моей родословной. И предложил мне вступить в его союз волкулаков. Думал, я и вправду верю, будто давнишнее проклятие ведьмы Гордеевой тяготеет над всем моим родом.
Ванечка хмыкнул.
— Он думал, что вы верите, — медленно произнёс он, не отрывая взгляда от изборожденного морщинами лица Мальцева. — А у вас, выходит, нет оснований в это верить?
Нотариус издал смешок, показавшийся Зине совершенно искренним. А вот господин Полугарский тяжело вздохнул, чуть привстал с дивана и, видимо, собрался что-то сказать. Однако Николай Степанович Мальцев его опередил.
— Глубокоуважаемый Иван Митрофанович, — произнёс он, и Зина впервые ощутила, что голос этого человека взаправду — бархатный баритон, — если бы все потомки князя Гагарина становились оборотнями, то за полтора века ликантропия распространилась бы уже по всем центральным губерниям Российской империи! Да и ваше семейство не избежало бы участи пополнить ряды волкулаков!
Ванечка нервно потер пятно на тыльной стороне правой руки, потом сказал сухо:
— Наверняка вам, господин Мальцев, известно: мой предок Алексей Алтынов, чья бабка была сестрой-близнецом Елены Гордеевой, нашёл способ снять это проклятие со своих будущих потомков.
— Вот именно! — с воодушевлением воскликнул нотариус, а господин Полугарский часто, согласно закивал. — Алексей Алтынов был малый не промах! Я точно знаю: это по его совету князь Михайло Дмитриевич Гагарин приказал заложить тело казнённой ведьмы перламутровыми ракушками — каждая из которых являла собой маленькое вогнутое зеркальце. И разместили их отражающими сторонами внутрь — чтобы ведьма, буде она восстанет из мёртвых, увидела свои перевёрнутые отражения и утратила способность колдовать.
— Про вогнутые зеркала я всё знаю. — Ванечка поморщился и бросил короткий взгляд на свои серебряные часы, которые ему вернул господин Полугарский.
Они лежали с отщелкнутой крышкой на столе, возле которого сидел нотариус, и Зина со своего места не могла видеть, что показывают их стрелки. А вот Мальцев, проследивший, куда смотрит Иван Алтынов, явно разглядел, сколько сейчас времени. И заговорил уже быстрее:
— Да, да, господин Свистунов отправил заказ на такое зеркало в Москву — сказал, что исполняет ваше намерение. И сегодня заказ должен прибыть в Живогорск. Но мы даже и без того зеркала отнюдь не бездействовали! Многих, к примеру, удалось просто отпоить святой водой. Вот, скажем, Парамошу — сына вашего садовника. И Валерьяна Петровича Эзопова — тоже.
— И не только их! — подал голос господин Полугарский. — Нам с доктором Парнасовым тоже пришлось прибегнуть к этому средству. И, слава Богу, новых метаморфоз больше не случалось: ни у меня, ни, насколько я знаю, у него.
— Только вот не на всех святая вода подействовала… — Лицо нотариуса, напоминавшее цветом бургундское вино, исказила страдальческая гримаса, однако он тут же спохватился: — Впрочем, не о том сейчас речь! Как мне удалось выяснить, Алексею Алтынову были известны не только свойства вогнутых зеркал. Он сумел полностью нейтрализовать родовое проклятие Гагариных, перенеся его действие на один-единственный предмет.
И Зина, увидев, как при этих словах перекосилось лицо господина Полугарского, всё поняла.
— Перстень с гербом! — воскликнула она. — Так вот откуда он появился!
А Николай Павлович тяжело вздохнул, сказал:
— Увы, дорогая Зинаида Александровна, вы абсолютно правы! А ваш покорный слуга, наслушавшись семейных преданий, всю жизнь опасался, как бы ни сделаться волком… И ведь сделался же — хоть и по иной причине. — Господин Полугарский издал каркающий, болезненный смешок. — А теперь этот перстень ещё и пропал! Доктор Парнасов, когда снова принял человеческий облик, оказался в костюме Адама. И стал задворками пробираться к вашему, господин Алтынов, дому. А по дороге ухитрился потерять волшебное кольцо! Ну, а что ещё с Павлом Антоновичем происходило после обратного преображения — этого мы у него вызнать не сумели. Он сказал: только Ивану Митрофановичу Алтынову он сообщит все детали. Но, по крайней мере, та рана, которую он получил, полностью у него зажила.
Зина при этих словах Николая Павловича облегчённо перевела дух. Ну, а по лицу своего Ванечки прочитала: у того уже начинает заходить ум за разум.
— Погодите, погодите! — Купеческий сын даже отвел на пару секунд револьвер от головы нотариуса. — А как же дворецкий моей маменьки — Владимир Полугарский? Разве не из-за фамильного проклятия он перекинулся?
Нотариус лишь головой покачал:
— Думаю, Барышников обвёл его вокруг пальца. Ну, или вокруг волчьей лапы, если угодно. Внушил Владимиру Полугарскому, что обличье волка тот принял именно из-за давнишних слов Елены Гордеевой. А у бедолаги не хватило сообразительности задаться вопросом: почему же проклятие ведьмы обрело силу лишь после появления Константина Барышникова? Впрочем, я не удивлюсь, если Барышников не стал пускать в ход свои зубы, а просто-напросто напоил будущего дворецкого водой из Колодца Ангела. Ведь о колодце Елена сказала правду! Но тут уж её проклятие было не при чём. Колодезная вода стала разносить заразу ликантропии из-за тех экзерсисов, которые ведьма Гордеева и Ангел-псаломщик с этой водой проделывали.
Ванечка покачал головой и свободной рукой провёл по своим всклокоченным светлым волосам, приглаживая их.
— Вы хотите сказать, — выговорил он, — что Барышников погрыз дворецкого моей маменьки, перейдя в обличье волка, или дал ему попить отравленной воды, из-за чего он и обратился? А самому Владимиру Полугарскому наплёл, что тот сделался волкулаком из-за ведьминого проклятия?
— Именно так! Вы, Иван Митрофанович, уловили суть абсолютно верно. Разве стал бы Владимир Полугарский служить Барышникову-Ангелу, если бы знал, что был им насильно обращен в зверя? А такие слуги были Ангелу ох, как потребны! Он ведь научился молодеть за счёт волкулаков, но сам при этом сделался одним из них. И большое число оборотней не только гарантировало его нескончаемую молодость! Оно ещё и позволяло ему укрываться среди них. Поди, узнай: кто есть кто в волчьей шкуре?
Но тут не выдержала Варвара Михайловна. Она долго слушала молча — лишь тёрла руки одна о другую, словно леди Макбет, да глядела, чуть склонив голову набок, то на Ванечку, то на его собеседника. А теперь заговорила сама:
— Простите меня, господа, но я никак не могу взять в толк: неужто можно погрызть человека так, чтобы он ничего не заметил — и даже не помнил ничего о том, как его грызли? Да ежели вас маленькая собачонка разок укусит — вы этого век не забудете!
Однако нежданно-негаданно от дверей кабинета донесся голос:
— Полагаю, штука в том, что слюна волкулаков является анестезирующей субстанцией, а заодно и на память влияет. Но действует, вероятно, не на всех. Имеются ведь жертвы, которых загрызли насмерть! Вероятно, они-то как раз ощущали, как их кусают, пытались сопротивляться, и с ними без промедления расправились. Ну, а вы, Иван Митрофанович, вполне можете убрать револьвер. Господин Мальцев на нашей стороне!
На пороге стоял Илья Григорьевич Свистунов, уездный корреспондент. А из-за плеча у него выглядывал садовник Алексей, регулярно состоявший кучером при алтыновский тройке.
Иван чрезвычайно обрадовался появлению газетчика. А при виде Алексея ощутил стыдливое облегчение: теперь не нужно было терзаться чувством вины по поводу судьбы Парамоши. Однако опускать «Смит и Вессон» купеческий сын не стал. Лишь кивком пригласил Илью и Алексея войти. А господин Полугарский, явно уже видевший сегодня и того, и другого, проговорил удрученно:
— Господин Алтынов не доверяет более нотариусу своего семейства! Может быть, вы, Илья Григорьевич, сумеет дать необходимые пояснения?
И тут уж Иванушка не на шутку разозлился.
— Покорно прошу меня извинить, — произнёс он, по-прежнему глядя только на Мальцева — не поворачиваясь к господину Полугарскому, — но нотариус моего семейства может и сам предоставить пояснения: с какой стати он затесался в компанию волкулака Барышникова? И чем скорее он это сделает, тем будет лучше. Как я понимаю, наша тройка находится сейчас в Медвежьем Ручье. Так что нам надлежит, не теряя времени, возвращаться в Живогорск.