мостовой оказались уже двое парней: лет двадцати, загорелых, совершенно голых. Едва прекратив свои кульбиты, эти двое вскочили и пустились наутёк: сперва — пытаясь бежать на четвереньках, и только потом догадавшись использовать одни лишь ноги.
— Тпру-у-у! — закричал Парнасов, натягивая вожжи и пытаясь удержать лошадь, прянувшую в сторону от обнаженных перерожденцев.
А вот Эрик Рыжий на голых парней и внимания не обратил: задрав остроухую башку, котофей глядел куда-то вверх. И купеческий сын, проследив направление его взгляда, издал радостный возглас. По сероватому предзакатному небу двигался ярко-красный шар, но — отнюдь не солнечный.
— Монгольфьер!.. — громко произнесла за спиной у Иванушки Зина — явно и сама смотревшая в ту сторону.
— Шарльер, — поправил её Иван Алтынов. — Так называл этот аппарат инженер Свиридов.
И купеческому сыну показалось: его московский знакомец их услышал. Потому как высунулся из гондолы, под днищем которой было закреплено огромное, круглой формы, вогнутое зеркало, и приветственно махнул им рукой. Иванушка сделал ответный взмах — да так и уставился на свою правую кисть. Никакого красного пятна на тыльной её стороне более не просматривалось.
— Зинуша, — не оборачиваясь, проговорил он, — посмотри-ка на большой палец своей левой руки! Что там?
И девушка без паузы отозвалась:
— Там — ничего. Краснота пропала! Я это заметила, ещё когда мы садились на Басурмана.
К вечеру всё-таки распогодилось. И, когда все они собрались в гостиной алтыновского дома, полукруглые окна багрянцем подсвечивало закатное солнце, пробившееся сквозь тучи.
Вместе с Иваном и Зиной, переодевшимися и умывшимися, здесь были сейчас и Татьяна Дмитриевна Алтынова, и отец Александр с Аглаей Сергеевной (которая, правда, всё время хмурилась и отводила глаза). Газетчик Свистунов что-то строчил в своём блокноте, пока Николай Степанович Мальцев рассказывал, как нынче Алексей сумел остановить понесшую тройку лишь за городской чертой. И как они, вернувшись к дому Краснова, обнаружили там лишь пожарных, пытавшихся совладать с огнем. Доктор Парнасов, сидевший в дальнем углу гостиной, имел вид смущённый и расстроенный. А инженер Свиридов, недавно закончивший облёт города, выглядел гордым и довольным, как Персей, одолевший при помощи зеркального щита Горгону Медузу. Зинина баушка Агриппина Федотова то и дело бросала гневные взгляды на свою дочь Аглаю, однако вслух ей ничего не высказывала. А в углу, на своём любимом стуле, намывал гостей Эрик Рыжий — недавно закончивший угощаться всякими вкусностями во владениях обожавшей его кухарки Степаниды.
Иван пригласил бы и Валерьяна поучаствовать в их собрании — родственник, как-никак. Но тут уж доктор Парнасов проявил неколебимую твёрдость: его пациенту, чья психика только-только начала восстанавливаться, были категорически противопоказаны любые треволнения.
— Завтра с утра, — заговорил инженер, едва только Мальцев закончил свой рассказ, — я ещё разок пролечу над городом и его окрестностями. Вдруг из вашей здешней фауны кто-то попрятался, пока я летел в первый раз? Да и потом, из-за пожара несколько кварталов сегодня заволокло дымом. Так что видимость была понижена. И чьё-то отражение могло оказаться неясным.
Казалось, материалиста-инженера нисколько не смущает тот факт, что уездный город Живогорск наводнили волки, которые, отражаясь в вогнутом зеркале, обращались в людей. А Иванушка только поморщился при упоминании пожара. Дом Сергея Сергеевича Краснова сгорел до головешек, и пожарные пока ещё не пробовали растащить крючьями то, что от него осталось. Но купеческий сын заранее содрогался, представляя, что на пожарище они отыщут не только обуглившееся деревяшки и черепки битой посуды. Он и Зина сидели рядышком на мягком канапе, держась за руки; и теперь невеста Ивана, будто уловив его настроение, крепче сжала ему пальцы.
— А не удалось ли вам увидеть, — обратился между тем к Свиридову протоиерей Тихомиров, — что происходило с полукровками, когда они проявлялись в вашем зеркале?
Зинин отец явно места себе не находил из-за того, что освященная им вода превратила добровольных оборотней в жутких чудищ.
— Вы имеете в виду тех, кто частично был как волк, а частично — как человек? Мне один такой попался на глаза: неподалёку отсюда, на задворках Губернской улицы. И он очеловечился так же быстро, как и остальное ваше зверье.
При этих словах инженера отец Александр с заметным облегчением перевел дух. А Зинина бабушка проговорила:
— А вот мне жаль, что они не остались навсегда половинчатыми чудищами! Ничего иного они и не заслужили — после того как снюхались с этим Ангелом.
— Кстати, об этом пресловутом Ангеле — Константине Барышникове! — вскинулся Илья Свистунов, услышав слова Агриппины. — Вы ведь так и не рассказали, Иван Митрофанович, что с ним приключилось!
И тут из-за дверей гостиной, которые оставались распахнутыми, донесся густой бас:
— А ещё господин Алтынов не рассказал, что на самом деле приключилось с его отцом, Митрофаном Кузьмичом Алтыновым, который якобы выехал для лечения за границу!
Иванушка вздрогнул, мгновенно поняв, кого сейчас увидит. И точно: в гостиную шагнул, звеня шпорами на форменных сапогах, исправник Огурцов. А из-за спины у него выглядывали двое городовых — держа руки на эфесах шашек.
«Надо же, он прозрел!.. — подумал Иван с весёлым недоумением, нисколечко сейчас не уместным. — И переодеться в новенькую форму успел!»
А Татьяна Дмитриевна тотчас вскочила со своего места, воскликнула гневно:
— Да как вы посмели, милостивый государь, сюда прийти! Вы!.. Ведь полгорода видело, как вы носились по улицам в шкуре и с хвостом! А теперь вы заявляетесь в наш дом и смеете возводить несусветную напраслину на моего сына, который спас весь Живогорский уезд!
Но Денис Иванович Огурцов и бровью не повёл.
— У вас, госпожа Алтынова, должно быть, помутнение рассудка, — надменно, через губу, выговорил он. — А, может вы вступили с вашим сыном в прямой сговор — с целью убить супруга вашего, Митрофана Кузьмича, и завладеть его наследством. Так что — у меня имеются основания взять под стражу вас обоих.
Нотариус Мальцев тоже резко встал со стула — явно хотел что-то возразить недавнему волкулаку. Но тот уже обернулся к своим подчинённым, наверняка собираясь отдать им беззаконный приказ. Но те вдруг, словно по команде, подались в разные стороны. И вперёд, мимо расступившихся городовых, шагнул немолодой мужчина в фасонистом тёмно-синем сюртуке тонкого заграничного сукна.
— И за что, господин бывший исправник, вы намереваетесь арестовать мою жену и моего сына? — вопросил новый гость.
Только — никакой это был не гость! В свой собственный дом вернулся купец первой гильдии и самый состоятельный гражданин города Живогорска — Митрофан Кузьмич Алтынов. Он основательно укоротил бороду и подкрутил усы. А седоватые его волосы не были подстрижены, как раньше, «под горшок»: на голове у него красовалась модная стрижка, наверняка сделанная каким-то европейским куафером. Так что теперь купец-миллионщик смотрелся помолодевшим лет на десять. Но всё же — это, вне всяких сомнений, был он. Даже Денис Иванович Огурцов не мог бы это отрицать.
— Да где же вы были, господин Алтынов? — запинаясь, выговорил исправник.
— Ездил на лечение в Италию, — отчеканил Митрофан Кузьмич. — Да и вам советую куда-нибудь съездить — поправить здоровье. Обещаю: вы получите для этого выходное пособие, когда оставите место главы уездной полиции.
А Иванушка, пока отец его говорил, безотрывно на него глядел. Искал в батюшкиных чертах признаки: он ли это в полной мере? Или всё-таки…
Но тут с места сорвался Эрик Рыжий — помчал вприпрыжку к Митрофану Кузьмичу. Однако Татьяна Дмитриевна поспела вперёд котофея: оттолкнула с дороги исправника — бросилась мужу на шею. И под лучами позднего солнца вспыхнули в мочках её ушей изумрудные серёжки — ярко, словно двойная зелено-голубая звезда Альмах из созвездия Андромеды.
Эпилог. СВАДЕБНЫЙ ПОДАРОК
23 октября (4 ноября) 1872 года. Понедельник
День Казанской иконы Божией Матери
«Кто на Казанскую женится, тот всю жизнь счастлив будет». Иванушка про это поверье знал, однако свадьбу предпочёл бы сыграть, не дожидаясь «осенней Казанской»: на Покров, как они с Зиной планировали изначально. Вот только — не уложились они к этому сроку со всеми приготовлениями и делами, которые оказались потребны.
Во-первых, Митрофан Кузьмич твёрдо решил: все деловые предприятия Алтыновых он передаст в полное ведение Ивана, не дожидаясь, когда тому исполнится двадцать один год. Имелись у купца первой гильдии основания так поступить. Так что дни напролёт Митрофан Алтынов проводил в своём кабинете, запершись там с сыном Иваном и с нотариусом Мальцевым. Вводил Иванушку в курс предстоящих ему забот и попутно оформлял с Николаем Степановичем Мальцевым все необходимые бумаги. А ближе к ночи купец первой гильдии всякий раз садился в седло и верхом ехал в охотничий дом посреди Духова леса, где его поджидала жена Татьяна — вернувшаяся к мужу маменька Ивана. Тот, конечно же, был доволен, что родители его решили воссоединиться, вот только — повод проводить ночи в глухом лесу у них имелся очень уж неприятный.
И тут возникало «во-вторых»: до зимы следовало худо-бедно обустроить лесную дорогу, что вела к охотничьему дому. Иначе ни на каких санях туда было бы не проехать. И супруги Алтыновы оказались бы отрезаны от мира до наступления весны.
Но одним только этим не ограничивались планы Митрофана Кузьмича, касавшиеся нового места его пребывания. По его поручению Иван выкупил у князей Гагариных земли, на которых располагались руины Старого села. Потомки князя Михайлы Дмитриевича отдали их за бесценок — были счастливы от них избавиться. И Алтыновы тут же организовали работы по восстановлению храма на Казанском погосте. Развалины же крестьянских домов и княжьего терема в Старом селе снесли, однако оставили сторожевую башню — лишь засыпали в ней подпол землёй, перемешанной с щебнем, и настелили новые полы. Но, конечно, сперва убрали из подпола останки злосчастного учителя Сусликова —