Для них война продолжалась до тех пор, пока не рухнула Берлинская стена, пока русские войска не покинули их землю. Теперь возникла острая необходимость восстановить то, что было утрачено, потребность снова гордо утверждать свои национальные символы.
На почве такой упрямой убежденности стали возникать отдельные националистические группы, эмбрионы политических партий, которые хотели отхватить для себя толику власти и полагали, что заслуживают большего влияния на будущее объединенной Германии. Многие из них не верили в западную систему демократии. Они скрывали свои намерения и списки своих членов. В отличие от своих сограждан на Западе, которых они считали размягченными излишествами современного общества, восточные немцы правой ориентации вновь обретенную свободу рассматривали в качестве первого шага к самоутверждению себя как наиболее могущественной нации мира.
Старые привычки умирают с трудом. Особенно если их подавлять в течение пятидесяти лет.
Вилли Кушман принадлежал к одной из таких групп и был в ней одним из самых влиятельных членов. Профессиональный юрист, он сосредоточил свое внимание на корпоративном законодательстве, как только понял, что две Германии будут объединены. Он осознал, что, вопреки его опыту в коммунистической структуре, верховенство в новой стране будет определяться экономической мощью. Ведущим корпорациям принадлежит голос, если не полный контроль в деле процветания и развития наиболее могущественных государств.
Западная Германия была одним из них.
Он мечтал, чтобы Восточная Германия сомкнулась с братской ей страной, чтобы немцы стали могущественной нацией. Его судьба была связана с Западом, и в этом направлении он сосредоточил все свои практические усилия. За удивительно короткий срок он профессионально освоился в частной юридической фирме Франкфурта и возглавил там отдел, ведавший исключительно юридическими аспектами объединения корпораций. Основной его специальностью стало слияние и поглощение компаний; он стал экспертом, в знаниях которого нуждались.
Расширился объем его деловых контактов, и, естественно, его стали приглашать на многие официальные общественные собрания. Он оказался интегральной частью установившегося порядка, и никто не задавался вопросом, каким образом он столь быстро добился успеха. Но он сознавал и ценил значение своих связей с прошлым. То была цепочка, которую не следовало разрывать. Объединение затрагивало не только экономические интересы, скажем, обмен их „трабантов“ и „вартбургов“ на „мерседесы“ и „БМВ“. Оно было связано с мечтой, которую преследовали все эти пятьдесят лет. Мечта передавалась от поколения к поколению, некоторыми была утрачена, но таилась в душевных глубинах других. Эмоциональный стимул, который долгие годы воодушевлял многих влиятельных людей на Востоке и на Западе Германии.
В условиях бесчестия и позора русского ярма старшее поколение сумело сохранить немецкую мечту. Она была передана людям, подобным Кушману, передана не в качестве воспоминания или примечания к истории, а как пламя, которое следовало поддерживать ярким и неугасимым.
На Вилли Кушмана возлагались надежды как на одного из тех, кто мог воплотить эту мечту в реальность.
И вот теперь провожали этого человека на забытом кладбище в его родном городе, в серый сумеречный час, когда не могло быть и просто не ожидалось присутствия на похоронах хоть какого-то количества людей. Но для таких, казалось бы, малозначительных похорон, в таком незаметном месте нашлось значительно больше скорбящих, чем можно было предполагать.
На булыжной мостовой, ведущей к моргу, образовалась цепочка машин, где смешались черные „мерседесы“, „трабанты“ и „вартбурги“.
Вход на кладбище, где когда-то стены соединялись большими деревянными воротами, охраняли трое. Один сидел на стене со свободно опущенными ногами. Двое других стояли прямо на дорожке, которая вела к захоронениям. Отсюда, со стороны входа, купы деревьев почти полностью маскировали торжественный акт прощания. Участвовали в похоронах крупные мужчины либо с коротко постриженными волосами, либо лысые, довольно угрюмого вида. На всех были надеты темные пальто, чтобы не привлекать к себе внимания. Под пальто — одинаковые горчично-коричневые рубашки с военной символикой в форме креста с соединявшимися концами и головой орла посредине. Одинаковы были и бриджи темно-коричневого цвета, заправленные в высокие, до колен, черные кожаные башмаки.
Кладбище находилось в общественном ведении, но никто из общественности не допускался на эти похороны без разрешения дежурных у ворот.
Еще семь охранников находились здесь, образуя кольцо вокруг собравшихся. В отличие от стоявших у ворот и несмотря на непогоду, они открыто носили свою форму, а их пальто лежали рядом с ними на земле. Они были без оружия, если не считать коротких полицейских палок, прикрепленных к поясам, а также охотничьих ножей, воткнутых у каждого в правый ботинок, с той же символикой, отчеканенной золотом на их черных рукоятках.
Похороны закончились, и гроб Кушмана был опущен в землю. Многие сразу же покинули кладбище, осталось человек сорок. Небольшими группами бродили они вокруг могил, изучали надгробия: забытые или вовсе не знакомые имена. Для некоторых это было возвращение на родину после долгих лет бегства и испытаний. Здесь, на Востоке, прошла их молодость, сейчас им было уже за шестьдесят. Ни одной женщины. Пожилые мужчины разного достатка: на одних дорогая, с иголочки одежда, другие — в заметно потертых костюмах, далеко не последней моды.
Тесная группа организаторов похорон не отходила от могилы Кушмана. Закончив разговор с пастором, к ней присоединился богатый промышленник Митцер.
— Какая потеря! — сказал один из скорбящих, сутулый лысый мужчина в поношенном костюме.
— Это конец определенного этапа, — заметил Митцер. — Надо двигаться дальше.
— Так всегда бывает: кажется, что цель близка, а на самом деле…
— Нет легких путей к победе, — перебил мужчина с жесткими волосами, он стоял слева от Митцера. — Нужны большие усилия.
— Вы правы. Главное сейчас — не терять темпа, идти вперед.
— Нам так будет не хватать Вилли! Кто заменит его? — спросил лысый.
— Незаменимых нет, — последовал ответ.
— По-моему, очень перспективен Фрик.
— Это должен решить совет.
— Следует собраться побыстрее.
— Но это может привлечь к нам ненужное внимание.
— Надо соблюдать осторожность, но не паниковать, — сказал Митцер, обращаясь к лысому и с трудом сдерживая раздражение. — Замена для Вилли найдется. Будем держать рты закрытыми, но нельзя пугаться будущего. Назло нашим врагам мы победим! Понятно?
Все хранили молчание, предупрежденные эмоциональностью Митцера.
Он глубоко вздохнул и продолжил в более спокойном тоне:
— Здесь мы среди старых друзей, тех, которые живы, и тех, которые умерли, а их так много. Давайте же не будем проявлять неуважение к ним. Воздадим им должное.
Жестом он пригласил всех пройти к надгробиям, но тут вновь раздался голос лысого:
— А как же „Призраки Луцы“?
Митцер, резко обернувшись, прошептал, отчетливо и явно пресекая любые разговоры на эту тему:
— „Призраки Луцы“? Говорил же я вам! Никогда не упоминайте о них на людях. Это нечто большее, чем стоит ваша жизнь.
Джорджтаун
Вашингтон, округ Колумбия
За двенадцать часов до похорон Вилли Кушмана состоялось рабочее совещание заместителей исполнительного директора ЦРУ с Филом Такером и Картером. На восточном побережье был еще рождественский вечер, празднование проходило в полном соответствии с традициями.
В отличие от Дрездена, Вашингтон представляет собой современный город, и Джорджтаун является его архитектурной и культурной жемчужиной. Эта старейшая часть города возникла в 1751 году как порт для вывоза табака. Наряду с живописным коммерческим центром там имеется целый набор ресторанов и магазинов, предназначенных для удовлетворения вкусов многонациональных обитателей этого района, многие из которых заняты в посольствах и правительственных ведомствах.
ЗДА жил на Массачусетс-авеню, в проезде, на котором располагается большинство посольств в Вашингтоне. Не в пример многим своим коллегам, которые проживали за городом, ЗДА никогда не скрывал своего положения. Дом его всегда был полон гостей, в том числе иностранных дипломатов.
Рождественский день в этом отношении не отличался от всех других. Хотя он традиционно посвящается детям, ЗДА усматривал в этом празднике еще и возможность потворствовать причудам вашингтонского общества. Поэтому дом его на время освобождался от детей. Они отсылались к теще и возвращались оттуда только на следующий день.
В то утро, в восемь часов, он получил доклад Новака и был им ошеломлен.
С этой информации он и открыл совещание. Говорил мало, понимая, что нужно время для осмысления такого поворота событий. Тут же перешел к вопросам.
— Есть ли новые сведения о Крыле Запада? — спросил ЗДА у Такера.
— Ничего особенного. Женился пятнадцать лет тому назад, довольно поздно для своего возраста. Детей не имел. Любил выпить, надравшись, ненадолго исчезал из дому. Неизвестно, откуда он родом И как мы его завербовали. Все это заперто в компьютере. Дом его обыскан. В ящичке у кровати найдено старое удостоверение: он был капралом СС. Специальной проверкой никаких материалов о его военных преступлениях не обнаружено.
— Северный Олень тоже служил в СС, не так ли?
— В других подразделениях. Мы не нашли никакой связи между ними.
— Это все?
— Да, сэр.
— Что-нибудь новое о вирусе?
— Ничего.
— Думаю, нам следует обратиться к вопросу, зачем кому-то понадобилось разрушать нашу агентурную сеть… так же как и у русских, — вмешался ЗДР, переакцентируя тему обсуждения.
— Если вы верите тому, что они говорят, — заметил ЗДА.
— Они всегда были хитрыми негодяями.
— И все же не ясно, чего они добиваются, если они просто не охотятся за Триммлером.