— Сегодня утром. Прежде чем я вошел сюда.
— Из дому?
— Да.
— А он где был?
— В своем офисе.
— Разрази меня гром, но это все же невероятно, вот так запросто позвонить ему в офис. И что же он сказал?
— Передавал привет.
— Смелее.
— Он в курсе всех событий. И он следит за ними.
— Хорошо. — ЗДР откинулся на спинку стула. — И ничего больше из Германии?
Ничего.
— Ознакомьте меня хотя бы с тем, что у вас имеется. Просто на случай, если у нас получатся взаимоисключающие версии. — Кой вытащил из кармана доклад и разложил его на столе, чтобы пользоваться им для фактической точности. — Они прибыли спустя десять минут. Не имели никакого представления, кто убит. После выяснения отношений с ночным дежурным в течение еще десяти минут они стали подыматься с этажа на этаж. Просто стучали в двери и ждали отклика. Ночной дежурный использовал запасные ключи для тех комнат, которые оказались пустыми или в которых не откликались. Они обнаружили Альберта Гуденаха на четвертом этаже. Зафиксировано время — 2.25 ночи.
— Что-нибудь необычное в комнате?
— Ничего. Если не считать человека с отрезанными руками, которые сложены знаком свастики в сторонке. Последнее показалось им весьма странным.
— Вы сегодня настроены на юмор висельника, Чарли.
— Виноват. Все это дело довело меня. Ничего не сходится.
— Все сходится. В конечном счете. Продолжайте.
— Ну, ничего другого необычного не было. Он был раздет, горло тоже было перерезано. Полагаю, что им сначала нужно было его убить. Ведь не отрезают же у человека руки, когда он сидит и смотрит на вас!
— Бросьте шутить, Чарли.
— Они вызвали своего начальника. Он прибыл в 3 часа. За это время они обследовали комнату и отель. Потом осмотрели его вещи. Тогда-то они и установили личность убитого. Когда начальник полиции увидел паспорт Гуденаха, он позвонил в российское посольство в Берлин. Некоторые из этих людей все еще сохраняют верность русским. К этому времени прибыли представители местной печати. Мы думаем, что их вызвал ночной дежурный, вероятно, чтобы подработать несколько кусков. Мы так называем фунты.
— Я знаю, что такое кусок.
— Местный журналист позвонил во Франкфурт. Его газета является частью национальной сети. Они опубликовали это в утреннем выпуске. Так мы все и ухватили.
— И таким же манером это дошло до нас.
— Они опросили всех проживающих. Ничего подозрительного. Если не считать одной пары, которой там уже не оказалось.
Зарегистрировались как англичане. Попросили две отдельные комнаты. Но жили в одной. Во всяком случае, спали на одной кровати.
Брови ЗДР поднялись.
— До нас это не дошло.
— Адреса, который они указали, не существует. Мы полагаем, что имена также были вымышленными.
— А их паспорта?
— Это же сейчас территория Европейского Сообщества. Никаких границ, никаких паспортов.
— Как же они оплатили счет?
— Не оплатили. Просто уехали. Полиция полагает, что это могла быть просто ночная гулянка. Поэтому-то мы и узнали о кровати.
— Тогда зачем две комнаты?
— Действительно.
— Ни номера машины? Ни кредитной карточки?
— Это же Восточная Германия. Они живут еще вчерашним днем.
— Но ведь шел снег. Следы от машины остались?
— Никаких.
— Они это или не они? Как считаете?
— Думаю, что они.
— Я тоже.
— Кстати, я знаю о вашем компьютере.
— Что вы знаете? — ЗДР спохватился. Ведь существуют вещи, которые не сообщаются даже друзьям.
— Что он поражен вирусом. Я знаю также, что произошло в Новом Орлеане. Вероятно, даже больше, чем вы. — Кой ознакомил ЗДР с отчетом, который Эдем передал ему по телефону. Когда он закончил, ЗДР отодвинулся от стола и некоторое время ничего не говорил, просто размышлял. Кой наблюдал за ним; прерывать его размышления ни к чему.
— Я задаюсь вопросом, почему они уехали вместе, — сказал наконец ЗДР. — Это если им верить.
— Ему верю. Человек этот самоуправный, но он не предатель. И я не поверю, что он убил Гуденаха.
— Никаких оснований. Кто убил Триммлера, тот совершил и это преступление. А мы… — ЗДР замешкался, — мы все еще, черт возьми, не знаем, кто же убил Триммлера. А ну, если это все же проделки нашей парочки?
— Бросьте, Норман.
— О’кей… О’кей. Это не они. Но тогда кто же? И в какую же дыру они забрались теперь? Нам не остается ничего другого, как объявить широкий личный розыск, подключив к нему полицию и прессу.
ЗДР покусывал губы, погрузившись в собственные мысли. Кой не спешил реагировать на его последние слова.
— Не думаю, что это плохая идея, — подтвердил наконец ЗДР свое предложение.
— Моим сотрудникам это не понравится. Они предпочитают оставаться в тени.
— Да, ведь убивают не их агентов. Послушайте, Чарли, дайте мне фотографию этого малого. Все остальное я сделаю сам.
— Они не позволят этого.
— Но они ничего не узнают. Все придется провернуть нам. Они просто увидят, что происходит. Мы должны найти эту пару. И быстро. Дайте мне фотографию, и мы запустим ее в каждую газету и телеканал Германии. Как только их засекут, я смогу подыскать там кого-нибудь, кто выяснит всю подноготную.
— Фотографию этой женщины вы тоже намерены распространить?
— Безусловно.
— Я подумаю об этом.
— Чарли, нам нужно…
— Я же сказал, что подумаю об этом. Сама идея подключения нашего парня совсем не в вашем стиле.
— В том-то и беда. Вся операция замышлялась нашим административным руководителем, я о ней не знал.
— Да, на ней явно нет вашего отпечатка.
— Но, если и так, вы тоже постарались. Прислать нам этого психа!
— Лучшего сотрудника.
— Сумасшедшего.
— Незаурядного человека. С особой родословной индивидуальности. Но все же лучшего оперативника.
— Он из ваших североирландских ребят?
— Да. И с опытом в Персидском заливе. Однажды чуть не перебил половину командования иракцев. Опоздал лишь на два часа. Но все же продолжил дело, покинул свою часть и выбил пару генералов, прежде чем вернуться обратно в расположение наших войск. Очень успешно работал и в Северной Ирландии. Беда в том, что он никогда не хотел слушать приказов, раздражал всех своими непредсказуемыми действиями. Но работу свою всегда выполнял. И вовремя.
— Куда вы клоните, Чарли?
— Я клоню к тому, чтобы вы поняли: смерть Триммлера стала для него сигналом собственного поражения. Но он ухватился за что-то. И он пойдет до конца, чтобы смыть знак поражения.
— Вы настолько верите ему?
— В личном плане я эту маленькую вонючку не выношу. Но поверьте, если у него будет только полшанса, он во всем разберется.
— Надеюсь, что вы правы. Есть там что-нибудь еще?
— Нет.
— Значит, все, — сказал ЗДР, складывая бумаги в папку. — Мне нужно возвращаться.
— Все идет по расписанию?
— Да-а. Это присуще поездкам президента.
Кой поднялся и обошел вокруг стола.
— Когда вы уезжаете?
— «Номером первым» военно-воздушных сил из Хитроу. Вылетаем в два.
— На что этот номер похож?
— Что вы имеете в виду?
— Президентскую уборную, разумеется. Разве вы не пользуетесь ею?
— Нуг Чарли, е-мое. У вас, англичан, сральня — первый номер в жизни! Вы только и счастливы на толчке.
Они немного расслабились.
— Мне пора. — ЗДР вскочил на ноги. — Черт возьми, все это дело — сплошной бардак. Мне все время нужно быть с президентом, а я могу думать лишь об этой парочке — какое еще они выкинут коленце. Спали в одной постели! Как вам это нравится? Что они думают о себе, эти проходимцы? Что они Бонни и невинная Клайд?[3]
«Номер первый» вылетел из лондонского аэропорта Хитроу по расписанию в 2.02 со взлетной полосы 27 и развернулся на юг, направляясь в Париж.
Когда президент ушел в свой отсек на время этого короткого перелета, ЗДР распечатал конверт, врученный ему в аэропорту. На фотографии, которую он вынул оттуда, был изображен Эдем Нихолсон. ЗДР улыбнулся, заочно поблагодарил Чарли и опустил фотографию в конверт.
Пришло время посадить их на крючок.
Хватит трахаться, мудозвон Бонни и разъебушка Клайд!
Отель «Бельвю»
Кёпкештрассе,
Дрезден
На этот раз не было необходимости регистрироваться в двух разных номерах.
Как только Эдем показал свой паспорт жителя Европейского Сообщества, регистратор в «Бельвю» просто бросил на стол регистрационную карточку и спросил англичанина, каким образом тот собирается оплачивать счет.
— Через «Америкэн экспресс». — Эдем написал в карточке: «Мистер и миссис Нихолсон». Адрес же он дал фальшивый: «Маркет Харборо в Мидленде».
В тот день в три часа пополудни четырехколесный «ауди», не обращая внимания на сгущавшийся туман, мчался от Нордхаузена по направлению к Лейпцигу и Дрездену. Но ведшая туда с запада магистраль 80 продолжалась в лучших традициях восточногерманских дорог, и при снегопаде по ней было трудно ехать без разделительных полос и условных обозначений, которые на территории Европейского Сообщества считаются само собой разумеющимся. Это замедлило их движение. Но, по крайней мере, таковы были условия для всех машин, и Эдем вскоре убедился, что за ним никто не следит. В течение всей ночи, тех семи часов, которые им потребовались, чтобы покрыть расстояние в сто двадцать километров до Лейпцига, они не встретили ни одной машины, пока не попали в движение часа пик у границы города. Они позавтракали, выехали на автобан и следовали по нему до Дрездена. К этому времени прекратился снег, а тот, который выпал, стал быстро таять. Характерно, что Эдем решил остановиться в лучшем отеле Дрездена. Он почувствовал несказанное удовлетворение, проходя по вестибюлю, где толпились бизнесмены, говорившие (по крайней мере, половина из них) по-английски.
Их номер на четвертом этаже выходил окнами на Эльбу. Тем же видом наслаждался Гроб Митцер, когда в последний раз встречался с Фриком в День Нового года.